Рассказы фанатов

"Шесть стальных тел"

Дата: 08.05.2003 Автор: Аврора

Жаркий летний день в обыкновенной немецкой деревеньке, где проводила свой трудовой отпуск знаменитая группа Rammstein, не обещал ничего хорошего и приятного тому, кто решится выйти на улицу без летнего обмундирования: очков и панамки. За последнюю неделю по телевизору уже неоднократно объявляли о росте числа жертв жадного до крови в эти дни солнца.
- А вот в России… - Пауль не успел закончить фразу до конца, встретившись своими по-детски наивными глазками с глазами Тилля. Нужно отметить, что очи последнего ничего хорошего не пообещали глазам первого. Мало того, обладатель органов зрения под номером два, то есть сам герр Линдеманн собственной персоной, закрепил свой острый взгляд не менее острым замечанием в адрес до смерти напуганного малютки-гитариста:
- Еще одно слово про эту страну и ты отправишься туда на постоянное место жительства, - Тиль явно находился не в самом лучшем расположении духа. Ему надоела вот уже неделю державшаяся жара, а так же коллеги, из-за этой самой жары постоянно находившиеся рядом и уже порядком приевшиеся друг другу.
- А? Что? Где? Кому тут выдают квартиру? А я? Я тоже хочу? - Рихард наконец впервые за два часа оторвал свои глаза от зеркала и, с удовлетворением захлопывая пудреницу, пытался въехать, ну, или хотя бы вползти в курс того, что происходило вокруг.
В комнате воцарилась полная тишина. Кристоф перестал насвистывать какую-то до безобразия примитивную немецкую песенку и даже немножко подавился. Доктор Лоренс прекратил свои обсуждения с гуру Риделем на тему "А кому сейчас легко или 1000 и 1 способ спасти себя от теплового удара при помощи народных средств", а Тиль просто не успел открыть рот, чтобы высказать что-нибудь грандиозное по поводу дальнейшей судьбы миниатюрного украшения группы. Смолк даже Пауль, являющийся той самой миниатюрой. Пять пар глаз уставились на Рихарда. И если все эти глаза и были разных расцветок, то выражение у них у всех было абсолютно одинаковым.
Первым из ступора вышел Тилль, имеющий самый маленький период регенерации нервной системы:
- Рих? - это было большее из того, на что был способен лучший голос Германии в данный момент.
- Да, Тиллюшка, я весь во внимании, - Рихард в упор уставился на самого взрослого в группе. Но тот, скорее всего, уже ничего не слышал. Казалось, что все чувства данного индивида перешли в одно единственное - зрение.
Не выдержав долгого напряженного молчания, Рихард решил сказать свое слово, тем самым убедив всю группу в том, что это он - Рихард:
- Ну что, кто-нибудь выскажет мне свое паршивое и не повлияющее ни на что мнение о моем новом имидже, - не услышав никакого ответа, Рихард уже с чуть меньшей уверенностью добавил. - Я его сам придумал, - и еще тише проговорил. - Вот.
Первым, кто снова подал голос так же, как и первый раз, оказался Тилль.
- Рихард, кто это тебя так? - солист говорил тихо, спокойно, без иронии и старался изо всех сил не последовать примеру своего соратника в шоу-бизнесе - Оливера - и не потерять сознание. Хотя Тилль еще сомневался, что для него сейчас будет лучше: смотреть на то, что говорило голосом Рихарда Бернштайна-Круспе или отдаться сладкому забвению на ближайшие полчаса. Любопытство взяло верх, и Тилль избрал первый вариант.
Зрелище оказалось не для слабонервных. То, что по сути своей выдавало себя за Рихарда, улыбалось, смотрело на него и постоянно спрашивало: "Ну как?"
И не ясно, что бы случилось дальше с начинающим терять самообладание главным могиканином в Rammstein, если бы о своем существовании не напомнил обладатель самого длинного носа в группе, который, выйдя из ступора, попытался досвистеть свою любимую песню до конца. Шнайдеру было не суждено совершить задуманное, так как своим свистом он привлек внимание объекта, ставшего причиной торможения всего живого вокруг, и заставил его повернуться к себе той частью, которая когда-то именовалась лицом Рихарда.
- Да, Шнайдер, я тебя слушаю, - но Кристоф уже был в том же состоянии, что и Тилль.
Самой адекватной оказалась реакция у Пауля, видимо потому, что именно этот человек из группы не мог долго держать свой язык за зубами:
- Рихард, какая ты красавица стала… стал?.. Нет, все же стала. Какие прекрасные салатовые тени, а реснички-то, реснички - все немки от зависти попадают, а немцы будут бегать за тобой везде, чтобы поцеловать такие чувственные… - Пауль снова не смог закончить фразу (ему просто сегодня чудовищно не везло), так как его шея уже была заключена в кольцо волосатых рук гитариста с n-сантиметровыми ногтями нежно-голубого цвета.
- А между прочим на правду не обижаются, - подал голос со своего места Кристоф, уверенный в том, что Рихард не решится провернуть с ним то, что пытался сейчас сделать с Паулем, - Ты сейчас очень похож на… как бы тебе помягче… - Шнайдер уже начал отчаиваться придумать синоним тому слову, что крутилось у него на языке.
Помощь пришла со стороны дивана:
- На женщину легкого поведения, - закончил фразу ударника доктор Лоренс и, встретившись с благодарным взглядом любителя выражаться прямо, понял, что сказал он то, что надо.
- Ой, ты себя-то в зеркало видел, Буратино недопиленный, - Рихард начинал закипать.
- Да что вы все к моему носу цепляетесь?
- Ага, и к моему росту?
- И к моему аппетиту?
Все начали вспоминать, у кого что болит… Рихард возобновил поиски похитителя своего кольца, новоявленный Буратино пытался выяснить, кто украл его любимые палочки, Тилль требовал еды, а Пауль с доктором Лоренсом обсуждали новый имидж знаменитейшего из семейства Круспе. Длилось бы это еще очень долго, если бы не случилось то, что случилось. А случилось следующее - очнулся потерявший сознание от ослепительной "красоты" Рихарда Оливер. Он очнулся и неожиданно для всех, включая себя, громко (!!!) прошептал: "Wasser". Все вспомнили об Оливере, одновременно забыв об обсуждаемых темах.
- Олли, что с тобой? - Тилль сказал это необычайно нежным голосом (видимо на него сильно подействовал вид Рихарда и он еще окончательно не отошел от шока).
Оливер, вновь заметивший Рихарда, хотел повторно отправиться в мир прекрасных сновидений, но его остановил заботливо принесенный Паулем стакан с минералкой и не менее заботливо вылитый ему на голову. После такой освежающей процедуры Олли решил повременить с обмороком и во все глаза уставился на напугавшего его до полусмерти Рихарда.
- Что ты с собой сделал? - спросил герр Ридель, немного придя в себя.
- Наша кукла, - не унимался Пауль уже окончательно сменивший пол своему коллеге гитаристу, забыв при этом, чьи пальцы в данный момент сжимают его горло, - решила стать еще красивей. Ой, Рихард отпусти мою шею - ноготь сломаешь.
Угроза возымела свое действие и соло-гитарист отпустил своего коллегу, решив при этом отомстить ему как-нибудь потом, строя в уме коварные планы мести, и вслух сказал, обращаясь сначала к Паулю, а потом и ко всем остальным:
- Ладно уж, живи, несчастное создание. Так что, ребят, вам правда не нравится? А я то хотел… Хотел помоложе выглядеть.
- Ага, и для этого накрасил себе веки тенями цвета бешеного салата, а ногти превратил в галерею картин Пикассо, - Пауль очень быстро забыл о том, что минуту назад его чуть не придушил обладатель этой самой галереи.
- Я вам вот что скажу, - Кристоф, кажется, вспомнил о том, что его природа наделила речью и решил воспользоваться этим божьим даром, - Рихард в чем-то прав. Мы стали стареть. У девушек больше не начинается истерика от нашего появления на сцене, а в залах собирается все меньше и меньше народа. Нам ведь действительно надо что-то делать, а то скоро на наши концерты будут приходить всякого рода старички и старушки…
Все впали в глубокие размышления и представили себя поющими и играющими перед залом, где собрались все, кому за 70. От этих мыслей начали появляться идеи, которые каждый решил немедленно выразить. Все идеи, родившиеся в головах столь знаменитой группы, оказывались либо глупыми, либо кого-то не устраивали. Кто-то предложил сделать всем пластическую операцию. Этот кто-то встретил ярый протест Кристофа, не желающего ложиться под нож и расставаться со своим знаменитым носом. Была и идея повторить подвиг Рихарда, но теперь против оказался Тилль. Он никому ничего не стал объяснять. Он просто сказал, что против, но сказал это так, что ни у кого не возникло желания задать ему вопрос "Почему?"
Когда все идеи иссякли, голос подал Оливер, не высказавший до этого ни одной мысли, но решивший после долгих взвешиваний "за" и "против" поделиться своими соображениями с товарищами:
- Спортзал. Нам надо всем посещать спортзал. Причем регулярно и систематично.
Рихард, отклеивающий накладные ресницы, пытался что-то возразить по поводу того, что он "и так ничего", но как только его сравнили по пропорциям с Флейком, он тоже стал не против.
Решено было заниматься в одном спортзале и начать тренировки с завтрашнего дня, чтобы к концу отпуска набрать хоть какую-нибудь мускульную массу. Встретиться все договорились в кухне в 7 часов утра, чему поначалу противился "малыш", любивший поспать. Но после непродолжительного знакомства с дурными чертами и садистскими склонностями Тилля, возражения если и были, то уж точно у всех намертво отпали.

На следующее утро раньше всех проснулся Рихард. Несмотря на вечерние просьбы и угрозы товарищей "не краситься хотя бы в спортзал", гитарист потянул свои руки к косметичке, решив для себя, что ему все же необходимо немножко поработать тушью. Ой, не стоило ему забывать о том, что если друзья его о чем-то просят или тем более угрожают ему, то лучше не делать ничего против их требований. Но Рихард, тем не менее, забыл об этом и вспомнил только тогда, когда его пальцы оказались в гостях у мышеловки. Секс-символ Германии взвыл так, что разбудил не только своих "заботливых" товарищей, но и всех соседей.
- А вы говорили, что будильник нужен, - Пауль блистал, как начищенный самовар оттого, что его идея с мышеловкой сработала. От счастья он даже забыл о том, что любит поспать по утрам. - Наш красавец всегда встает за полчаса до назначенного срока. Я могу предположить, что сейчас ровно 6.30 утра.
- 6.29, - Оливер решил блеснуть перед всеми знанием циферблата. - У Риха часы на минуту спешат. И вообще, Пауль откуда тебе известно, во сколько встает Рихард?
- Просто у меня нет будильника, и у нас с Рихардом договоренность: "встал сам - позвони другу".
- Ах вот почему вы вдвоем приходите на репетицию, - Шнайдер помрачнел как небо во время грозы. Он-то уже собирался поговорить с прессой об ориентации коллег-гитаристов и получить за такую информацию кругленькую сумму. Теперь его планы рушились, благодаря чему настроение и без того ужасное стало еще хуже.
- Где мои шорты? - Тилль был тоже в ужасном настроении. Расчетливые товарищи, решившие одним выстрелом убить сразу двух зайцев, преднамеренно уложили его спать в соседней с Рихардом комнате, вследствие чего барабанные перепонки первого пострадали довольно-таки серьезно.
В него тут же полетела искомая вещь. Все уже прекрасно знали, что если Тилль зол, то лучше дать ему то, что он хочет. Солист поймал свою шмотку и, высказав что-то не особо лестное в адрес кидающего, удалился в сторону любимой и милой сердцу комнаты, то есть кухни. Таким образом, один человек уже был на месте.
Все остальные подтянулись на кухню ровно к семи часам, одетые в то, что, по их мнению, являлось наилучшей одеждой для занятий спортом. Хотя Тилль так до конца и не понял, зачем Оливеру кимоно.
Позавтракав и в последний раз (за текущий час) выяснив отношения, все участники группы Rammstein направились к маленькому сарайчику, который местное деревенское население с гордостью называло спортивным клубом. В данном заведении было решено находится до полудня, то есть до того времени, пока Тилль не вспомнит, что пора бы и подкрепиться.
Все принялись за дело, огласив деревушку многочисленными хрустами и тресками. Больше всех "пело" тело Пауля. Мало того, что он был самым нетренированным из шестерки, так тут еще Рихард решил припомнить ему и смену пола, и утреннюю мышеловку, и украденное кольцо. Хотя кольцо он припоминал всем, не зная наверняка, у кого в кармане оно осело.
- Рихард, mein Sonne - через полчаса мучений взмолился Пауль. - Отпусти, я больше не буду.
- А ты больше и не сможешь, - вынес приговор герр Круспе, открыв в себе талант костоправа. - Вот, если скажешь, кто мне постоянно в косметику клей подливает, отпущу.
- Ти-и-и-и-и-иль, - простонал замученный до полусмерти тираном-массажистом гитарист.
Он просто хотел позвать солиста на помощь. А Тилль решил, что ему в наглую хотят попалить контору и поэтому, оставив штангу, двинулся на Пауля вершить правосудие. Пока он вершил это самое правосудие, пытаясь завязать на узелок, а потом и на бантик ноги Полика, его место занял Кристоф. Этот человек единственный из всех решил всерьез заняться своим внешним видом, дабы не быть покинутым и забытым поклонницами, потому что остальные на его взгляд занимались не тем, чем следует: Тилль с Рихардом пытались уменьшить в размерах путем ампутации нижних конечностей и без того маленького Полика, а Оливер с Флейком в углу пытались вдвоем поднять одну гантель, что у них получалось с трудом. Эта кутерьма продолжалась до тех пор, пока Тилль резко не выпрямился во весь рост, чуть не снеся крышу сарайчика, и не прокричал: "Я хочу есть!" Это означало, что уже полдень и пора возвращаться домой. Пауль в этот момент вспомнил всех святых на свете и мысленно пообещал поставить им свечки в церкви. Все обрадовались этому желанию Тилля перекусить, бросили свои занятия и направились к выходу. Всю обратную дорогу до дома коллеги делились своими впечатлениями о времени, проведенном в спортзале. Оливер с Флейком наперебой пытались всем рассказать, как они покоряли гантели; Рихард пытался наглядно показать, где какая дельта у него находиться, а Кристоф вбивал в головы своим товарищам, что надо было бы еще позаниматься. Молчали только Пауль и Тилль, потому что им собственно не о чем было и рассказать - все всё и так видели.
Придя домой, ребята пообедали, повыясняли отношения и ближе к вечеру разбрелись по комнатам, чтобы отдаться в руки Морфею. Заснули все на удивление соседям, привыкшим слушать до трех часов ночи отборную немецкую брань вперемешку с русскими матами, быстро.

Утро, пришедшее на смену безмятежной и спокойной ночи, оказалось ужасным…
- А! О! Мои ноги!
- Что с моими руками?
- Признавайтесь, Демоны, что вы сделали со мной ночью!
Все участники группы сползались на кухню, держась за болящие и ноющие места и проклиная того, кто мог сотворить с ними сиё издевательство. Когда все собрались в одну кучку, стало понятно, что плохо всем, особенно Паулю, на которого все поначалу хотели свалить свои обвинения, но, увидев его, не решились брать грех на душу за издевательства над инвалидом. Рихард выглядел так плохо, как еще никогда не выглядел, а Кристоф, больше похожий на шахматную фигурку коня, никак не мог приобрести вид прямоходящей особи. Более-менее выглядел Тилль. Он хоть и утверждал всем, что скоро отдаст концы, но все же мог стоять прямо и передвигаться в вертикальном положении. Так что в такую радость, что группа скоро останется без солиста, никто не поверил. Особенно не поверили в это Оливер и Флейк, мирно обсуждающие в углу кухни свои похороны.
И долго бы еще Rammы мучались вопросом, почему всем так плохо, если б кто-то, оказавшийся потом Кристофом, не вспомнил про спортзал, ставший причиной сползания в кухню, о которой все намертво забыли:
- Нам надо идти в спортзал, - начал было Кристоф, но тут же был призван к молчанию голосом справа.
- Кто хочет, может идти, а я сегодня умирать собрался, - гнул свою линию Тилль (это ему принадлежал голос, заставивший замолчать барабанщика).
- Если ты только собрался, то мы уже трупы, - ободрил своих товарищей Пауль, а потом тоном, не требующим никаких возражений, добавил. - Я тоже остаюсь. Мне как-то вчерашнего массажа хватило.
Так один за другим все находили себе причину, чтобы не ходить в злосчастный спортзал. Кто-то вспомнил, что не позвонил жене, кто-то решил возобновить поиск своих барабанных палочек, а кто-то просто сказал: "Не хочу!". Причем сказал это так, что ни у кого не возникло желание спросить "Почему?"
На этом занятия спортом закончились…

- Ну к нам же на концерты приходят не только из-за внешности, - сказал "чудом выживший" Тилль своим коллегам в один из последних дней отпуска.
- Да? А из-за чего? - Рихард был единственным в группе, кому казалось, что все ходят к ним на концерты, чтоб только посмотреть на него - великого и прекрасного Рихарда Круспе-Бернштайн.
- Я бы сказал, к нам ходят совсем не из-за нашей внешности. Просто мы хорошо поем и играем, и нашим поклонникам это нравится, - продолжил Тилль, потягивая пиво из бутылки.
- Да? А вот я так не думаю, - Рихард оторвался от зеркала и повернулся к товарищам.
Все уставились на него, как на приведение, но уже через минуту вся деревушка огласилась долгим нечеловеческим смехом шестерых немцев.
Однако через ровно две минуты нечеловеческий гогот, распугавший всех кур в округе, стал стихать. Первым, как всегда, пришел в себя Тилль. Поднявшись с пола, на котором он валялся в приступе, вокалист подошел к неприступно стоящему гитаристу и осторожно ткнул пальцем того в лицо. Рихард стоически стерпел подобное обращение.
- Хм, - Многозначительно произнес Тилль. - Краска!
- И что? - Выглянул из-за спинки дивана Пауль.
- Шевелим мозгами! - Продолжил вокалист. - Это цвет металла!
- Очень понятно. - Одобрил Шнайдер. - Продолжай, не стесняйся!
- Он хочет сказать, - неожиданно влез Оливер, - что мы можем покраситься в этот цвет.
Рихард от великого счастья аж подпрыгнул на месте, наступив на ногу Тилю. Вокалист коротко взревел и мощным движением руки направил Рихарда на встречу с диваном. Диван скрипнул, придавленный Пауль пискнул.
- Итого! - Профессорским тоном сказал Флейк - Все на поиски краски!
- А я пока посижу, подожду. - Дополнил вокалист.
Волей-неволей пришлось остальным бегать по деревеньке в поисках краски, делать срочные заказы по почте, ругаться по телефону с поставщиками.
В последний день отпуска творческий коллектив гордо прошествовал к остановке междугороднего автобуса, окончательно доведя до инфаркта соседей своим внешним видом. Солнце отражалось от шести словно бы металлических фигур, пуская гусям, свиньям и прочей живности в глаза солнечные зайчики.

  Количество комментариев: 0

[ добавить комментарий ]    [ распечатать ]    [ в начало ]