Рассказы фанатов

"Чайная церемония"

Дата: 10.10.2003 Автор: Laravi

Посвящается НеоНу. Потому что он нас не бросил.

Автор выражает благодарность: сенсею Владимиру Геннадьевичу Перкису за консультации по русской и японской чайной церемонии; Наталье Васильевне Тиманюк (это моя тётя, коя героически откармливала меня персиками и отпаивала красным вином, когда у меня пропало вдохновение); а так же бибрям РГБ, кои пили со мной на Арбате, а потом конвоировали до метро (я подвернула ногу, а вы что подумали?).

1 Читай сценарий на клип моего сочинения…

2 Кошмар %) что-то я последнее время просто завален писаниной %)) карма :)

1 Намёк - больше не слать всякоё???

2 Так я тебе и скажу :) мучайся дальше.

1 Не буду я мучиться - читай стёб на эту вещугу. :) И скажи, что ты об этом думаешь!

2 :) Я думаю, что было бы, если бы ты была фанатом, скажем, Мансона... он бодрячок, клипы у него такие же... Из-под твоего виртуального пера выползали бы такие милые черви...

1 Это хирагана…;)

2 "хир" чего?

1 Хирагана - это японское слоговое женское письмо, такие странные закорючки, похожее на червяков, начитавшихся "Кама Сутры".

Из частного письма

Предыстория

Тилль проснулся утром с дурной головой. Не открывая глаз, он зашарил вокруг себя руками. Мммф… Бутылки. Мммного бутылок. Пустых. Хм… Бумага. Ого, какая пачка толстая! Повинуясь писательскому инстинкту, Тилль машинально подгреб бумагу поближе, дабы на досуге настрочить на оной пару стишонков. С трудом открыв один глаз, Тилль с неприязнью отметил, что над бумагой уже кто-то поиздевался. К тому времени открылся второй глаз, и Тилль принялся читать написанное. Вот это да! - восхитился он. Интересно, кто автор этих, гм, хм-хм, мыслей? Перелистав несколько страниц, Тилль заметил, что это тетрадь и авторства нигде не стоит. А вот это бы, он выразил иначе… Гм! Тилль не отрывая глаз от текста, снова со звоном зашарил в окружающем пространстве, то бишь, в пустых бутылках, и, наконец, обнаружил искомое (карандаш) у себя за ухом. Начав писать, Тилль обратил внимание на похожесть подчерка. Проведя несложную графическую экспертизу и, сделав абсолютно правильный вывод, что автор ни кто иной, как он сам, Тилль продолжил ознакомление с собственным, как оказалось, творчеством. Временами он поднимал глаза и, недоверчиво цокая языком, пересчитывал пустые бутылки. Покончив с обоими этими занятиями, Тилль почесал татуировку, зевнул и уставился в потолок. То, что он увидел на потолке, заставило сперва не веряще потереть линзы, потом залезть на стол и проверить на ощупь… и на вкус. Нет, такое он вчера не ел. И Пауля вчера здесь, вроде бы, не было. Или было? Постойте-ка, а кто такой Пауль? Тилль в мучительных раздумьях застыл посреди стола.
Не в силах вынести сей новой муки, Тилль поплёлся за утешением к холодильнику, в кухню, где ответ неожиданно обнаружился в виде фотографии, пришлёпнутой к оному агрегату. С фотографии жизнерадостно улыбались пять подозрительных и смутно знакомых физиономий и одна не знакомая, но не менее подозрительная, которая хмурилась. В последней, после долгого разглядывания, Тилль вынужден был признать себя. Справившись с кризисом самоидентификации, он плюхнулся на пол и уставился на фотографию, пытаясь понять, кто остальные малосимпатичные особи и, самое главное, что они делают на его холодильнике. Для идентификации пяти оставшихся Тилль применил следующую медитативную технику: закрывал руками всё, кроме одной (1) идентифицируемой морды лица и прислушивался к собственным эмоциям, возникавшим при продолжительном глядении на оную. Эмоции не сказали ничего хорошего. Первое же лицо вызывало первобытный ужас: "Отстань Шолле! Не буду я петь на людях!". Ужас, как это всегда с ним бывало, переродился в гнев. Разглядывание остальных физиономий, лишь усугубило этот процесс. Последней каплей стало скуластое личико Пауля, которому Тилль сходу припомнил все его несдержанные реплики и неумные розыгрыши. Мысленно растерзав товарищей на части, Тилль взревел, как бешеный бык и скомкал фотку в огромных ручищах.
Рёв Тилля разбудил Нелли, которая вышла из своей комнаты в жёлтой пижамке и, протирая сонные глазки, спросила:
- Папа, что с тобой?
- Ничего, дитятко, - Тилль мгновенно спрятал измятую фотку за спиной и изобразил благонравную сцену "а-ля папочка вышел утром на кухню, дабы откушать кофею". Это у него здорово получилось - сказывались годы тренировки. - Я тебя разбудил, солнышко? Ну, извини. Это я работаю над новым сценическим образом, чтобы заработать денежку и купить тебе новую куклу.
Кто бы сейчас видел фронтмена Rammstein, ни за что бы, не поверил, что это один и тот же человек.
- Ну-ну, - Нелли недоверчиво сморщила носик (детей не так то легко провести).
Нелли повернулась и пошла к двери. Взявшись за дверную ручку, она обернулась.
- Только чтоб это была нормальная кукла, а не маразматическая Барби! - рявкнула она на последок.
Тилль был ужасный подкаблучник, но ни одна из его женщин понять это была не в состоянии, введённые в заблуждение его мужественным видом и эффектным рыком, они считали его жутким тираном. Они ошибались - Тилль не был тираном, - он был сумасбродом. Однако, Нелли, со свойственным детям дотошным психологизмом, давно раскусила твёрдую тилльскую оболочку и беззастенчиво пользовалась его мягкостью, доходящей порой до полной бесхребетности, и помыкала папенькой, как хотела. Тилля это, впрочем, только радовало. "Растёт дочка!" - умилялся Тилль, не понимая, что дарит миру маленького авторитарного монстра. Так что, в недалёком будущем грядёт пришествие нового узурпатора, перед которым сам Наполеон - серая мышка. Ладно, не будем о грустном.
Тилль снова посмотрел на мятую фотографию у себя в руках - внезапно ему стало как-то неловко. Он разгладил, сколько мог, измятую фотку - в его голове зашевелились совершенно другие мысли. Он вспомнил, сколько раз одногруппники прикрывали своего фронтмена, давали интервью вместо него, а Пауль всегда брал на себя общение с журналистами, давая время Тиллю сбежать.
На Тилля нахлынула волна слезливого раскаяния. Не в силах сдерживаться, он захлюпал носом, укоряя себя за чёрствость. Похлюпав так секунд пять от силы, Тилль занялся более интересными вещами - принялся измышлять, чем бы ему облагодетельствовать друзей. Его взгляд, шарящий по сторонам, всё время останавливался на любимом "Словаре Охотника". Тилль мечтательно вздохнул. Однако взял с полки совсем другую книгу.
Книга эта имела весьма потрёпанный вид: обложка явно существовала когда-то в далёком прошлом, может она и сейчас существует (это науке (раммштайнологии) не известно), только уже отдельно от своего содержимого. Короче, то, что осталось, было завёрнуто в кусок допотопных обоев, ощетинилось закладочками, украсилось разноцветными разводами разнообразного и прямо сказать, подозрительного, происхождения, была вдоль и поперёк исписана заметками и исчеркана галочками.
- Ага!.. - обрадовано ухмыльнулся Тилль. - Пчхи!.. - книга была вся в пыли. - Кха!..

1. Встреча гостей и их подготовка

- Чего-чего? - переспросил Флаке, вытаскивая голову из коробки, куда он упаковывал свой старый синтезатор. Как всем известно, герр Лоренц не терпел ничего нового, но к синтезаторам это не относилось - упаковываемый синтезатор значился у Флаке под номером 17.
- Чайная церемония? - влез Пауль. - А помните, мы в Японии были, и Шнайдеру очень хотелось побывать на чайной церемонии.
Шнайдер ничего такого не помнил, и открыл, было, рот дабы внести ясность в этот вопрос. Но случайно встретился взглядом с Тиллем и … передумал. Может, и правда, сказал такое - чего по пьяни не сболтнёшь.
- Япония, - мечтательно потянул Пауль, - там такие девочки…
- Гейши, - подхватил Оливер и томно закатил глаза.
- Ну, всё! Началось… - Флаке тоже закатил глаза, но совсем по другой причине.
Оливер сделал вид, что не видит Флаке в упор.
- Но за чем нам проводить какую-то церемонию? - снова встрял Пауль. - Давайте просто напьёмся.
- А мы церемонно напьёмся, - хмыкнул Оливер.
- Да ну… - зевнул ударник.
- Какая разница, как напиваться! Похмелье утром такое же, - продолжал умничать герр Ландерс.
- Да, это потому что у вас нет культуры пития, - сказал Флаке, и горделиво взглянул на друзей, неоднозначно намекая, что у кого-то такая культура имеется.
- Ага, культурный выискался! А кто вчера обнимался с белым фаянсовым другом?
- Я был нездоров!
- Ну, после такого количества спиртного - конечно… Или ты в целях профилактики так наклюкался?
- Что!? А ты!.. А у тебя!..
Молчавший до сих пор Тилль, наконец, не выдержал.
- Хватит ругаться! - рявкнул он.
Все так и подпрыгнули от неожиданности (давно с вокалистом своим не общались).
Тилль встал в позу всеобщего благодетеля: кулаки в боки, ноги слегка расставлены и повёрнуты носками внутрь, нижняя челюсть выставлена вперёд, взгляд исподлобья устремлён на поражённых ужасом товарищей, которые сбились в кучку, как овцы в загоне.
- Мы БУДЕМ делать чайную церемонию! - продолжал он зловеще вибрирующим голосом, от которого затряслись стёкла, а рыбки в аквариуме немедленно всплыли кверху брюхом (на самом деле, они симулировали - это были хитрые рыбки).
Раммики тоже затряслись мелкой дрожью. А что им ещё оставалось делать? Всплыть кверху брюхом они не могли. Не получалось. Они уже пробовали.
- Иначе… - Тилль сделал эффектную паузу.
Раммы замерли, похолодели и, зажмурив глаза, мысленно присоединились к вышеупомянутым рыбкам.
- … мне будет скууучно, - заключил Тилль таким противным приторно-сладким голоском, от которого у его товарищей начинали непроизвольно дёргаться веки, пальцы и уши.
- Ладно. Пойду, позвоню Рихарду в Нью-Йорк, - вокалист вышел, хлопнув дверью.
От дверного хлопка стёкла подпрыгнули и перестали дрожать, рыбки приняли первоначальное положение, а Раммштайновцы, оставшиеся в комнате, отлепились друг от друга и переглянулись.
- Вы слышали - ему будет скучно, - прошептал Пауль.
Остальные закивали и выпучили друг на друга глаза. Все отлично понимали, что когда Тиллю скучно, можно ожидать чего угодно. По сравнению с этим - Везувий, просто взорвавшаяся банка сгущёнки. Всем немедленно захотелось залезть на высокое дерево/спрятаться в глубокий колодец/забиться в норку/вообще оказаться где-нибудь, где ужасный Линдеманн их не найдёт. На последнее надежды было мало - как-то же он их всё-таки нашёл! Хотя они и старались спрятаться подальше.

Рихард, напротив, воспринял новость благодушно - видать соскучился в своей нью-йоркской глуши по развесёлым раммштайновским вечеринкам.
- Чайная церемония? - воодушевлёно проорал он в трубку. - Обязательно прилечу!
- Прилетай, - если бы Рих увидел линдеманнову улыбку, он бы не был столь ретив, - Птичка… - добавил Тилль и плотоядно облизнулся.
- Я привезу свой любимый фарфоровый сервиз!..
Линдеманн скривился, но решил не возражать. Пока он не приехал… Чтоб не спугнуть.
- Тогда, до встречи.

Положив трубку, Линдеманн, отправился обратно в комнату, где ждали своей судьбы запуганные соратники. Удовлетворённо обозрев кучку дрожащих Раммов, всеобщий благодетель развернул список требуемых для чайной церемонии вещей. Список упал и, прокатившись через всю комнату, развернулся (Тилль решил не мелочиться и написал его тушью на рулоне бумажных полотенец). Раммики проследили взглядами за разматывающимся рулоном. Тилль грациозно откашлялся - Раммы обратили загипнотизированные взоры на него - и принялся зачитывать манифест, то есть, список предметов для чайной церемонии, перемежая его стихотворными вставками собственного сочинения, и внимательно наблюдая одним глазом за реакцией согруппников. Реакция была следующей: список необходимых вещей не запомнился никому из присутствующих, по причине несовместимости друг с другом (мало кто из современных людей может запомнить, что надо к чайной церемонии). А если бы и запомнили, то с линдеманновой лирикой он никак не вязался. Если вникать и туда, и сюда - мозги перегревались. Как бы то ни было - Тиллю доставило искреннее удовольствие лицезреть перекошенные физиономии товарищей. Удовлетворив, таким образом, свои поэтические амбиции, Линдеманн оторвал кусок бумажных полотенец и передал его Флаке. Тот, взяв предложенную бумагу и, поправив очки, погрузился в изучение оного документа. Раздав по куску полотенец оставшимся товарищам, и сообщив время и место сбора, Тилль отпустил их на все четыре стороны. Раммики жутко обрадовались, почуяв свободу, и немедленно рванули к выходу. В комнате остался только Флаке, внимательно изучавший данную ему часть списка. Покончив с этим, он поднял глаза на Тилля.
- Шнапс? - удивлённо подняв брови, спросил он.
Тилль лишь усмехнулся и пожал плечами.
- То-то я думаю, что-то тут не так, - понимающе улыбнулся Флаке. - Чайная, значит…
- Только никому, - спохватился Тилль. - А то обрадуются раньше времени.

Товарищи их и так радовались - что обрели свободу. Правда, относительную и не надолго.
- Уф!.. - Оливер вытер пот со лба зажатым в руке куском бумажного полотенца.
Кристоф последовал его примеру: обтёр списком себе лицо и шею.
- Наконец-то вырвались! - Пауль аккуратно сложив свой список, спрятал его в карман и поднял глаза на товарищей. - О-ха-ха! Посмотрите на себя!.. - веселился Пауль.
Олли и Шнайдер повернулись друг к другу: на оливеровском лбу красовалась чёрная полоса от туши, а Шнайдер вообще был вымазан по самые уши. Оливер, тихо выругавшись, принялся стирать тушь со лба. Шнайдер опустил глаза на загубленный, до полной нечитабельности, список у себя в руке, потом перевёл взгляд на верещавшего от смеха Пауля. Его душа тут же возжаждала справедливости.

Тилль повернулся к Флаке.
- Надеюсь, эти олухи не потеряют списки…

Оливер, убрал свой повреждённый список, и теперь с удовольствием наблюдал, как Шнайдер с азартом натирает обессилевшего от смеха Пауля остатками своего списка, размазывая тушь по его лицу.
- А, знаешь, Шнайдер, - ехидно улыбнулся Олли. - Ведь список восстановлению не подлежит. Хотя можно, конечно, вернуться и попросить у Тилля новый.
Шнайдер прекратил своё увлекательное занятие и повернулся к Оливеру.
- Что?! - взревел он. - Между прочем, всё из-за тебя!
Оливер изобразил на лице выжидающую гримасу.
Пауль, выплюнув кусок полотенца, встал между готовыми к драке товарищами.
- Так, спокойно Шнайдер, - сказал он уперев обе свои руки в область диафрагмы барабанщика, а обе ноги в такую же область басиста. - Да, список утерян для общества, но это не повод для драки. А Тиллю скажем, что произошел несчастный случай.
Шнайдер и Олли посмотрели на Пауля, друг на друга, потом одновременно сделали шаг назад.

Рихард у себя дома в Америке, лихорадочно вытряхивал вещи из шкафа и набивал ими чемодан.
- Карен! - заорал он. - Ты не видела … - тут Рихард вынырнул из-под кровати. - Мою любимую рубашку?
Миссис Рихард Круспе-Бернштайн вплыла в комнату, неся на вытянутых руках аккуратно расположенную на "плечиках" рубашку. Рих оборотился к ней.
- Милая, - умилился он. - Что бы я без тебя делал!..
Далее следуют сладкие поцелуи и невразумительное воркование типа "уси-пуси", которые явно не для слабонервных, и мы их скромно опустим.

Тилль снял для чайной церемонии дом в пригороде Берлина. Флаке, приехавший первым, еле нашёл огромный, серый и обшарпанный дом, в котором должно было, проводится мероприятие, задуманное вокалистом. Пока Флаке, сверяясь с бумажкой, обходил вокруг дома, ища вход, подъехал Рихард на пантовом "Renault". Выскочив из автомобиля и озарив унылый окрестный пейзаж ослепительной американизированной улыбкой, Рих соизволил открыть глаза, и увидел, что слепить-то особо некого. А посему, убрав улыбку подальше, гитарист полез в багажник. Достав оттуда большой ящик, он в раскоряку (ящик был жутко неудобный, да и тяжёлый), добрался до крыльца и, помыкавшись (руки-то заняты), постучал в дверь ботинком. За дверью раздались шаги (Рихард приготовился), послышались звуки, обычно сопровождаемые открывание замка Тиллем (выражения не для печати) и дверь, наконец, распахнулась. Рих только этого и ждал и тут же слепанул коллегу внезапной улыбкой. Тилль от неожиданности заморгал и попятился. Рихард остался очень доволен произведённым эффектом, а Тилль про себя решил, что не худо бы носить солнцезащитные очки, всегда.
- Вот, привёз чайный сервиз, - проговорил гитарист, вручая Линдеманну ящик. - Это конечно не мой любимый…
- Рад это слышать, - подчёркнуто вежливо заметил Тилль.
- Но тоже не плохой, - не замечая подвоха, увлечённо продолжал Рих. - Когда мы с Карен были в Париже…
Тилль, принимающий у Рихарда "посылку", изобразил предельное внимание и кивал с умным видом, потом сделал вид, что не удержал ящик. Раздался Большой БЗДЯМ.
Ориентируясь на горестные вопли, Флаке, наконец-то, обнаружил вход и застал такую картину: Рих, поднявшись на цыпочки, чтобы быть выше, распекал Тилля за неуклюжесть. А тот, съёжившись, дабы казаться меньше, стоял, потупившись, с виноватым видом и безропотно сносил верещание гитариста, скорчив кающуюся физиономию, чтобы Рихард не догадался, что сервиз Тилль разбил вовсе не случайно.

Отведывание гостями тёплой воды

- Это что, уже чай? - полюбопытствовал Флаке, заглядывая в мутные глубины грязной кастрюли. - А где, собственно, э-э, заварка?
Тилль лукаво посмотрел на него.
- Пей, - сказал он.
- Зачем? - Флаке увидел выражение линдеманного лица и поспешно добавил. - Я просто спросил.
Пока Флаке вылавливал из кастрюли гипотетических мух, Рихард дулся в углу веранды. Линдеманн покосился на него, вздохнул и, порывшись в ящике с бывшим сервизом, отыскал уцелевшую чудом чашку (э-э, правда, без ручки). Кою Тилль, дурашливо опустившись на одно колено, преподнёс забившемуся в уголок гитаристу. Рихарда это рассмешило, он принял дар и перестал дуться.

Прибыв на место назначения басист и ударник, вытряхнув багаж из машины, двинули к дому. Навстречу им вылетел Рихард и полез обниматься, что не встретило со стороны коллег должного отклика. Рих надулся опять и принялся ждать Пауля, который запаздывал.
Флаке, увидев Шнайдера и Оливера, для начала вежливо их поприветствовал, затем, отвернувшись, сложил свежевыловленных мух обратно в кастрюлю и радушно протянул оную ударнику. Тот машинально принял, и хотел, было, сделать глоток. Как тут Тилль, проверяющий наличие необходимых материалов привезённых новоприбывшими, совершенно некстати отвлёк его, спросив где остальное. Олли перенял у затрепетавшего Шнайдера кастрюлю, пока он не всё (не всех мух) расплескал. Барабанщик, переглянувшись с басистом, заикаясь, поведал душещипательную историю утраты списка (он сказал правду). Оливер деловито устранил мух (к флакиной досаде). Шнайдер ежился под неприязненными (как ему казалось) взглядами товарищей. На самом деле Олли на него не смотрел, занятый кастрюлей; Флаке дулся, потому что Шнайдер не отведал мушиный коктейль (вы себе не представляете какое это трудоёмкое занятие - ловля этих летающих тварей); Рихард дулся, потому что характер у него такой; а Тилль и вовсе не собирался ничего такого делать (в смысле обижаться), он предвидел нечто подобное и теперь дивился собственной проницательности.
В это время на улице завизжали тормоза. Рихард радостно вылетел из дома. Обратно он вернулся не скоро… Дело в том, что он выскочил встречать только что прибывшего Пауля и, заключив несопротивляющегося коллегу в дружеские объятия, вознамерился запечатлеть на нём свой поцелуй. И тут Пауль на него неосторожно дыхнул. Концентрированные алкогольные пары свалили с ног закаленного (как он сам, и не без оснований, считал) лидер-гитариста. Пауль, преступив через поверженного Рихарда, выгрузил из машины багаж и, умудрившись без потерь миновать усеянный препятствиями отрезок пути до крыльца (ну, всякие там дохлые гитаристы, понатыканные всюду деревья, потенциальные (без воды) садовые пруды и прочие канавы и ямки), вломился в дом.
- Можно? - осведомился Пауль почему-то у кастрюли.
Его товарищей очень удивила не свойственная данному субъекту вежливая, даже вкрадчивая интонация, а тем более, сама постановка вопроса. Все пристально уставились на Пауля, пытаясь выяснить причину столь странного поведения. Догадливый Шнайдер принюхался.
- Да он пьян! - возмутился Шнайдер, почуяв исходящие от гитариста винные пары.
- Ему значит, можно, - поддержал его Оливер, исходя слюнями от зависти, - а нам не разрешил!
Все разом возмущённо загомонили. Шнайдера возмущала очередная несправедливость; Оливер завидовал; Флаке досадовал, что Пауль не попробует выкинутых басистом мух (сколько ценного протеина пропало!). К хору недовольных присоединился вползший в дом Рихард. Пауль блаженно хлюпал водичку в недрах кастрюли. А Тилль… Тилль молчал.

Вход, омовение и полоскание рта

Так же молча, он проследовал к дальнему углу веранды и повернул вентиль. Из садового шланга, до того искусно замаскированного под садовый инвентарь, Тилль деловито принялся "омывать" друзей. Себя он тоже не забыл.
Булькая и захлёбываясь, Раммики, со смехом, разбегались кто куда. Стратегически удачно выбранная Тиллем поливательная позиция не оставляла им возможности спрятаться. Разве что, за Пауля, у которого неотвратимо наступало немедленное насильственное протрезвление. Чем Пауль, лично, был очень недоволен. Остальные же, были готовы ещё раз вытерпеть "омовение", лишь бы снова наблюдать метаморфозу превращения Пауля-блаженно-пьяного в Пауля-сумрачно-трезвого.
Все перебрались на сухую часть веранды. Сохнуть. Тилль кинул им полотенце. И велел медитировать.

Медитация

Медитировать было ужасно скучно. Пауль рассеянно потянулся за сигаретами.
- Ты что! - остановил его закодированный Шнайдер. - Нельзя курить во время медитации. Тилль, скажи.
Тилль покопался в своей книжке.
- Нельзя, - согласился он.
Довольный Шнайдер показал Паулю язык. Пауль поморщился, однако сигареты доставать не стал - всё равно, они размокли.
Тилль порылся в своём багаже и выудил странного вида предмет, коий более всего походил на "трубку мира" американских индейцев, на которой стояло клеймо "Made in China".
Раммики уставились на предмет, не совсем понимая его назначение.
- Курить во время медитации нельзя, - повторил Тилль, наблюдая, как его товарищи смотрят предмет руками и, даже, пробуют на зуб. - А вот медитировать, во время курения, никто нам запретить не может, - ухмыльнувшись, добавил он.
Эти слова были встречены обрадованными воплями заядлых курильщиков и возмущёнными некурящих и закодированных. Тилль был неумолим и неупросим, и последним, хоть их и не заставляли курить, всё таки пришлось взять на себя роль пассивных курильщиков. Хотя… вскоре они перестали возмущаться, так как запах "табачка" был травяной и весьма приятный. А, затем, и вовсе, разомлели, и даже попросили затянуться пару раз.
Дальше - больше. Тилль, отбросив "трубку мира", затянул нечто, похожее на сэмпл из "бюк дихща". По крайней мере, Рихард подумал именно так.
- Waaa…
- Waaa! - подхватили блаженно разомлевшие соратники.
Флаке, думая, что Тилль сейчас будет исполнять свой коронный номер, оперативно заполз под столик-тцукуэ.
- Wa-wa… - Тилль, похоже, икал.
- Wa-wa, - остальные явно пели какую-то песню, только каждый свою.
- Walenki, die Walenki, - справился наконец с икотой Тилль. - Eh, nepodschiti, starenki!
- Waaalenki… - Пауль попытался скосить глаза на собственный рот, выводящий непонятные слова.
- Walenkiii… - Рихард был удивлён не меньше. - Пауль, что мы поём?
- Eh! Не знаю, - умудрился не сбиться Пауль.
- Walenki, ух! - отрывался Шнайдер, колотя палочками для еды по разнообразным посудинам.
Оливер хохотал до колик, наблюдая, как столик трясётся и подпрыгивает под оригинальную композицию, исполняемую воодушевлённым вокалистом, изумлявшимися сами себе гитаристами и колбасящимся барабанщиком.

2. Запуск гостей в чайный дом

Тилль, перестав голосить, вспомнил, что пора бы приступать к следующей части мурлюзонского балета, то бишь, чайной церемонии. Нечленораздельные завывания гитаристов были прерваны резким хлопком Тилля по трясущемуся столику. Клавишник высунул голову из своего убежища, и встретил взгляд изумлённого вокалиста, который, начитавшись японских сказок и легенд, принял Флаке за легендарную черепаху.
Пока Тилль убеждал себя, что существо, выползшее из под столика - его старый друг Флаке. Остальные очнулись от медитации и потянули загребущие ручонки к "трубке мира", с целью ознакомления с курительным составом оной.
Тилль успел выхватить у них трубку и, открыв дверь вглубь дома, кинул трубку туда. Раммики бросились за трубкой, как собаки за костью. Тилль выдернул за шкирку из общего потока Пауля и захлопнул дверь за остальными. Не подумайте плохого - Пауль ему был нужен для подготовки следующего пункта чайной церемонии.

Трапеза кай-сэки

Раммики уже удовлетворили своё ненасытное любопытство, распотрошив многострадальную трубку. И теперь, не досчитавшись в своих рядах главного оптимиста группы, ждали самого худшего.
Они не напрасно страшились: в списке, данном Паулю Тиллем, был перечень продуктов для трапезы кай-сэки (что значит - всего помалу), и Пауль закупил всё в точности. Там даже был тульский пряник (его Пауль достал по знакомству), коий не столько еда, сколько символ, который лежит в серванте, покрытый слоем пыли (последняя считается необходимой составляющей). Да, закуска была разнообразная… весьма. И большей частью несовместимая (а ещё малоаппетитная и практически несъедобная). Четверо сидели перед накрытым столом с видом людоедов попавших на вегетарианскую вечеринку (только здесь всё было более-менее наоборот). Двое активно наворачивали съестное.
- Я не понимаю, - высказался, наконец, Шнайдер. - Ты что, специально именно Паулю поручил закупать продукты?
- Да, - невозмутимо дожёвывая ананас с утиным паштетом, ответствовал Тилль. - Потому что Пауль из вас всех самый обязательный и надёжный. А я не хочу оставаться голодным из-за того, что кто-то не может исполнить простейшую просьбу.
Шнайдер прикусил язык. Пауль самодовольно улыбался, не переставая жевать.
- Но почему подбор продуктов столь… э-э… - Флаке замялся, пытаясь подыскать более мягкое выражение. - Эксцентричен?
Тилль что-то промычал с набитым ртом, размахивая раритетным изданием.
- Он говорит, - перевёл Олли. - Что так написано в этой книжке.
- А что это за книжка? - подозрительно осведомился Рихард.
Тилль прогундосил что-то нравоучительное.
- Он говорит, это книга про чайную церемонию, - разъяснил Оливер.
Все, включая Тилля, уставились на басиста.
- А ты откуда знаешь? - выразил общее мнение Шнайдер.
Олли пожал плечами.
- Но это же очевидно.
Все ещё раз смерили басиста подозрительными взглядами и вернулись к трапезе. Верее, вернулись к разглядыванию оной, пока двое ели не переставая.
Шнайдер уныло размышлял над превратностями жизни, вынудившей его отказаться от военной карьеры в пользу музыкальной. Тоскливо вздыхая, вспоминал он армейскую незамысловатую, но сытную трапезу. Рихард тоже вздыхал - перед его мысленным взором проплывали вкусные домашние блюда. Флаке любознательно тыкал палочками для еды в нечто зеленовато-бурое, снабжённое присосками, щупальцами и комплектом глаз явно большим, нежели это необходимо нормальному суповому набору. Щупальчатое, в ответ на невежливое тыканье палочками, оскорблено плюнуло в обидчика, забрызгав клавишнику очки. Пока потрясённый таким вероломством Флаке протирал очки, Оливер медитировал на баночку устриц в сметане. Попробовать которые не отважился даже всеядный Пауль. Но Тилль сказал: "Пусть стоят". Возразить ему никто не решился. Устрицы испортятся и их выбросят, так что смерть их окажется напрасной - такие депрессивные мысли появились в оливеровской голове. Его губы затряслись, из глаз брызнули слёзы и, неожиданно для всех, он разрыдался. От неожиданности Флаке уронил очки в миску с какой-то подозрительной красной субстанцией. Пауль подавился поглощаемым им селёдочным форшмаком. А остальные потрясённо уставились на своего басиста - они все считали его опасным человеком, но они не думали, что он может быть опасен до такой степени. Только Тилль остался невозмутимо спокоен.
- Что, устрицы, да? - сочувственно проговорил он (и как только догадался).
- Дааа… - захлёбывался рыданиями Оливер, заглядывая в баночку и роняя туда слезинки. - Зачем ты их… ик!.. заказааал…
- О чём это он? - Шнайдер дивился, почему из всех представленных здесь кушаний, Оливер выбрал для оплакивания именно устрицы.
- А юных устриц, удержать какой бы смертный мог. Они в нарядных башмачках выходят на песок… - продекламировал Рихард, и на его глаза навернулись слёзы.
Флаке оплакивал утонувшие в салате очки.
Пауль припомнил, чем закончили устрицы из стишка про Моржа и Плотика. Его губы запрыгали, и он присоединился ко всеобщему рёву.
Шнайдер, насмотревшись на всеобщие рыдания, тоже начал хлюпать носом. Из солидарности.
- Устрицы, - нагнетал Тилль. - Они прям как мы: с виду очень твёрдые, мягкие внутри, - и прослезился.
- А ещё устрицы афродизиаки,- ляпнул Пауль.
Все как по команде, разом перестали реветь. Баночка устриц приобрела как будто другое измерение. Шесть заинтересованных физиономий взошли, подобно лунам, над усметаненной баночкой. Если бы устрицы были живы, они бы, наверняка, испугались.

3. Приготовление крепкого чая

Когда прошла минута молчания, во время которой Раммики ждали, пока устрицы подействуют. Флаке, облизав очки, поинтересовался, когда же будет чайная церемония. Тилль, оторвавшись от вдумчивого внутрижелудочного процесса, меланхолично сообщил, что она уже идёт как часа три.
- Да, но я не вижу чая, - упорствовал Флаке.
Честно говоря, к тому времени все уже забыли про чай.
- Ну, что ж, - усмехнулся Тилль. - Приступим к осмотру предметов.

Осмотр предметов

Он куда-то убежал, а потом вернулся, неся нечто сферической формы, снабженное сверху и снизу диковинными подставочками, чтобы, видимо не укатывалось. Так же имелись ручки для держания. Сбоку был маленький краник. В целом предмет походил на небольшую и несколько пузатую модель летающей тарелки, только, почему-то с краном. Раммики столпились вокруг латунного предмета неопределённого назначения.
- И что это за чудо космической мысли? - поинтересовался Рихард.
- Это - не уверен, что правильно произношу - цамофар, котёл для приготовления чайного напитка, - разъяснил Тилль, с гордостью поворачивая предмет перед недоумевающими взорами товарищей.
- Чего цамо?.. Это на каком языке?
- Ммм… Не знаю. Наверное, на китайском.
Тилль опять убежал и опять вернулся. Раммики оторвали взгляды от цамофара и уставились на принесённый Тиллем предмет. В противоположность предыдущему, идентификация сего предмета не представляла сложности.
- Сапог?
- Да, сапог. И, замете, с мягким голенищем.
- И что с того?
- Сейчас всё будет. Имейте терпение.
Тилль водрузил перевёрнутый сапог на верхушку цамофара. Раммики с недоумением наблюдали за его манипуляциями. Гитаристы переглянулись и Пауль, кивнув на сидящего спиной к ним Тилля, покрутил у виска.
- Пауль, - неожиданно спокойно заметил Тилль, не оборачиваясь. - У тебя никак лишняя рука появилась?
Пауль немедленно спрятал за спину обе свои застрахованные ручки.
- Но как?.. - пробубнил он, забыв, что любопытство убило кошку, предварительно обрядив её в цементные сапожки.
- Он видит твоё отражение в цамофаре, - тихо прошептал Оливер.
И Пауль заочно проникся неприязнью к латунному агрегату.
- Курительный прибор вы уже видели, - кивнул Тилль на выпотрошенную дотошными коллегами "трубку мира".
Коллеги сделали вид, что к оной распотрошённой трубке не имеют никого отношения, с интересом разглядывая собственные ногти, потолок, пол и избегая лишь угла, где валялась оная курительная принадлежность.
- Впрочем, трубка нам уже не понадобится.
Раммики облегчённо вздохнули.
- Мы используем это, - Тилль вытащил из кармана и воздел над головой небольшую коробочку.
Флаке, взяв у него из рук коробочку, попытался прочитать надпись.
- B-belа-m-morr…
- Похоже на испанский, - заметил Шнайдер.
- Вообще-то, на итальянский.
- Бэлля Морро - Красивая Смерть, - восхитился Рих.
- Морте Бэлла, вообще-то.
- Кто это сказал?! - рявкнул Пауль.
Молчание. Все подозрительно поозирались. На потолке никого не было. По углам тоже. Пожав плечами, они вернулись к разглядыванию коробочки.
- Здесь ещё и карта есть, - заметил Оливер. - Смотрите, - пять физиономий зависли над картинкой.
- Это карта рая.
- Типа, употребил - и ты уже там?
- Или ада…
- Ладно, - ухмыльнулся Тилль и отобрал у любопытных коробочку (он то знал, что означает "Belamor"). - Это потом. А сейчас - Рихард, давай сюда твою чашку.
- Вот ещё! Ты мне весь сервиз расколошматил. Теперь и последней чашечки хочешь лишить. Не дам!
- Дай сюда!
- Моё!!!
Тилль, грозно сопя, двинулся на гитариста вцепившегося в несчастную посудину, как девственница в Пояс Верности.
- Тилль! Не надо! - Раммштайновцы в восемь рук ухватились за разгневанного Линдеманна.
Тилль по инерции протащил их за собой шагов пять, потом всё же остановился, подумав, что всё равно Рихард никуда не денется. А чашку он всё же кокнет. Хотя изначально это не входило в его планы. Тилль повернулся и пошёл обратно.
- Да отцепитесь вы, - беззлобно буркнул он (Раммики не веря своей удаче, продолжали висеть на своём вокалисте, даже после того, как необходимость в этом отпала).
Пока его согруппники переводили дух (Рихард даже собой немного гордился - какой он всё-таки настойчивый и непоколебимый, а остальные думали, что им удалось предотвратить смертоубийство), Тилль насмешливо поглядывая на товарищей, доставал стаканы и чашки. Стаканов было два - длинный бокал для коктейлей и гранёный стакан советских времён. Чашек тоже было две - милая чашечка с розовыми цветуёчками и старинная вместительная кружка глубокого синего цвета. Последней тут же завладел Флаке - любитель прекрасного и старинных добротных вещей. Удовлетворённо хмыкая, он вертел посудину пред своим носом, вслух восхищаясь качеством выделки и совершенством формы. Оливер заинтересованно взял в руки гранёный стакан. Пауль сцапал бокал для коктейлей. А Шнайдер, заглядевшись на извлекаемый Тиллем грязный кухонный нож, прохлопал возможность выбора питейной ёмкости.
- Зачем нам нож? - удивился Кристоф.
- А консервы чем я буду, по-твоему, открывать? - удивился в свою очередь Линдеманн.
- Есть такое приспособление, - глубокомысленно напыжился Шнайдер. - Консервный нож называется.
Тилль некоторое время смотрел на него с мягким сожалением. Потом снисходительно объяснил, что поскольку Шнайдер испортил список, в котором и был отмечен оный консервный нож, о сём новомодном приспособлении можно забыть, и вернутся к старому доброму кухонному ножу. Коий, кстати, и предписывает использовать в данном случае традиция.
Шнайдер хотел, было, возражать, но осёкся - не в меру заботливый Пауль, подёргав ударника за рукав, протягивал ему оставшуюся после шапочного разбора чашку. С розовыми цветочками.
Для себя Линдеманн избрал в качестве ёмкости для питья, низ от пластиковой бутылки, твёрдо решив придерживаться незыблемых традиций и нацелился ножом на ни в чём не повинную бутылку.

Отведывание "мокрых" сладостей

- Что значит - "мокрых"? - подозрительно вопрошал Шнайдер, стоя посреди комнаты с глупым видом с не менее глупой чашкой в руках.
Производя освящённую традицией операцию распиливания пластиковой бутылки, Тилль умудрился порезаться и стоял теперь, засунув порезанный палец в рот, и ответить Шнайдеру не мог. Предположения, однако, не замедлили последовать.
- Это значит - размокших, - хмыкнул Оливер.
- Нет, их сначала нужно замачивать, как тот пряник с пылью, - хихикал Флаке. - Дня два.
- Пауль закупал продукты, - припомнил Рихард. - Значит, он должен знать.
- Я знаю, но вам не скажу, - надулся от важности Пауль.
- Почему это? - удивился Кристоф.
- Какой ты всё-таки вредный! - Флаке и не ждал от старого друга иного.
- Ну, скажи… - подлизывался Рих.
- Так уж и быть, - смягчился Пауль. - "Мокрые" они потому, что их окунают в кровь жертвы! - проговорил он, страшно вытаращивая глаза и еле сдерживая смех. Покосился на сосущего собственный палец, как голодный вампир, вокалиста, и добавил. - Палец Тилля сойдёт.
Остроту Пауля оценил только Тилль. Но смеяться он не мог, по причине засунутого в рот пальца, так что ограничился фырканьем. Остальные таращились на гитариста с разной степенью ужаса и отвращения на лицах.
- Это была шутка, - прервал Пауль затянувшуюся паузу. - "Мокрыми" сладостями называется мармелад, - объяснил он присмиревшим товарищам. - И хватит на меня так смотреть. Идите вон, лучше Тилля забинтуйте, а то ведь кровью изойдёт, - он удалился в другую комнату, за "мокрыми" сладостями, раздражённо бурча себе под нос: "О, боже! Какие болваны! Простых шуток не понимают".
Раммики, окружив вокалиста, с трудом отняли у Рихарда чистый носовой платок (оным раритетом обладал только он) и обмотали им тилльский палец. Рихард с ужасом думал, что он скажет дома жене про платок (ну, прямо Дездемона). А Тилль печально смотрел на забинтованный палец - товарищи не поскупились на повязки, и теперь палец в тилльский ротик не поместился бы даже при всём желании.

Собственно приготовление чая

- … Споткнулся на лестнице мавзолея, - рассказывал Тилль о своих похождениях в Москве. - И плеснул немного пива в сторону хозяина квартиры. И тут он попёр на меня…
Уже порядочно нагрузившиеся соратники, затаив дыхание, внимали разошедшемуся Линдеманну, коий не скупясь на энергичные жесты, изображал в лицах посещение мавзолея. Увлёкшись, они не замечали, что коварный вокалист незаметно подбирается к рихардовой ненаглядной посудине. Рих только на мгновение отвлёкся, и Тиллю удалось, как бы невзначай, задеть гитариста по руке. Чашка, пролетев через всю комнату, вмазалась в стену и, естественно, разлетелась на кусочки. Тилль точно знал, ЧТО за этим последует, и зажал уши руками. У остальных было ровно две секунды, чтобы последовать его примеру, пока Рихард набирает воздух в лёгкие.
- ………………………………………………………………………!!!!!!!!!
……………………………………………………………!!!!!!!!
……………………………………………!!!!!!!
……………………………….!!!!!!
…………………!!!!!
……….!!!!
…!!!
Рихард, наконец, иссяк, и Раммики смогли отнять руки от ушей.
- Извини Рихард, - сказал Тилль и, скрестив пальцы за спиной, добавил. - Я не хотел.
Раммштайновцы вернулись к распитию того, что они пили до эпизода лишения гитариста любимой посудины.
Тилль вручил Рихарду в утешение верх от пластиковой бутылки, наполненной до краёв шнапсом.
Рих, раздраженно бурча, взял обеими руками питейную ёмкость и погрузился в глубины флу… э-э… шнапса. Бурчание сменилось бульканьем, которому Рихард умудрился придать обиженно-хлюпающий оттенок.
Тилль быстро пересчитал оставшуюся стеклотару. В конце должен остаться только один. В смысле посуды. Следующей жертвой был избран паульский бокал для коктейлей.
Тилль небрежно постарался подсесть поближе к ритм-гитаристу.

- Это была такая красивая чашечка, - ворчал Рих. - На ней было изображено дерево…
- Да на кой тебе сдалось это дерево, - пытался урезонить его Кристоф. - На нём даже и листьев не было. Не говоря уж о цветах, - добавил он, с пьяной благожелательностью поглядывая на изображенные на собственной чашке цветочки.
- Не из обычных людей тот, кого влечёт дерево без цветов, - изрёк Оливер и хихикнул. - Мягко говоря.
- Влечёт дерево?
Как минимум трое из присутствующих, закатив глаза, предались мечтам сугубо личного характера: Тилль достав блокнот, и высунув от усердия язык, накропал стишок "про дерево, которое влечёт". Пауль хихикал, подглядывая из-за тилльского плеча.
Флаке, держа обеими руками синюю чашку, мечтательно пялился в потолок. Затем переключился на созерцания дна своей чашки. Пауль, успевший бросить клавишнику в чашку, заботливо сбережённую от трапезы куриную косточку, теперь хихикал, подглядывая из-за флакиного плеча.
- Почему в моей чашке какие-то кости? Ик… - удивился клавишник. - Я знаю - это ты Пауль! - возмутился Флаке, выковыривая из своей чашки чьи-то лишние кости. - Тебе что здесь - кувшин для костей?!
- …этот сервиз мы с Карен на Елисейских Полях… - продолжал страдать по чашке Рих.
- Для кого кувшин с костями, а для кого и нирвана, - бормотал Олли.
- Да что ты к этой нирване прицепился? - Пауль хихикал, уворачиваясь от щипков клавишника.
- Оттуда не возвращаются, - мечтательно проговорил басист.
- Правда? - обрадовался Флаке. - Давайте Пауля туда зашлём.
- Не выйдет, - покачал головой Оливер. - Надо быть выше святости. По ту сторону, так сказать.
- …все Елисейские Поля пока объездишь… - бурчал Рихард, погрузив нос в спиртосодержащую ёмкость.
- Так по ту сторону святости - Ад, - заметил внимательно прислушивающийся Кристоф.
- Логично, - согласился Пауль.
- Как раз для нашего Пауля, - рассудил Флаке.
- Никакая нирвана не сравнится с моей чашкой, - продолжал брюзжать Рихард.
- Тост: за тех, кто плюнул в реку нирваны и вернулся обратно! - провозгласил Тилль, делая вид, что пытается не промахнуться, запивая тост. Итогом сих манипуляций был разбитый бокал Пауля и порезанный палец Тилля.
Снабдив Пауля очередным обломком Атлантиды в форме половинки пластиковой бутылки, и вытряхнув из Рихарда ещё один носовой платок (тут он меньше сопротивлялся, видимо, потеря чашки сломила его волю к сопротивлению). Раммики принялись уговаривать Тилля, дабы он вынул изо рта палец и отдал им его на растерз… на перевязку.
- Тилль, ну отдай палец, - ворковал Флаке. - Мы тебе откроем банку тушенки.
- Ррр!..
- Ему просто нравится вкус крови, - догадался Пауль, не принимая участия во всеобщем насилии над вокалистом и поигрывая "бокалом" из пластиковой бутылки. - Вы ему шнапса предложите - будет что-то вроде "Кровавой Мэри". Ему понравится.
- Я сейчас тебя укушу за шею, - Тилль не выдержал и вытащил палец из ругательного аппарата. - Будешь коктейлем "Кровавый Ландерс" с лимончиком.
Пауль только ухмылялся - соратники набросились на освобождённый палец - и вскоре Тилль по пальцатости перещеголял бы и нового русского.
- Ладно, - смирился с неизбежным отлучением от пальца, вокалист. - Кто там мне тушенку обещал?

Всеобщее чавканье.
- Флаке, передай, пожалуйста, картошку. Я сказал, Флаке… Я сказал, картошку… Оливер, убери свои огурцы. И ноги тоже убери.
- Где ты видишь ноги? Это баклажаны.
- А почему они волосатые?
- Так. Этому столику больше не наливать.
- Это не столик, это Кристоф.
- Я не с тобой разговариваю!
Всеобщее чавканье, а затем, и бульканье.

- Гранёный стакан, который держит Оливер, - издалека начал Тилль, ненавязчиво придвигаясь поближе и указывая распальцовкой в сторону стеклянного объекта. - Является эквивалентом японского сада камней. В нем, как это всем известно, восемь камней… или девять? Ну, не важно… Продолжим. У стакана, как вы можете наблюдать, имеются грани. И, как и в саду камней, когда один из камней при любой точке обзора остаётся невидим, но предполагаем, - продолжал Линдеманн, игнорируя вытянувшиеся физиономии товарищей. - Так и у гранёного стакана одна из граней остаётся невидимой. Вот, проверьте сами, - заключил вокалист.
Раммштйновцы попробовали пересчитать грани стакана. Цифры у всех получились абсолютно разные (порой, просто астрономические - когда они не могли вовремя остановиться и продолжали считать по кругу). В итоге все сошлись на том, что Тилль, безусловно, прав. И погрузились в сосредоточенное молчание: Рихард бродил в космических цифровых пространствах, поражаясь, сколь необозрима арифметическая стезя - сколько это в мире всяких цифр и как это они не перепутываются. Шнайдер точно знал, что цифр на свете ровно девять и ещё ноль, так что путаться в них - пустая трата времени, думая так, он машинально постукивал пальцами по своей чашке. Этим он привлёк нежелательное внимание Тилля, который, ввинтив взгляд в чашку в руке ударника, избрал её следующей жертвой. Взгляд вокалиста приметил Флаке, уже смекнувший, что к чему, и теперь зарывавший полюбившуюся ему синюю чашку в кучу вещей. Оливер смотрел на стакан, но видел перед собой сад камней. А Пауль не о чём не думал. Он спал, прислонившись к оливеровскому плечу.
Всё это Тилль затеял, дабы кокнуть риделевский стакан. Зачем это было ему нужно, он и сам не понимал. Но вот захотелось. А Линдеманн привык доверять своему интуитивному "хочу". Итак, бросив вокруг себя упреждающий взгляд, он ловко подцепил стакан из рук Оливера и подкинул его вверх. Оливер заворожено смотрел, как стакан кувыркается в воздухе, падает на пол и разбивается на кусочки. Он даже не сделал попытку помешать вокалисту. От звука разбивающейся посуды раммштайновцы очнулись от математических (и прочих тематических) грёз: Рихард чуть не расплескал свой шнапс; Флаке, зарывавший чашку, виновато замер; Шнайдер уронил (но не разбил) свою чашку на ногу Пауля, облив его шнапсом, от чего Пауль проснулся, моргая и силясь понять, что он пропустил.
- Посуда бьётся к счастью, - заявил Тилль, радостно улыбаясь. - Ты ведь не сердишься на меня, Олли?
- Э-э… - ответствовал басист, разглядывая разбросанные по полу осколки (в его глазах они были "садом осколков", причудливо переплетённых с гранями философического камня, который надо грызть).
Тилль покосился на оставшуюся в живых шнайдеровскую чашку и вздохнул - тяжка участь устроителя чайной церемонии.
Пауль, произведя нехитрые расчёты, определил кто виновен в его (паульской) мокрости.
- Шнайдер, - проникновенно начал Пауль, икнул и высказал сокровенное. - Я тя ненавижу.
- Чё?! - вспылил Шнайдер. На секунду задумался и радостно сообщил: - Я тя тоже ненавижу. О!
Вскочив на ноги и грозно собрав глазы в кучку, оба ненавистника, попытались сфокусироваться друг на друге. Затем единодушном порыве придвинулись друг к дружке и, с размаху, ткнулись - Шнайдер носом в паульский глаз, а Пауль, соответственно, носом в шнайдеровский подбородок. Не выдержав столкновения, оба оппонента рухнули обратно. Остальные хихикали, прикрывшись питейными ёмкостями. А Тилль ещё и записывал (все мысли (и, частично, события) имевшие место во время раммштайновских пьянок аккуратно фиксировались вокалистом и превращались впоследствии в поэтические творения - вот почему они такие странные). Так или иначе, но сие происшествие отразилось в тилльских записях, как "борьба с умом".
Четверо обессилено похихикивали. Двое поедали друг друга взглядами, потирая ушибленные носы. И тут-то устрицы начали действовать…

4. Прогулка и медитация

Устрицы внезапно запросились назад. Раммики, во главе с Флаке побежали в сад, освобождать желудок от грязного домогательства коварных моллюсков.
На месте остались лишь Пауль и Тилль. Пауль из врождённого оппортунизма, а для Тилля было делом чести не выпустить обратно то, что было уже однажды проглочено.

Четверо совершали вынужденную прогулку по саду. Преимущественно на четвереньках.

Раскладывание угля

Трое, цепляясь друг за друга, вошли по стеночке в дом.
- А чего это у Пауля губы чёрные?
На паульской круглой физиономии было поистине кошачье выражение довольства и… чёрные губы.
- Ты чё, весь уголь сожрал?! Идиот! - заорал на него Тилль.
Остальные Раммики покатились со смеху:
- Пауль, ты что, не наелся? - дивился Рихард.
- Иди, попей бензинчику, - хихикал Шнайдер. - Будешь у нас вместо зажигалки.
- Какой болван! - поражался Флаке. - Что ты ещё в этой жизни не ел? Разве что резиновые шины.
- Сами такие, - невозмутимо парировал Пауль. - Это был активированный уголь. Он при отравлении помогает.
Тут уже его товарищам настал черёд замолчать и задуматься.
Тилль сверлил Пауля злобным взглядом - тот сел весь запас угля из тилльской аптечки. И теперь ему, Тиллю, придётся сейчас всё бросить и ехать в аптеку (это в пять-то утра!), потому что остальные, во-первых, не транспортабельны, а во-вторых, дежурную аптеку будут искать до Второго Пришествия. Тилль плюнул в сердцах и выскочил из комнаты.
- За углём побежал, - Пауль не чувствовал за собой никакой вины - он же не виноват, что Тилль держит так мало угля в аптечке.
Вместо него эту вину почувствовал Рихард.
- Ну, вот. Теперь он обиделся, - огорчился он. - Чего нам теперь делать?
- А я знаю, как активировать уголь, - поделился образованный Флаке.
- Да ну?
- И как?
- Надо его пережечь без доступа воздуха. Да, кстати, нужен уголь.
Все посмотрели на Пауля.
- Чего это вы на меня смотрите, - насторожился гитарист.
- Ты весь уголь съел, значит, будешь искать новый уголь, - был приговор.
- Да Тилль сейчас привезёт угля, - начал отнекиваться было Пауль, но было уже поздно.

Оливер всё это время лежал в позе зародыша перед крыльцом. Около его носа росла травка, суетились насекомые и всяческие лягушки, обычно столь удалённые от риделевских пытливых взоров. До басиста внезапно дошло, в каком интересном мире он, оказывается, живёт. Трава не только росла где не попадя, но и поражала многообразием оттенков зелёного и обладала к тому же фактурой не менее любопытной… Олли елозил носом в траве и даже не заметил промелькнувшего у него над головой разъярённого вокалиста. Последний, впрочем, тоже не обратил внимание, что там у него под ногами копошится, прыгнул в машину и укатил куда-то.
Об басиста споткнулся Пауль, которого принудительно выслали за углём (ох, и зря они это затеяли, и уж тем более нашли, кого посылать!). Пауль, приземлившись после непродолжительного полёта, с изумлением созерцал ползавшего в траве басиста. Он совершенно забыл, что он (басист) у них есть и теперь ловил себя на том, что где-то видел эту фигуру раньше (ну вот прямо в такой позе).
Так как ползающая фигура Пауля проигнорировала, гитарист поднялся с земли и затрусил прочь, оглядываясь и обещая себе, что непременно с этим разберётся позже, только вот добудет угля товарищам. Пауль действительно был очень обязательный. Когда помнил об этом. Или когда ему об этом любезно напоминали.

Оливер, тихо исследуя потаённые уголки земного шара (в пределах полянки перед крыльцом), неожиданно открыл неизвестное науке насекомое. Даже, двух. Они (насекомые) были большие (с ладонь), пушистые (как ковёр) и ярко розовые в крапинку. Басист осторожно потыкал их палочкой. Насекомые зашевелились и… захихикали. Олли нахмурился, ни одно известное ему насекомое так себя не вело. Оливер поднял голову. К насекомым, посредством длинной оранжевой полоски, было присоединено вполне человеческое лицо. Будь на месте басиста кто-либо другой, он бы удивился, но Оливер смотрел на пришельца с доброжелательным пофигизмом.

5. Отведывание слабого чая

Подъезжавший к дому Тилль ещё издали заметил клубы дыма, поднимающиеся к небу. Подъехав ближе, он с ужасом увидал, что дым идёт из окон снятого им дома. Согруппников нигде не было видно. Из распахнутой им двери ему навстречу вырвались клубы чёрного дыма. Тилль закашлялся и поспешно отскочил. Подхватив, оставшееся от "омовения" сырое полотенце и замотав им голову, Линдеманн храбро кинулся в непроницаемую едкую тьму.
Товарищей он обнаружил в комнате для чайной церемонии, они лежали на полу в разнообразных расслабленных позах. Там же находился и источник едкого дыма. Тилль кинулся к окну, распахнул его, вышвырнул на улицу дымящийся цамофар и принялся трясти друзей. Потом выволок их из дома и сложил на травке.
Первым очнулся Пауль. Он сел, слегка покачиваясь и пытаясь сфокусировать взгляд на расплывчатой фигуре перед собой. Вместо головы у фигуры было какое-то белое пятно (это был Линдеманн в полотенце). Которое не понравилось Паулю, и, решив, что лучше уж он полежит - упал обратно. Следующим очнулся Рихард. Он подниматься не стал, просто открыл глаза и уставился в небо. В поле его зрения вползла непонятная голова, замотанная чем-то белым, как мумия. Рих испуганно зажмурился. Шнайдер и Флаке очнулись почти одновременно. Шнайдер засучил конечностями, а Флаке совершенно отчётливо произнёс: "Пять тонн угля на душу населения". Но его никто не захотел услышать, так как все были заняты собственными переживаниями, а в следующую минуту на них обрушился циклон в виде ведра воды в руках у Тилля. Немцы среагировали так, как и большинство человекообразных во всём мире, которых когда-либо пытались привести в чувство таким варварским способом - уткнулись носами в землю и натянули одежду на головы, безуспешно делая вид, что их здесь нет. Ещё несколько вёдер воды и раммштайновцы смогли отвечать на вопросы. Из их сбивчивых объяснений Тилль понял, что они хотели пережечь уголь, дабы оный активировать. Засунули уголь в цамофар. А дальше не помнят.
Цамофар успел немного остыть, так что Тилль приподнял крышку и заглянул во внутрь. Внутри было черным-черно от копоти.
Тилль, стянув с головы полотенце, смотрел на товарищей с грустью: в таком состоянии они не смогут оттирать цамофар и убираться в доме, даже если он их заставит - негодяи…
Негодяи виновато смотрели на Тилля, хлюпая носами и пытаясь привести себя в порядок путём размазывания грязи по своей мокрой и грязной одежде мокрыми и грязными руками. Линдеманн ещё раз взглянул на их перепачканные физиономии, и вдруг расхохотался. Хохотал он долго и со вкусом. Он вдруг вспомнил, зачем он затеял всё это - хотел напомнить себе, зачем нужны друзья. Какие бы они ни были глупые и безалаберные. Именно за это он их и любит. За то, что они такие глупые и безалаберные. И с ними не соскучишься.
Раммики смотрели на своего вокалиста настороженно и недоумённо. Чё это он? Потом не выдержали активного натиска тилльской харизмы - и присоединились к ухахатывающемуся Линдеманну.

Отведывание "сухих" сладостей

Тилль, сменив гнев на милость, раздал друзьям активированный уголь и крекеры. Последние шли следующим пунктом чайной церемонии, в качестве сухих сладостей.
Линдеманн пересчитал товарищей.
-Так, - Тилль упёр руки в боки. - А где Оливер?
Раммики послушно сделали вид, что что-то ищут. Ничего не найдя, они с прискорбием развели руками.
- Пока не найдёте, чая никто не получит, - последовала угроза.
После сухих крекеров зверски хотелось пить и Раммики заискали активней. Было заглянуто даже под стол.
- Слушай Рихард, а кого мы ищем? - шепотом спросил Пауль.
- Олли.
- А кто это?
- Ну, басист наш. Длинный такой. С такой физиономией как будто он родом из нирваны.
- Что-то такое я видел…
- Где?!
- Вы не поверите. Когда вы меня послали за углём…
Тут Пауль поведал о странном субъекте у крыльца, об которого он споткнулся. Раммы недослушав, ломанулись на крыльцо. Но басиста там не было…
И под крыльцом его не было.
Раммики рассеянно прислушивались, как Тилль гремит чем-то в доме и напевает. Вернуться туда сейчас без Оливера означало верную гибель. От жажды. Раммштайновцы стояли на крыльце и пытались думать.
Они почти отчаялись, когда им на встречу вышел из-за угла дома, безмятежно помахивая маленьким свёртком, Оливер. Раммы бросились к нему, слегка удивив басиста, вцепились в него со всех сторон, провели в дом и предъявили Тиллю.

Заваривание и отведывание чая

- Тилль, если ты хочешь заваривать чай, - заявил обретённый басист. - То мне тут как раз подарили зелёного чаю.
- Можно посмотреть? - спросил Рихард.
А Пауль, не вдаваясь в хитросплетения этикета, выхватил у Риделя пакетик с чаем и сунул туда нос. Наказание последовало незамедлительно.
- Я тут познакомился с нашим соседом, - Оливер старался перекричать смачно чихающего Пауля. - Он китаец. И самого что ни на есть настоящего Китая. И чай это настоящий китайский.
- Фу, как он противно пахнет рыбой, - поморщился Шнайдер.
Пауль согласно чихнул.
- Значит точно китайский, - хмыкнул Тилль. - С правильным запахом. Зелёный чай так и пахнет, - пояснил он, отобрав у Пауля пакет с чаем и высыпая его в заварной чайничек.

Скучное ожидание чая было скрашено эпизодом с пауком:
- Аааааааааа!!!…- заверещал вдруг лидер-гитарист.
Прикорнувший у него на плече Пауль грохнулся на пол, напугав Кристофа.
- Ты-ы, чё, - заикаясь, спросил барабанщик.
- Да, какая муха тебя укусила, - потирая ушибленные бока, поинтересовался Пауль.
- Паааууууук!!!…
- Тебя укусил паук? - обрадовался Флаке, потирая руки, в надежде обрести в лице Рихарда лабораторную крысу для опытов.
- Нет, не укусил…А что, они кусаются?!
- Ещё как, - обрадовано подтвердил "доктор" Лоренц.
- Аааааааааа!!!…
- Что случилось? - в дверном проёме показался Тилль, немного стесняясь своего цветастого передничка (он готовил чай).
Тилльскому встревоженному взору предстали его соратники, собравшиеся в кучку и уткнувшиеся носами в пол. Из центра кучки доносились реплики: "Ой, какая плелесть! Смотрите, какие ножки! Ага, целых восемь… Было… Пока ты своими лапищами… Я аккуратно, а вот ты чуть не сел на него!". Тилль раздвинул ботинками бока сюсюкающей братии и близоруко вгляделся в пол.
- Тьфу! - высказался вокалист. Сграбастал паучка и, не слушая жалостливых воплей соратников, вылетел на крыльцо.
Раммы побежали следом и прилипли к окну - на крыльце Тилль осторожно подталкивал паучка по направлении к кустам сирени и приговаривал: "Ну, иди, дурачок. Пошёл. Кыш…".
Раммики успокоились и вернулись в комнату. Через некоторое время Тилль появился в комнате и, подозрительно оглядев лица соратников, (кои усиленно делали вид, что они ничего не видели, ничего не знают, и, конечно, никому ничего не скажут), произнёс:
- Чай готов, - и в последний раз грозно зыркнув на товарищей, удалился.

Распитие столь долго ожидаемого чая посредством единственной оставшейся в живых чашки (той, шнайдеровской, с ужасными цветуёчками, так как вся пластиковая посуда расплавилась при активировании угля) сопровождалось горькими стенаниями. Раммики никогда не пили настоящий зелёный чай. Он был горький и больше одного глотка, даже если очень хотелось пить, сделать было нельзя. В общем, одной чашки на всех хватило. А больше чая и не было - заварной чайничек сам был размером с чашку.

6. Проводы гостей

Рихард заботливо собрал все осколки сервиза. Он решил инкрустировать ими антикварный столик и подарить Тиллю на день рождения. Надо сказать, вокалист терпеть не мог всяких чересчур хрупкий антикварный "хлам" и подарочки на день рождения (добрые соратники, зная о пристрастии Линдеманна к рыбкам, подарили ему как-то мумифицированных тилльских любимцев - у Тилля чуть инфаркт не случился), так что это была поистине страшная месть.
Тилль не зная о столь гнусных замыслах лидер-гитариста, счастливо улыбался, ему в голову пришла замечательная мысль - купить этот дом, а потом взорвать. Чтобы не убираться. Придумано - сделано. Тилль, не тратя напрасно время, по сотовому договорился о покупке дома, между делом выпроваживая товарищей. И занялся подготовкой (благо в линдеманновой машине в любое время суток было немало запрещённой взрывчатки).
Рихард уехал первым, увозя с собой ящик битого фарфора. Оливер и Кристоф, поехали следом. Тиллю пришлось долго выпроваживать Пауля и Флаке. Пауль рвался помогать Тиллю и путался под ногами (хотя никто не знал, что затевался взрыв). А Флаке был ещё хуже - он всё искал что-то и бродил по дому - Тилль всё боялся, что забудет про него, когда начнёт взрывать. В конце концов, вокалист не выдержал: схватил их обоих в охапку, затолкал в машину, прыгнул на водительское место и нажал на газ.
Отъехав на порядочное расстояние, Тилль остановил машину, чтобы полюбоваться взрывом.
Расцвечивая бледное утреннее небо, весёлый красновато-оранжевый гриб встал на горизонте, отражаясь в радостных глазах Тилля. Но когда он отнял от ушей руки, до его слуха донёсся горестный вой - это Флаке оплакивал потерянную в доме синюю чашку.

  Количество комментариев: 16

[ добавить комментарий ]    [ распечатать ]    [ в начало ]