Rammstein Fan ru Rammstein - последние новости О Rammstein Аудио, видео материалы Фэн-зона Работы фанатов группы Rammstein Магазин Форум
домойкарта сайтадобавить в избранноесделать стартовой
  + обои на рабочий стол
  + комиксы
  + рисунки
  + рассказы
  + сценарии для клипов
  + табы и миди



Долбящий клавиши Долбящий клавиши

Перед вами размышления о жизни и мироустройстве всемирно известного музыканта, клавишника Rammstein Кристиана «Флаке» Лоренца.

далее


Рассказы фанатов


"В здоровом теле... на две недели". Часть 1.

Автор: Ren Bernstein Дата: 03.12.2003
Автор: Ren Bernstein

Можно я зайду издалека? Моей кошке уже одиннадцать лет и у неё не хватает не только глаза и большинства зубов, но ещё и многих других жизненно важных частей тела и органов... Франкенштейн не был выдумкой... А всё почему? Мои родители ветеринары и всю свою жизнь я росла в атмосфере садизма и доходящей до зверства любви к животным. В доме моём помимо трупиков кошечек, истекающих кровью собачек, окровавленных скальпелей, вонючих лекарств и извивающихся в конвульсиях хомячков царила ещё и атмосфера, какой-то болезненной тяги к здоровью... С тех пор мои представления о здоровье стали весьма извращёнными...

ЧАСТЬ 1

Был поздний вечер. В квартире Пауля вяло звенел телефон. Он даже не звенел, а постанывал, как раненный воин на смертном одре и звонки были вовсе не звучными и резкими, как по утрам (до раздражения резкими), а еле-еле тянулись, как резина в долгий ящик.
Пауль подошел к умирающему телефону и уставился на него без всякой жалости, словно патологоанатом на труп. Гитарист положил ладонь на горячий лоб и зажмурился. В висках, будто крыса в норке крутилась и елозила тупая боль. Наконец-то, понимая, что телефон не замолчит, а будет долго мучатся и страдать, заставляя страдать Пауля не меньше, он взял трубку и, аккуратненько держа её подальше от уха, выдавил из себя безрадостное "Алло". На другой стороне провода послышалось незамедлительное:
- Пауль, можешь прыгать до потолка и кричать от радости!
Пауль медленно поднял голову и посмотрел на потолок, раздумывая прыгать ему, или всё-таки сдержаться, а Шнайдер (это, несомненно, был его голос) весело продолжал.
- Знаешь что?
- Нет. - Тупо ответил Ландерс. От шнайдеровского крика крыса-боль в висках забеспокоилась и принялась ерзать ещё активней.
- И тебе не интересно узнать? - немного обиженно протянул Шнайдер.
- Очень интересно. - Соврал Пауль. Узнать ЭТО ему было не интересней, чем даже, длина прыжка калифорнийского зайца и за какое время Юпитер оборачивается вокруг своей оси.
- Курорт, Пауль. - прошептал Кристоф, будто это была военная тайна. - Ку-рорт. - Повторил он ещё раз, с удовольствием смакуя каждый слог.
- Что? - при этом замечательном слове, перед глазами гитариста сразу начали вырисовываться лазурные берега, шезлонги, разноцветные зонтики и загорелые девушки (пусть даже на две головы выше его) в бикини.
- "Что-что". - Раздраженно передразнил его Шнайдер и тут же выбил из головы Пауля приятные мысли. - Самый обыкновенный курорт. Нам Якоб "прописал" целых две недели отдыха. Сказал, что очень уж плохо выгладим. - Потом Шнайдер задумался и подтвердил, - а мы-то действительно выгладим неважно.
Тут ударник сделал глубокий вдох и пару раз выразительно кашлянул в трубку. Ландерс решил, что кашель получился достаточно убедительным и спросил:
- У тебя что простуда?
- А как же! - воскликнул Шнайдер и снова кашлянул, но уже менее веским образом. - И простуда тоже. Корче, завтра к Хэлльнеру... ну поговорить там, обсудить чё-то, а потом...
Шнайдер запел какую-то идиотскую песню про солнце, свежий воздух и воду, а Пауль, который ни минуты не сомневался в вокальных способностях ударника положил трубку на рычаг. Телефон издал судорожный "щёлк", а Ландерс плюхнулся на диван. Вскоре цветные зонтики и красивые зад... то есть девушки в пёстрых купальниках вытеснили боль из головы гитариста и он погрузился в сладкую дрёму.

На следующий день.

Группа Раммштайн в полном составе сидела в какой-то небольшой комнатушке и каждый её член старательно пытался показать остальным, как плохо он себя чувствует, насколько истощены его силы и как ему бы не помешал недельный отдых на берегу океана. Перед стонущими, нудящими и в меру своих актёрских возможностей делающими вид, практически неизлечимо больных, рамами вышагивал продюсер.
- Да-а-а... ребятки, - начал Якоб, стараясь не смотреть на мученические лица раммов, - вам нужен конкретный отдых. Зачахли вы у меня совсем. Здоровье подорвали...
- Да-да! Нельзя же нас так нагружать! - простонал Рихард, усердно вспоминая, когда последний раз держал в руках гитару, кроме тех случаев, когда Тилля надо было отогнать от закуски.
- Именно! - подтвердил Шнайдер и снова выразительно закашлял. Он тренировался вчера весь вечер и соседи с облегчением подумали, что он или наконец-то повесился, или подавился какой-нибудь дрянью, которой набивал свой натренированный желудок перед сном. Все оценили искусство ударника кашлять, а он с гордостью продолжил, - Вы думали, что у меня железное здоровье? Нет! Да я в детстве знаете, сколько болел? Мне гроб три раза заказывали, и мир мог бы никогда не увидеть группы Раммштайн, если б я героически не сражался за жизнь...
- Вот-вот, - перебил его Пауль. - Шнайдер прав! Здоровье у нас не железное! Моё, например такое же хрупкое, как.. э-э-э-э... тысячелетний китайский фарфор!
- А моё - как хрустальный бегемотик на тумбочке моей бабушки! - отозвался откуда-то из-за Тилля Оливер.
- А я вообще могу скоро умереть от истощения! - не придумав ничего получше заявил Тилль, напряженно втягивая живот.
- Понимаю-понимаю, ребятки. - Беспокойно закивал Якоб. - Беречь себя надо.
Продюсер подошел к Флэйку, который ещё не успел высказать свои жалобы и, сняв с него очки, уставился в глаза, как детектив на допросе.
- Плохое зрение? - протянул он.
- Д-да. - Флэйк энергично закивал. - О-очень.
- Минус 64! - крикнул Шнайдер, назвав первое двузначное число, пришедшее ему в голову.
- Мой дорогой друг Шнайдер, ты слишком оптимистично смотришь на вещи. - тут же подыграл ударнику Флэйк. - Не минус 64, а минус 78...
- Ах, ужасно! - воскликнул ударник и, вспомнив жест отчаянья Джульетты, увиденный когда-то в театре, постарался его изобразить.
Тем временем Якоб оставил клавишника в покое и продолжил свой осмотр. Продюсер подошел к достоверно игравшему отчаянье Шнайдеру и, постояв немного напротив, дернул его за нижнюю челюсть с такой силой, что ударника из глаз потекли слёзы. Хэлльнер, зажал нос пальцами второй руки, чтоб не упасть в обморок от аромата шнайдеровской жвачки a? la "орбит без сахара, но со спиртом" и всмотрелся вглубь глотки барабанщика с нескрываемым интересом.
- Горлышко болит? - поинтересовался Якоб.
- Эуа оэо... - бодро ответил ударник.
- Неужели? Но, по-моему, оно не красное...
- Ах, если б дело было только в горле. - Вдруг печально взвыл Флэйк и вскочил со своего места. - Ведь всё намного хуже! Слышите, откуда доносится кашель?
Шнайдер попробовал снова кашлянуть, но, когда твой продюсер держит тебя за нижнюю челюсть, это не очень удобно, и ударник выдавил только вялый хрип.
- Так вот. - Продолжал Флэйк с энтузиазмом давно забытого в себе врача. - Кашель отсюда доносится. - Он долбанул Шнайдера кулаком в грудь так, что тот согнулся в форме "?" и от неожиданности прикусил не только язык, но и пальцы Хэлльнера.
- Ай! - взвизгнул продюсер и затряс укушенной рукой, а Шнайдер принялся судорожно плеваться и с упрёком посматривать на Флэйка, но тот не обратил внимания и продолжил.
- А вы знаете что ТАМ? - торжествовал клавишник. - Там лёгкие!
Потом Флэйк ещё долгое время рассказывал притихшим слушателям, что может случиться с несчастным Шнайдером, если его притворный кашель запустить. Ударник слушал это и невольно вздрагивал, уже жалея о том, что так долго тренировался по вечерам. После Флэйк прокомментировал остальные лже-болезни каждого согруппника, упомянув про все возможные и невозможные осложнения, такие как расстройство желудка из-за Паулевской головной боли, и рак печени из-за Рихардовского насморка.
Короче говоря, Якоба удалось разжалобить и он пообещал раммам заработанный активным трудом (а на самом деле хорошей актёрской игрой) отдых на тихом курорте "Шамони". Хотя раммы и сами не знали где это, но были уверенны, что это лучше, чем пыльный город и разговоры о грядущем выпуске альбома. Но... хм... всегда есть это гадкое "но", даже в Германии. Так вот. Но всё это при одном условии. Якоб потребовал, что вся группа прошла конкретный медосмотр в местной больнице, чтобы, наконец, убедиться в серьёзности их заболеваний.
Раммы по этому поводу не сильно расстроились. Кого-кого, а каких-то заморышей в белых халатах они смогут убедить в том, что группа Раммштайн нуждается в отдыхе и покое.

Флэйк приподнял очки и уставился своим минус 78ым зрением на хмурое серое здание, больше похожее на тюрьму Алькатрас, нежели на городскую больницу и спросил:
- А почему мы не могли вызвать своего врача на дом?
- Да потому, что Якоб считает, что со своим врачом можно договориться, а с монстрами из этого заведения не договоришься никак. - Пояснил Оливер.
- Да ладно! - махнул рукой Рихард, на секунду перестав изображать больно гайморитом. - Я со всеми смогу договориться!
Стоило Риху сказать эту фразу, как сзади выросла огромная тень. Она закрыла собой солнце и, положив здоровенную ручищу на плечо гитариста, развернула его на 180 градусов. Рихард задрал голову и уставился на нереальных размеров создание, которое стояло перед ним. Это оказалось человекообразное существо в грязно-белом халате с каменными чертами лица и таких размеров телом, что Рих, который уж никак не считал себя маленьким и вялым... хм.. посчитал себя маленьким и вялым. По правде сказать существ в халатах было двое и выглядели они почти одинаково. Пока раммы, пялились на врачеобразных монстров снизу вверх, один из них достал из кармана бумажечку и, осмотрев ошалевших согруппников, произнёс:
- Вы группа Ра... Ром.. Раш...
Пока врач пытался прочитать сложнейшее название группы Пауль вышел вперёд с гордо поднятой головой... хотя голова у него была поднята скорее, чтоб видеть с кем он разговаривает, ибо монстру в халате маленький гитарист приходился чуть выше пояса.
- Да, - просипел Пауль, - мы группа Раммштайн, а что...
- Вот и хорошо. - Врач внезапно сменил свой громовой голос на подозрительно приятный и успокаивающий шепот, - Вот и отлично-о-о... с нами договорились, чтоб мы провели вас в больницу и проследили, чтоб вы прошли все нужные осмотры.
- А мы сами в больницу пройти не можем? - огрызнулся Рихард и поспешил спрятаться за Тиллем.
- Нет. - Всё тем же ласковым голоском возразил второй монстр в халате. - мы вас про-ве-дём.
С этими словами он схватил под мышку извивающегося и брыкающегося Пауля, а рядом стоящих Шнайдера и Тилля за шеи. Так же поступил и второй врач, но уже с Олли, Флэйком и Рихардом.
- Вы что с ума сошли? - взвизгнул Шнайдер, кривясь от боли в передавленной шее.
Но врач не ответил. Несчастных раммов затолкнули в больницу, и здоровенная дверь за ними захлопнулась. Монстры остались снаружи. Согруппники удивлённо переглянулись. В больнице было совершенно пусто, только изредка из-за дверей закрытых кабинетов с холодящими кровь надписями типа "манипуляционная" доносились слабые стоны и звон то ли скальпелей, то ли ржавых цепей.
- И что теперь? - поинтересовался Тилль, держась за ноющую шею.
- Ну не знаю... - Пауль стоял на месте и нервно осматривался вокруг.
Лицо у гитариста побледнело, когда он принялся читать фамилии врачей, портреты которых были развешаны по потрескавшимся стенам: "Ганс Мясник, Фридрих Окровавленнотопорный, Марта Открытопереломная, Михаэль Костодробов...".
Все вместе с Паулем испуганно бегали глазами по жутким фамилиям здешних врачей и раздумывали, что, может, к чёрту этот курорт, лучше сидеть дома и делать вид, что ты больной, чем лежать в шезлонге на берегу моря с протезными ногами, или железным штырём вместо позвоночника.
- Как можно доверить своё здоровье человеку, которого зовут Диана Кровоизлиянова - Внутренняя? - изумился Оливер и резко оглянулся вокруг, чтоб убедится, что эта самая фрау Кровоизлеянова не стоит у него за спиной со злобным кровожадным оскалом.
- И что мы будем делать? - обречённо простонал Шнайдер и сполз на пластмассовое кресло стоявшее рядом. Сполз и тут же вскочил, по-видимому, вспомнив утыканные шипами стулья, в которые усаживали своих жертв работники святой инквизиции.
- У меня есть предложение. - Воскликнул Флэйк, и все уставились на него с полными мучительного ожидания и надежды глазами.
- Что? Что? - в один голос воскликнула группа.
- Я предлагаю каждому сходить к какому-нибудь наименее опасному врачу, получить по справке и, предъявив их этим громилам за дверью быстренько смыться. Неужели они будут вчитываться в то, что там напишут?
- Да-да. Правильно. - Подтвердил Рихард.
- Только нам нужно сейчас разойтись, что всё это закончить побыстрее, - проговорил Флэйк, а сам подумал, что разойтись действительно не помешает, ведь, если они будут вместе идти по коридору, а им на встречу выскочит какой-нибудь Костодробов, то все погибнут в муках, а если Костодробов выскочит на встречу только одному из них, то, услышав предсмертные вопли своего товарища, остальные поймут: туда - не бежать, там Костодробов!
Все энергично закивали, но перед тем, как разойтись долго смотрели друг на друга с выражением лица матери, которая провожает своего сына на войну...
И тут началось самое интересное...

Пауль шел по длинным холодным коридорам, в которых воняло лекарствами и ещё бог знает чем, рассматривая страшные названия на дверях и стараясь выбрать самое безобидное. Внезапно его взгляд остановился на двери с очень знакомой картинкой. На ней был нарисован тлеющий окурок, перечеркнутый красной полосой. Внизу большими траурными буквами было написано: "Курение - смерть! Мы избавим вас от этой вредной привычки за один сеанс". Надпись выглядела не более убедительно, чем "Попробуй ещё раз" на крышечках пивных бутылок, но Пауль решил, что ничего плохого ему за один сеанс не сделают (невольно вспоминается произведение короля ужасов С. Кинга "Корпорация "Бросайте Курить"), а попробовать избавиться от пагубной привычки, было бы совсем неплохо. Ландерс постучался в дверь. После недолгого молчания вполне нормальный голос за дверью произнёс: "Входите, садитесь! Только дверь закройте".
Пауль вошел и закрыл за собой дверь. Она скрипнула, как в фильмах ужасов и вытолкнула последний свет из комнаты. В кабинете царила кромешная тьма. Пауль с трудом нащупал стул (причём сложилось такое впечатление, что кроме него в комнате больше ничего нет) и сел, сложив руки на коленях и уставившись в непроглядный мрак кабинета. Вначале Ландерс думал, что свет включится, но ничего такого не произошло. Пауль молчал. Голос, пригласивший его сесть, тоже упорно не повторялся. Прошло минут десять, прежде чем Пауль решил встать и попробовать найти на стене выключатель, но тут...
Прямо над ухом у Ладерса раздался хриплый, но невероятно громкий голос, орущий одну единственную фразу: "Запомни, курение - это смерть!". Несчастный гитарист подскочил на стуле. Сердце его испуганно билось и корячилось в груди. Кончики пальцев Пуаля похолодели, а перед выпученными в темноту глазами побежала вся его жизнь. Наверное, ещё никогда Ландерса так сильно не пугали. Он хотел закричать, но вскочил со стула, повторяя, как молитву:
- Да-да! Курение - это смерть! Я согласен, я запомнил.
- Сядь! - снова проорал голос.
- Сажусь! - Пауль судорожно опустился на стул и принялся дрожать всем телом, рассуждая, хватил его уже сердечный приступ или нет.
- Ты жалкий человек! - продолжал орать голос. - Понимаешь? Жалкий!
- Жалкий, - согласился Пауль закрывая, лицо руками.
- Хахаха! - ревел голос за спиной. - Ты себе и не представляешь, до чего ты доводишь свой организм! Твои лёгкие превращаются в тряпки, пропитанные смолой, твоё сердце в мешок, воняющий сигаретным дымом, твои желтые зубы рассыпятся, а умрёшь ты молодым! Да-да! Молодым! Мучаясь от рака лёгких, извиваясь в предсмертной агонии!
- Мамочка... - всхлипнул Паль, когда представил себе, как его и так трепыхающееся сердце превратится в мешок.
- Ты всё ещё хочешь курить, жалкое создание?! - поинтересовался голос, схватив Ландерса за плечо холодными костлявыми пальцами.
- Нет! Нет! Никогда не буду! Никогда! - заскулил Пауль, стараясь вырвать плечо.
- Иди же! И помни мои слова! - пальцы разжались.
Пауль вскочил с кресла и выскочил из кабинета, тяжело дыша и чуть не плача от ужаса. Он бросился к выходу из этого дурдома, натыкаясь на стены и спотыкаясь на каждом шагу, а вслух повторял: "Я не буду курить! Курение - это смерть! Не буду...".

Тилль был, наверное, наименее пугливым из всех раммов. Он спокойно и даже с интересом рассматривал витражи на окнах больницы, на коих были изображены трупы, над которыми трудились патологоанатомы, истекающие кровью пациенты и доблестные врачи, сражающиеся за их жизнь. Внезапно вокалист услышал быстрые шаги за спиной. Он развернулся и уже был готов к встрече с каким-нибудь сумасшедшим хирургом, держащим наготове свою окровавленную бензопилу, но тут же расплылся в улыбке от умиления. На встречу Тиллю, опустив глаза на какие-то записи, шла очаровательная худенькая медсестра. Она подняла голову и улыбнулась вокалисту. Тот вовсе растаял и бросился к ней.
- Вы что-то ищите?
- Вас, - сладеньким голоском промурлыкал вокалист.
- Меня? - переспросила медсестра и снова углубилась в свои записи. - Так это вы герр...
- Да-да! Ну конечно это я! - перебил её Тилль и постарался обнять за талию, но медсестра отскочила и побежала куда-то по коридору.
- Тогда вы опаздываете! - крикнула он звонким, как хрустальный колокольчик голоском. - Скорее, у меня же расписание!
- Конечно, я уже бегу! - обрадовался Тилль и бросился вслед за медсестрой в открытый кабинет.
- Ложитесь, - сестра указала ему на койку.
- Охотно. - Тилль без замедления лёг.
- Вы лежите, а я сейчас приду, - медсестра подмигнула вокалисту и вышла из кабинета.
Тилль устроился на койке поудобней и погрузился в сладкие грёзы, которые должны были с возвращение сестрёнки стать реальностью. Внезапно шаги в коридоре нарушили плавный ток тиллевских раздумий о прелестях жизни. Из коридора донёсся знакомый звонкий голосок, который сказал, видимо, не Тиллью только два слова "Он - там". "Отлично", - ответил сестре грубый женский голос.
Тилль в недоумении встал с койки и... остолбенел. В кабинет, звеня каблуками по кафельной плитке, ввалилось нечто, что, наверное, являлось мамочкой монстров в халатах, за дверью больницы. Огромных размеров тётка подошла к вокалисту и улыбнулась со всей ласковостью палача перед казнью.
- Ну что, милок, ложитесь, - сказала она низким басом.
- З-зачем? - выдавил Тилль и сел под натискам огромного тёткиного живота.
- Как зачем? - удивилась врачиха. - Ты у нас, милок, на промывание желудка записан...

Шнайдер не слышал истошных воплей Тилля. Он находился в совсем другой части больницы. Тут витражи были не менее интересным, но эта сторона оказалась тёмной, а тот скудный свет, который попадал сквозь многочисленные красные стёкла, изображавшие кровь, делали поход ударника ещё более жутким. Он чувствовал себя героем дешевого фильма ужасов, который пробирается по заброшенному замку в коем табунами бегают туда-сюда привидения и вурдалаки, хотя в данном случае врачи и медсёстры. Пока ударник рассматривал одну из дверей, пытаясь в багровом свете прочитать сложное название "о-то-ла-рин-го-лог", дверь с надписью "детский психиатр" сзади приоткрылась. Ударник даже не успел ничего сообразить, когда чья-то жилистая рука, которая высунулась из-за двери в самом низу, схватила его за щиколотку и с силой дёрнула на себя. Не удержав равновесия, Шнайдер полетел вниз, при этом конкретно приложившись носом о дверь с надписью "отоларинголог".
Очнулся ударник в каком-то небольшом помещении. Он сидел на стуле с запрокинутой назад головой и смотрел на то, как истерически мигает на потолке грязная лампочка. Нос у него ужасно болел, но, кажется, сломан не был. Шнайдер попробовал встать, но вдруг понял, что руки его связаны за спинкой стула (собственно как и ноги... ну ноги, конечно не за спинкой, но связаны). Кристоф испуганно потряс головой и посмотрел перед собой. Рядом стоял какой-то человек весьма болезненной наружности. Это был тощий старик в смятом халате и огромных очках с потрескавшимися залапанными стёклами. Волос у него было немного, но те, что просматривались на аномально большой голове, были седыми и взъерошенными. Врач смотрел на Шнайдера с нескрываемой жадностью и нетерпением, как дрессированная собака, перед которой стоит миска с "Пэдигри", а она не может есть без команды хозяина. Крис не менее испуганно закрыл глаза, в надежде, что это галлюцинация. Но галлюцинация не хотела исчезать, а даже заговорила.
- Я так рад, что вы ко мне зашли! - воскликнул врач, всплеснув ладонями, и внезапно зашелся истерическим хохотом, от которого у Шнайдера по спине побежали мурашки.
- Я тоже очень рад, - буркнул ударник и шмыгнул разбитым носом, тёмно-красная радость так и капала оттуда на кожаную куртку. - Но я к вам не заходил. Вы сами меня затащили и я прошу...
- Затащил? - врач выпучил на Шнайдера свои огромные (может, от очков, а, может, пожизни) глазища. - Да я делаю вам одолжение!
- Если нанесение телесных повреждений считается одолжением, то Тилль, сам не зная того, является великим благодетелем... А теперь развяжите меня, мне надо уйти!
Шнайдер ёрзал на стуле и рассматривал разрисованные стены кабинета, в котором был заключен. Художнику, который умудрился придумать и, более того, нарисовать такие извращённые и практически уму непостижимые рисунки, мог бы позавидовать даже старый добрый шизофреник Иероним Босх. Лошадки и козлики с ненормально вывернутыми непропорциональными телами, собачки противоестественных цветов, зайчики с каким-то нереальным количеством лапок и кошечки, застывшие на стене, исполняя какие-то странные телодвижения, подсказывали, что этот кабинет предназначен для младшего поколения. "А я-то удивлялся почему среди детей и подростков в наше время так распространено слабоумие, наркомания и склонность к суициду" - подумал Крис и, пошевелив пальцами рук, с радостью почувствовал, что верёвка, которой он был связан немного ослабла. Тем временем врач достал из кармана фонендоскоп и, не обращая внимания на протесты ударника, принялся прослушивать его сердцебиение в самых неожиданных местах, при этом удивляясь, что оно слабое, особенно в коленных чашечках и на бёдрах.
- Ай-ай-ай. Я и не думал, что всё так плохо... - сумасшедший врач покачал головой. - Без хирургического вмешательства не обойтись! - после выдвижения этого далеко не утешительного предложения он вдруг снова захохотал, обхватив голову руками и принявшись мотылять ею не хуже волосатых обкуренных рокеров на концертах.
Шнайдер почти высвободил руки из верёвки, но всё равно принялся протестовать:
- Так нельзя! Вы за это ответите! Я - влиятельная особа.
- И на что же вы влияете? - поинтересовался врач, рассматривая блестящие скальпели в пыльном шкафу с таким видом, будто выбирал обручальное кольцо своей невесте.
- На кого? - Кристоф выдёргивал из пут уже кончики пальцев левой руки. - Я влияю на людские массы...
- Массы за вас только порадуются! - заявил доктор. Он вытащил из кармана какую-то мягкую игрушку, которая по своей уродливости не уступала даже многоногим зайчикам на стенах, и положил её на дрожащие колени Шнайдера. - Вот. Это вас успокоит. Даже без наркоза обойдёмся.
Доктор сова повернулся к скальпелям, а Крис посмотрел на игрушку на своих ногах. Это был какой-то неизвестный зверь, похожий на тех химер, которым африканские племена приносят людские жертвы под бой пёстрых барабанов лунными ночами. Монстр таращился на ударника злобными стеклянными глазками, швы на его конечностях и шее разошлись, обнажая ватные внутренности. Кристоф подумал, что теперь будет знать, чем пугать своих детей, если они не будут слушаться. Тем временем сумасшедший доктор рассматривал лезвие уже выбранного хирургического инструмента и изредка испускал загробный диковатый хохот. Шнайдер развязал вторую ногу и, с отвращением опустив игрушечного демона на пол, тихонечко вышел из кабинета.
До холла он добрался уже бегом, гонимый истерическим смехом и воплями, которые доносились из кабинета "детского психиатра"...

Рихарда не хватило на то, чтобы вникать в длинные названия врачей, и он зашел в первую же комнату, полагаясь на удачу. Но проклятая удача на этот раз не только отвернулась от гитариста, но вначале скрутила две дули, сунув их ему под нос, потом показала язык, и повернулась на 180 градусов, оставив Рихарда созерцать её спину.
Рихард открыл дверь, не постучавшись. Кабинет был большой, хотя в нем и царил полумрак, но что-то можно было различить. В дальнем углу стояло какое-то здоровое устройство, только потом Рихард поймёт, что это был рентген-аппарат. Рих откашлялся и крикнул:
- Есть тут кто?
- Конечно есть! - донёсся сердитый голос из-за угла. - Чего вам надо?
- Врача.
- Чем болеем? - из полумрака вышел высокий тощий человек с бледным лицом и не просто воспалёнными, а нереально красными глазами.
- Это я у вас хотел спросить, - заявил гитарист, с опаской рассматривая бледную фигуру, которая, как ему показалось, даже немного светилась.
- Тогда придется много рентгенов делать... - задумчиво сказал врач, рассматривая Риха своими нездоровыми глазками.
- Надо - сделаем! - воскликнул Рих, успокоенный тем, что ему посчастливилось попасть всего лишь к рентгенологу.
- Смелый вы... смелый, - с какой то даже досадой проговорил врач. - Все такие смелые вначале, а потом Чернобыль им цветочками кажется...
- Чернобыль?
- А как же! Ну знаете... радиация.
- Угу... - Рихард откровенно не понимал, к чему клонит светящийся врач.
- Ну что ж, - потирая руки оживился врач, видя, что пациент не собирается убегать, - начнём...
Рихард вышел из кабинета медленно, шатаясь и размахивая руками. Перед глазами (теперь не менее воспалёнными, чем у рентгенолога) у него прыгали мутно-зелёные фигурки, звёздочки и пятна. Голова кружилась, а от одежды и кожи исходило приятное успокаивающее зеленоватое свечение...

Прошел час.

Раммы сидели в холле. Сидели и не узнавали друг друга. Пауль качался на стуле, как наркоман, страдающий от отсутствия дозы, и постоянно повторял "Я не буду курить! Курение - смерть...".
Тилль выглядел очень умиротворённым и практически расплывался по своему стулу, а когда его спрашивали, что случилось, только издавал какие-то непонятные булькающие звуки в ответ.
Шнайдер постоянно дёргался при малейшем шорохе, разные выражения бегали по его лицу, как тараканы по полу, он постоянно оглядывался и бормотал что-то про многоногих зайцев, детей-самоубийц и глазастые игрушки.
Рихард водил ладонью у себя перед глазами, стараясь поймать кувыркающиеся там зелёные пятнышки, и удивлялся, почему все отсели от него подальше. (А все просто считали, что это ненормально, когда человек светится в полумраке больничного холла).
Только Олли был не в состоянии отсесть, ведь его с трудом-то и усадили. Дело в том, что несчастный басист, который совершенно не шарил в медицине посчитал, что "костоправ" - это что-то доброе и безболезненное. Он ошибся. Страшный дядька с мускулистыми руками, тискающий и коверкающий хрупкое костлявое тело Олли ещё долго являлся ему во сне.
Самым разговорчивым оказался Флэйк. Он вынес из этой обители больных столько интересной и совершенно новой для него информации, сколько не получал за последние два года. Флэйку повезло значительно больше остальных. Он попал в кабинет к очень весёлому и дружелюбному врачу, имя которому ХИРУРГ. Нет-нет, не волнуйтесь, клавишника врач и скальпелем... то есть и пальцем не тронул. Наоборот, угостил чаем на операционном столе и рассказал очень много увлекательных историй из своей практики. Это были интереснейшие истории о пациентах, которые глотали гранаты, предварительно, конечно, дёрнув за колечко; о детях, которые игрались с бензопилой и закрывались в центрифуге стиральных машин; о бабушках, на которых обозлились их старенькие, уже впавшие в маразм, ротвейлеры и... ещё много всего занимательного...
Но такое, мягко говоря, нехорошее состояние преследовало раммов недолго. После затяжного сидения в ближайшем баре, память на всех обиделась (на всех кроме Флэйка, конечно) и ушла в неизвестном направлении, злобно хлопнув дверью и обиженно сморкаясь в розовый носовой платочек. Короче, на следующее утро Шнайдер был в великолепном расположении духа и вовсе не рассердился и не занервничал (!), когда узнал, что Пауль выкурил полпачки его дорогих сигарет. Да-да, именно выкурил и даже не подумал о том, что умрёт от рака лёгких, извиваясь в собственной кровати. Тилль чувствовал невероятную лёгкость и вознесение и буквально порхал, как лёгкий, но немножечко контуженный, мотылек. Олли вовсе не удивился, обнаружив, что некоторые части его тела сгибаются со скрипом (причём даже те, которые раньше вовсе не сгибались), ведь весь остаток ночи басист провёл на полу под усыпанными битым бутылочным стеклом столами бара. А Рихард... О! Он просто светился здоровьем во всех смыслах этого слова.
Флэйк, который, к сожалению, всё это помнил, решил немного помолчать (годика так три...), а потом рассказать эту интереснейшую историю в, на всякий случай, не менее пьяной компании, чтоб её тут же забыли...

Проклятые американцы сказали бы что-то вроде "to be continued..."


  Количество комментариев: 15

[ добавить комментарий ]    [ распечатать ]    [ в начало ]