Rammstein Fan ru Rammstein - последние новости О Rammstein Аудио, видео материалы Фэн-зона Работы фанатов группы Rammstein Магазин Форум
домойкарта сайтадобавить в избранноесделать стартовой
  + концерты
  + статьи из прессы
  + книга записей
  + официальная фэн-зона
  + квизарий
  + фэн-лист
  + "Messer"



В тихой ночи. Лирика. В тихой ночи. Лирика.

Тилль Линдеманн – легенда мира музыки, автор текстов группы Rammstein. Его стихи проведут нас по чувственному миру, сотканному из сексуальности, любовной аддикции и рефлексии.

далее


Интервью и публикации в прессе


Quadratisch. Praktisch. Gut.

Афиша (Санкт-Петербург),
№21 (41), 11 ноября 2004 г.


26 ноября в СКК будут течь огненные реки, быть фейерверки и стрелять огнеметы. Но не потому концерт обещает стать самым коммерчески успешным за год. На успех обречена сама группа Rammstein: квинтэссенция индустриально-металлической поп-музыки - с симфоническими амбициями и загробным огоньком. После того, как московский концерт 2002 был запрещен властями, последнее стадионное выступление Rammstein в России произошло в Петербурге. С Петербурга начинается и возвращение. Перед выходом альбома "Reise, Reise" Григорий Гольденцвайг отправился в Берлин, спел с Rammstein песню Пахмутовой на стихи Ошанина и обнаружил перед собой милых и расслабленных людей.

"Быть дьяволом просто", - сказал когда-то барабанщик Rammstein Кристоф Шнайдер, и с этих слов можно начинать каждый текст о группе. "Быть" - проще, чем "стать"; но когда "стать" получается в нужное время и в нужном месте (то есть: историческая ситуация угнетает, но не очень, в полицейском участке избивают, но не насмерть, женщина уходит, но не сжигает за собой дом), дьявольские обязанности выполнять куда как легко. Спасибо Павичу за формулировку: детям побежденных - будь то Rammstein или любимая ими Рифеншталь - дано то, чего никогда не заполучить детям победителей: руль и ветрило, возможность "стать". Есть отчего сжать кулак, но есть и стена, по которой можно кулаком ударить. А потом - стена исчезает, и занесенный кулак остается висеть в воздухе. Декоративным элементом.
Кулак завораживает. Кулак - что рубль: всем нравится, а если у кого вызовет подозрения, для тех у Rammstein припасена индульгенция от Микиса Теодоракиса. Великий грек, посмотрев концертное видео "Live Aus Berlin", захотел записать с Тилем Линдеманном песню, и помешала проекту только болезнь Теодоракиса. Кто-то хочет еще высказаться от антифашистов? Кулак интернационален: в Новом свете радиостанции отказывались от композиций "You Hate" и "Angel", записанных специально к американскому туру, в эфир вместо них попадали "Du Hast" и "Engel" - то же самое в немецкоязычном варианте. Перевод не нужен, через месяц-другой заезжим тевтонцам, не понимая ни слова, подпевали стадионы. Кулак универсален: в одной только России Rammstein перепел "Штиль" "Арии" и едва не записал дуэт с "Тату". Кулак символичен: Виталий Кличко заказывал Rammstein тему для выхода на ринг, а когда группа прислала ему готовый продукт, решил, что с воинственностью, пожалуй, трошки перебор вышел. Rammstein не расстроился и переделал тему в песню "Sonne". Спасибо украинскому боксеру за вклад в немецкое искусство.
Сжать кулак - дело нехитрое, наблюдать за кулаком в воздухе - особое удовольствие. Из тех, что доставляет красота простых вещей. Самое страшное, на что способен этот кулак, -отловить продюсера MTV (как сделали однажды Rammstein), примотать к стулу скотчем, засунуть ему между ног дымовую шашку и поджечь фитиль - чтобы, шайссе, клипы с эфира впредь не снимал. Простая, красивая и дьявольски приятная работа. А вы думали, это сердце горит?
В гостиничном номере бутылки, бутылки и еще раз бутылки. Мускулистый солист Тиль Линдеманн и щуплый клавишник Флаке держатся молодцом. Раскланиваются с переводчицей из Одессы, похожей на Людмилу Гурченко в "Отпуске за свой счет", предлагают виски, вздыхают: "Sooo..." - и переходят в наступление, едва завидев диктофон.

Флаке (Ф): Передай своим читателям, что мы не хотели бы им пожелать ничего. Ничего - это лучшее, что может случиться с человеком!

Григорий Гольденцвайг (ГГ): Я обнаружил вчера в Берлине на Торштрассе довольно милый клуб "СССР". Не были?

Ф.: Там - нет, но я был на Russen Disco у Владимира Каминера. Он хорошо знает немецкий, только говорит с таким акцентом, что немцу его не понять. Из-за этого все женщины -к его услугам.
Тиль Линдеманн (Т.Л.): Я думаю, что рано или поздно возникнет клуб "ГДР" - на волне ностальгии кто-то должен додуматься его открыть. Я бы, правда, назвал его "Центральным советом".

Г.Г.: Где вы живете в Берлине?

Ф.: Мы все живем в Пренцлауэрберге - и жить там сил никаких нет. Детей - яблоку негде упасть. Ни в Гонконге, ни в Нью-Йорке детей не заметишь, для них есть игровые площадки за двойным забором: обыграешься. А у меня они все носятся под окнами. Сердце радуется, не сказать крепче.
Т.Л.: Зато мы почти каждое утро в полдесятого можем пить кофе и завтракать в одном и том же кафе - мы все живем рядом.
Ф.: Ну да, после того, как я отведу детей в школу и в детский сад и отремонтирую трубу на кухне! И починю машинку для стрижки газона. Я, наверно, ужасный отец, моя дочь вчера стояла перед школой и плакала: всех детей уже забрали, а я прилетел в самый последний момент. И тут я понимаю, что детский сад закрыт - и мой сын, наверно, тоже стоит у забора. А другие родители звонят мне и упрекают.

Г.Г.: Я как раз хотел спросить про чувство вины: как вам кажется, Германия за десять лет поняла, про что на самом деле группа Rammstein?

Ф.: Не знаю. Коллективное чувство вины сожрет эту страну. Я готов быть особенно осторожным, но всему есть свои пределы. Рейхстаг подожгли, чтобы придумать повод для преследования евреев, - якобы это был поджог. В середине 90-х пришел болгарский художник Кристо и обмотал здание алюминиевой фольгой. Целиком. И люди потянулись со всего мира, чтобы увидеть Рейхстаг, который из символа ужаса превратился в произведение искусства. Под алюминиевым покрывалом произошло перерождение - негативный образ остался в прошлом. Мы - всего-то - пытаемся показать ценности общества в нормальном свете. Миру нужен новый Кристо, который на день укрыл бы нее живущие нации одним покрывалом - чтобы вина осталась под ним.

Г.Г.: Название вашего последнего альбома "Reise Reise" ассоциируется с крафтверковским "Wir fahr'n, fahr'n, fahr'n".

Т.Л.: Мы до последнего момента считали это название рабочим, но в конце Концов оно прижилось. И потом, сравнение с "Voyage, Voyage" мне кажется здесь более уместным, чем с "Autobahn".

Ф.: "Путешествие" здесь - фигура философская. Мы летели из Мексики. Было облачно, и мы не заметили, как по краю нашего самолета прошла молния. Я сидел рядом с Тилем. Он сжал меня в охапку и начал утешать: все будет хорошо. Только сжимал он меня при этом так, что я едва не задохнулся.

Г.Г.: Неужели не было страшно?

Ф.: Еще как было. До сих пор страшно. У нас были все шансы упасть - самолет сажали по старинке, на тяге крыла.

Г.Г.: По-вашему, как к песне "Amerika" отнесутся в Штатах?

Ф.: Это наш троянский конь для американцев. Они настолько прекрасны в своем невежестве, что не найдут в ней никакого подтекста, ровным счетом ничего не поймут и будут нас любить еще сильнее, я так считаю. Зато за пределами Америки перевод не потребуется.

Г.Г.: Очень трогательно у вас зазвучал аккордеон...

Ф.: Для Германии аккордеон традиционный инструмент - да и для России, кажется, тоже.
Т.Л.: Аккордеон придумали в самый последний момент. "Reise, Reise" вообще писался в страшной спешке.

Г.Г.: В спешке?

Т.Л.: Был длительный перерыв, когда мы мало общались друг с другом, потом мы долго делали наброски в домашней студии, но писались мы в Испании - очень напряженно. Черт, там совсем нет лесов. Я был страшно разочарован. Я не могу работать вне леса - только оттуда приходит вдохновение.

Ф.: По-моему, хорошо, что у нас не было времени на то, чтобы задуматься. Когда человек задумывается - тут-то и начинаются неприятности. Думай меньше - делай больше, вот что я скажу.

Г.Г.: Одна моя юная приятельница мечтает увидеть Тиля за ударной установкой. Реально?

Т.Л.: Я был отвратительным барабанщиком. Если бы я продолжал дальше этим заниматься, пришлось бы мучиться. С микрофоном от меня больше проку.
Ф.: Тилю понадобились бы одноразовые установки - я помню, как это выглядело. Он долбил со всей дури, норовя выбить дух из этих барабанов, насиловал их, как мартовский кот.
Т.Л.: Ну не так все плохо, конечно: играл я быстро - bystro-bystro! Skoro!
Ф.: Ну да, только звучало это, прости, гаже не придумаешь. Как соревнование молотобойцев на скорость. Тиль мог бы в блюзе брать восьмые! Когда Тиль играл на концерте в первый раз, он запихнул в большой барабан куриц, накрыл их одеялом и принялся топать по педалям. В начале концерта он сиял одеяло, и обдолбанные курицы, шатаясь, вышли на сцену. Они, кстати, были ничего себе, а вот Тиль ужасен.
Т.Л.: Потом на нас нападало объединение защиты животных, а я им объяснял, что это не животные. Обычные бройлеры - я украл их на птицефабрике. Людей они не боялись, инстинкт самосохранения у них пропал сто миллионов лет назад, их можно было подбирать, как камни. Что мы и сделали. А еще мы неплохо наловчились воровать норок и нутрий с меховой фермы. Какие у нутрий маленькие косточки, м-м-м! Если жареные, так обгладывать их потом - одно удовольствие.

Г.Г.: Жареные нутрии?

Т.Л.: У нас просто денег не было. Мы как-то на машине сбили косулю. Но поскольку холодильника ни у кого не было, одну половину туши мы приколотили на дверь, а другую бросили на пол и мало-помалу отрезали от нее куски па поджарку.
Ф.: А помнишь, как мы воровали уток в деревне? Мы знали, что их кормят кукурузной мукой, поэтому утиные желудки готовили с кукурузой, очень неплохо получалось.
Т.Л.: Eto pravda! Pravda! Когда Rammstem начинался, мы жили, как в доисторическом времени. Рядом с нашим домом проходила железнодорожная ветка. На рассвете мы выходили, чтобы собрать трупы животных, оставшиеся от ночного поезда: поезд всегда давит двух-трех зверей, надо только уметь их найти. Ими и питались. Ну не ими только, конечно. Еще рыбу неводом ловили. Это страшно помогало сосредоточиться, думать только о музыке, а не о том, где взять деньги на ужин.

Г.Г.: Вы о такой жизни в детстве мечтали?

Т.Л.: Типа того. Я думал, что буду рыбаком, мечтал об открытом море.
Ф.: Я хотел быть хирургом, но очень не хотел идти в армию, потому что боялся выпасть из танкового люка - отчетливо помню этот детский страх. А тот, кто не служил в армии, не имел права на высшее образование. Поэтому пришлось стать музыкантом.

Г.Г.: Когда вы в последний раз дрались?

Т.Л.: Вчера вечером.
Ф.: Я по-настоящему за тебя боялся!
Т.Л.: Мы вчера пришли на вечеринку MTV и столкнулись с артистом из телешоу Star Search - он вел себя невероятно нагло. Прийти с профессиональными телохранителями, которые отталкивают других артистов!
Ф.: Тиль вмешался, его подвинули - он сильный парень, но не профессионал. Я кричал: не трогайте его, бейте меня!
Т.Л.: Мне кажется, все эти Star Search, Idols - телешоу с поп-звездами быстрого приготовления, для музыки - глобальная катастрофа. Я могу примириться даже с Майклом Джексоном - человек сделал себя сам. Но фабричная продукция выживает самостоятельных молодых артистов на годы вперед. Scheisse - как это по-русски?

Переводчица: Дерьмо.

Т.Л.: Нет! Govno!

Г.Г.: Вы скучаете по чему-либо из гэдээровской жизни?

Ф.: Мы написали об этом песню "Mein Herz schlaegt es links". Я убежденный коммунист, и я никогда не хотел быть гражданином ФРГ. Я не хочу жить в империалистической системе, которая унижает человека, разрушает экологию, где ничего не делается для образования, где есть медицина для бедных и медицина для богатых. Я хочу и буду против этого бороться. (Тиль хохочет.). Были у нас глупости, вроде "Штази" - но "Штази" изжила сама себя. Им нужно было делать план. Я читал донос о вечеринке, которую устраивал у себя дома. Им надоело за нами наблюдать и хотелось спать, поэтому они не написали как есть: напились, песни орали. Нет, в отчете сообщалось, что пять человек тихо сидели, музицировали и пили мятный чай.

Г.Г.: Что-то все это не похоже на ваши рассказы о том, как вы переписывали The Rolling Stones и Deep Purple с радио...

Ф.: Почему не согласуется? Самое ужасное случилось, когда я поднаторел в английском и начал понимать, о чем поют мои любимые The Rolling Stones. Мне захотелось самому в себя плюнуть. Они несли пубертатную чепуху, какие-то глупые сексуальные фантазии. Я-то думал, что они поют о том, как изменить мир! Мне слышалось "Under my tomb" - а они пели "Under my thumb"! Какая-то девица корчится у него под большим пальцем, и эту ерунду я обожествлял? Это то же самое, что с новой немецкой волной. Да, она нас взрастила. Но когда волна ушла в примитивизм: трыц-тыц-тыц, раз-два-люблю-тебя, - мы потеряли к ней интерес.
Т.Л.: А мне не хватает времен, когда мы прятали в сумку новый диск - запрещенный, конечно, - кутали бережно, чтобы на него пылинка не упала, и везли к другу на трамвае, чтобы переписать снова. Тогда мы собирались по шесть-семь человек - и все время, пока пластинка играла, никто не произносил ни слова. Открытый проигрыватель в этот момент был нашим алтарем - свечек не хватало!

Г.Г.: Нина Хаген перепела вашу песню "Seemann" - какую ее песню записали бы вы?

Т.Л.: Была такая старая вещица у нее - "Du hast den Farbfilm vergessen".
Ф.: А моя любимая - про парня, который умер на автобане между Эрфуртом и Йеной. У меня как раз есть друг, который живет между Эрфуртом и Иеной. Дело в том, что после объединения Германии "осси" бросились покупать подержанные BMW - и гоняли на них как на новых. Машины рассыпались на ходу, несчастных случаев было - море.

Г.Г.: В Москве и Петербурге самодеятельные таксисты с Кавказа гоняют на копейках - эффект тот же примерно.

Ф.: Я страшно боюсь вашего дорожного движения. Не хотел бы быть в Москве пешеходом. Машины летят, как в луна-парке. У меня до сих пор перед глазами бабушка, которая прыгает с сумками но шестиполосной трассе: то ли на ту сторону попадет, то ли на тот свет. Как вы там живете?!
Т.Л.: Да ну, мы все просто обожаем Москву. Мне только одна мысль покоя не дает. Когда мы встречаемся в Москве с девушками - не поймите превратно - мы вспоминаем советские пионерские песни и немедленно находим контакт. А вдруг через несколько лет все изменится и они не смогут нам подпеть? Вот смотрите: I sneg, i veter... - как же дальше?
Ф.: ...I zvezd nochnoi polet!
Т.Л.: Menia moe serdze... э-э-э...

Тиль, Флаке, переводчица, Гольденцвайг V TREVOZHNUJU DAL'ZOVET!!!