ВНИМАНИЕ!Пожалуйста, уважайте труд других людей. Использование материала, приведенного на данной странице, возможно лишь с разрешения rammsteinfan.ru. |
|
"Солнечные Зайчики"
Потерянная найденная осень… Бурый липкий сон отпускал его, вяжущее чувство крошечности в собственном сознании постепенно удалялось, впуская бархатную и черную тишину в измученный мозг и одеревеневшее тело. Минуты тянутся как резина, неясные образы пытаются разорвать черный занавес покоя, пытаются обезобразить тьму своей яркостью и безумием, пытаются снова бросить Его в водоворот сумасшествия. Он не отдыхал вот уже много лет. Он не мог спокойно спать, потому что ночью начиналась борьба с самим собой, с кем-то, кто, мерзко смеясь, заталкивал Его в болото детских кошмаров; с кем-то, кто, перекрывая доступ в спасительную темноту, навязчиво раскрашивал мир в яркие цвета. То, что должно было давно потерять свой цвет, оживало и двигалось в кричаще пестром хороводе ярких картин, нарисованных безумным художником. Постоянное отсутствие черного цвета -единственного спасителя в хаосе цветных мазков, нарисованных масляными красками, заставляло Его ненавидеть ночь… Он открыл глаза, и тут же Его взгляд уперся в божественную темноту потолка. Черные стены и пол, темные жалюзи на окнах, маленький ночник, накрытый сверху колпаком из темно-синей ткани. Жалкая попытка сбежать от себя хотя бы днем…Пристанище безумца... Или окно в нормальную жизнь за черными занавесками? Он повернулся на другой бок, пытаясь унять озноб, сотрясающий всю Его сущность. Так бывает…Нужно просто немного подождать… Тьма не может поглотить столько животного света, и комната бездушно предает Его, отдав на растерзание кровожадным солнечным потокам. Он сдерживает стон и, проведя вспотевшими ладонями по ощерившемуся в белозубом светящемся оскале окну, бесшумно уходит в ванну. Боль перекатывается от висков к затылку и обратно, стальным огненным обручем сковывает затылок. Он открывает холодную воду и опускает под обжигающие ледяные струи голову. Вожделенная тишина, как будто Он на минуту оглох, постепенно сменяется ровным гулом стучащих по полу заячьих лап из соседней комнаты. Он медленно отрывает от раковины свинцовую голову и с силой вглядывается в помутневшее от времени зеркало. Бледное, почти восковое лицо с трехдневной щетиной, синие остановившиеся глаза и мокрые черные волосы, с которых стекает ледяная вода. Она противно лезет в уши, холодными змейками ползет по груди и мелким дождем опадает на босые ноги. Оставляя мокрые следы на ковре, Он проходит мимо чулана. Несносные солнечные зайчика пролезли в приоткрытую дверь и теперь веселятся на чем-то блестящем. Он делает шаг по направлению к чулану и останавливается. Сколько Он уже не заглядывал туда? Года два, три? А может все пять? Пересилив себя, как когда-то в детстве, когда отец прятал его в комнате, полной яркого света даже ночью, Он широко открывает глаза и заходит в затхлую темноту чулана. Приторный запах времени, которого не вернешь, минута вечности в бесконечной череде кошмаров. Зайчики испуганно разбегаются в разные стороны, и он видит свое искаженное отражение в пыльной поверхности... Его гитара.. Его старая добрая электрогитара с черным лаковым корпусом и запыленным грифом. Забыв обо всем, Он бережно, как никогда раньше, выносит инструмент из долгого заточения, аккуратно ставит на пол и медленно присаживается перед ним на колени… Кисловатый запах потертого кожаного ремня вдруг вызывает бурю воспоминаний, похороненных в уставшем разуме. Когда-то Он не расставался с ней, как с любимой девушкой. Она была с ним всегда и везде… Как он копил на нее деньги, экономя на всем, как выбирал ее в магазине, как нес ее домой, переполненный эмоциями, а потом не спал несколько дней, потому что не мог привыкнуть, что в Его маленькой квартирке появилась Она. Она была с ним везде. Теперь Она немым укором стояла рядом с Ним. Он протянул руку и легко дотронулся до струн. Гитара, как ребенок долгое время бывший без отеческой ласки, пропела грустно и робко. Этот тихий мелодичный звук вдруг заполнил все пространство огромной квартиры, солнечные зайчики притихли в комнатах, угнетающую тишину многих лет разбило одно невинное прикосновение дрожащих пальцев к когда-то привычным струнам... Стало легче дышать... Он закрыл глаза, ожидая нового хоровода беспорядочно сменяющих друг друга вульгарно приторных разноцветных оттенков… Ничего не последовало... Он увидел темноту, такую вожделенную и манящую... глубоко вздохнул и открыл глаза. "Сейчас осень..." - Эта мысль свежим ветром пронеслась в мозгу, привыкшем к постоянной ноющей боли. Он поднялся, аккуратно перенес гитару в комнату, полную солнечных зайчиков и вышел за дверь. Любопытство взяло верх - Он осторожно заглянул в комнату. Зайцы замерли и не пытались скакать по лаковой поверхности неожиданной гостьи. Гитара, как прекрасная обнаженная натурщица, гордо возлежала в кресле. Он залюбовался ее знакомыми изгибами и матовым блеском. Солнечные блики больше не метались по комнате... Свет замер и плыл расплавленным полупрозрачным медом, лениво поднимая и опуская пылинки. Она все поставила на свои места. Впервые за много лет Он улыбнулся, - сегодня яркие краски проиграли… * * * * Осень робко пыталась напомнить о себе, посылая к Его окну небольшие сообщения в виде красно-бурых, желтых и бледно-розовых листьев. Она каждый год напоминала о себе и посылала теплый ветер в его темные окна... Он всегда молчал, но сегодня мир вокруг Него постепенно начал менять свою черно-белую гамму на более чувственную - добавились кремовые, серые и светло-коричневые тона. Оттенки старых, пожелтевших от времени фотографий. Он неуверенно вышел на крыльцо, и Осень послала ему воздушный поцелуй в виде кленового листа. Он расправил его и положил в карман черного пальто. Черную гамму брюк, ботинок и пальто разбавляла серая рубашка, на глазах неизменные черные очки… Сегодня его кто-то ждет домой… Сегодня Он не один. Более уверенной походкой Он вышел на тихую улочку и забрел в маленькое бистро на углу со смешным названием " Тук-тук, Эрика". Он прошел к маленькому плетеному столику и заказал себе черный кофе без сахара. Почти все столики вокруг были пусты. Потягивая черный ароматный горячий напиток, Он смотрел через огромное стекло на улицу. Редкие прохожие в столь ранний час прогуливались вдоль набережной... А ведь Он забыл, что живет рядом с морем. Его окна выходят на другую сторону, и свежий соленый бриз никогда не проникает в дом. Расплатившись за кофе, Он вышел из уютного кафе и по выщербленному тротуару двинулся в сторону причала, туда, где кричали чайки и покачивались на волнах просмоленные старые лодки. Мир снова стал серым, солнце зашло, яркие блики исчезли, близкий рокот разбивающихся о берег волн вернул Его в действительность, боль затихла. Он медленно дошел до старого пирса, который практически опускался в воду. Изумрудно-свинцовые волны набегали и останавливались в сантиметре от Его ботинок... Глядя на расстилающуюся перед Ним стихию, царствующую в этих местах, он думал.. Его охватила слабость, как после тяжелой болезни.. Вдыхая тугой и пряный морской воздух, Он долго стоял на старом, развалившемся от времени скользком пирсе… Он молчал. Белые барашки волн игриво набегали на берег и медленно отступали, оставляя белоснежные следы на влажно мерцавшей гальке. Он снял черные очки. Повертел их в руках, зачем-то провел пальцами по мокрым от брызг стеклам. Он никогда не выходил на улицу без очков. Вне темной комнаты Он был беззащитен как ребенок, потому что невозможно было укрыться от разноцветных бликов и миллионов солнечных зайчиков. Они заставляли его плакать. И тогда он закрыл свои глаза от солнечных вездесущих комочков, закрыл черным забралом обычных тонированных стекол. Он видел всех, но его не видел никто. Первое время опьяняющее чувство одиночества в толпе хотя бы ненадолго ослабляло ноющую тупую боль во всем теле после бессонных ночей. Потом и это чувство превратилось в привычку. Казалось, очки намертво приросли к Его лицу, стали единым целым с Его глазами, с Его взглядом на мир и самим этим миром. Легкий взмах руки, и вздыбившаяся волна, перекатываясь, словила новую странную игрушку. Очки упали плашмя и моментально исчезли из вида. Он снова беззащитен. Разве?… Закутавшись плотнее в пальто, Он еще немного постоял на причале. Свежий морской ветер трепал Его волосы, ласково дотрагивался до век, разносил остатки старого мира. Он присел и дотронулся до склизких прохладных, местами прогнивших и выбитых морем бревен. Спустившись с поскрипывающего пирса, Он побрел вдоль берега. На серой гальке днищами вверх сушились лодки. Здесь, перемешиваясь с морской солью, одуряюще пахло расплавленным янтарем и сырым мхом. Чуть поодаль на камнях расположился старый рыбак. Его загорелое лицо, покрытое мелкой сеткой морщин - заношенная карта жизни, - потрескавшаяся деревянная трубка в заскорузлых узловатых пальцах, задумчивый взгляд карих глаз. На секунду старик посмотрел в Его сторону... Закаленный и просоленный до медного блеска взгляд из под густых бровей … Просоленная и обветренная жизнь, никогда не сбивающаяся с курса, не нуждающаяся в маяке и звездах, намертво соединенная с морем… Неожиданно старик улыбнулся мальчишеской белозубой улыбкой и легко поднявшись, но, немного припадая на правую ногу, побрел к разложенным на просушку сетям. * * * * Его ждут дома…Его сегодня ждут дома. Спокойствие опустилось на Его плечи мягкими невесомыми лапами. Чтобы не потревожить эти невидимые объятья, он медленно повернул домой... Долгая дорога домой, усыпанная до самого крыльца прелыми листьями - брошенными посланиями Осени, незамеченными и непрочитанными. Темное помещение наполняли краски заката. Они переливались в бархатистой глубине стен и потолка, нежно-розовым светом оттеняли Его бледное лицо и руки. Он взял с полки первую попавшуюся книгу и бережно, тщательно расправляя потрепанные кончики, вложил кленовый лист между страниц. Затем подошел к сияющему красноватыми бликами окну и долго смотрел на клубящиеся в небе лиловые облака, лениво текущие по оттененному приближающимися сумерками небу. Кое-где сквозь них проникали последние лучи солнца, наполняя воздух перламутровым свечением. Его волосы пахли морем, Его рубашка пахла ветром. Комната наполнилась доселе неизведанным ароматом. Тряхнув головой, чтобы прогнать розоватую дрему, прокрадывавшуюся в глаза и уши, Он повернулся. Увидел сидящую в кресле гитару... Медленно подошел, аккуратно взял ее в руки, перекинул через плечо ремень и прислушался... Затем опустил пальцы на струны и замер.. Когда-то эти пальцы были в мозолях, были стерты до крови струнами и медиатором.. Когда-то Он не мог и часа прожить, не дотронувшись до холодной стали струн.. А теперь Он боялся.. Он боялся последний раз за сегодня. А вдруг это совершенно чужие струны, и они не помнят Его прикосновений? А может и Он сам ничего не помнит, как будто из Него вынули эту часть памяти. Он закрывает глаза и начинает перебирать пальцами натянутые нервы инструмента… Никаких мелодий… Просто дотрагивается и ласкает… Как слепой, одними прикосновениями Он пробуждает свое прошлое…И медленно пробуждается сам…И вот уже грустная мелодия наполняет пространство квартиры, стремительно вытесняет затхлость последних лет сквозь щели и окна. На минуту становится нечем дышать, но Он не замечает… Набирает новую мелодию и отпускает ее в свободный полет по квартире….Все комнаты наполнены мелодиями.. Стены усиливают их кристальную чистоту. Они плывут в фиолетовом свете медленно опускающихся сумерек, как большие мыльные пузыри, лопаются и рождают новые никогда не слышанные никем мелодии…. Такие тихие и нежные, наполняющие эти комнаты светом. Завтра для него наступит совсем другая жизнь.. Жизнь, которую Он уже и не надеялся вернуть… Возможно, завтра Он покинет этот город с верной подругой на плече… Туда, где Его потеряли много лет назад. URL: https://www.rammsteinfan.ru/fanworks/docs/sunrabbits/ |
|
© RAMMSTEINFAN.RU, 2002-2025 |