Rammstein Fan ru Rammstein - последние новости О Rammstein Аудио, видео материалы Фэн-зона Работы фанатов группы Rammstein Магазин Форум
домойкарта сайтадобавить в избранноесделать стартовой
  + обои на рабочий стол
  + комиксы
  + рисунки
  + рассказы
  + сценарии для клипов
  + табы и миди



Долбящий клавиши Долбящий клавиши

Перед вами размышления о жизни и мироустройстве всемирно известного музыканта, клавишника Rammstein Кристиана «Флаке» Лоренца.

далее


Рассказы фанатов


Душа неприкаянная

Автор: lien25 Автор: lien25

Они сидели в маленькой уютной гостиной, склонившись над низким деревянным столом, и внимательно разглядывали мятый желтый листок, лежавший на нем. На листке синей ручкой неумело была нарисована карта. Лима была отмечена большим жирным крестом, аэродром был обведен кружком и рядом, маленьким буквами, была сделана приписка на английском языке. «То самое место» Шнайдер тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана:
- Да ни черта тут нет, - сказал Рихард через пару секунд и, схватив листок, бросил его на пол.
Шнайдер молча встал, поднял листок с пола и бережно положил обратно.
- Да выброси ты его нафиг, все равно никакого толка, - Рихард с ненавистью посмотрел на стол.
- Не горячись, нужно просто понять. Она не зря говорила про карту.
- Зря, не зря, все равно нам не понять.
- Может, стоит съездить туда еще раз. Может мы чего-то там не заметили?
- Нет! Только не туда. Мне хватило сегодня с утра.
- Рихард, может тебе поспать? Ты такой раздражительный. А вечером съездим на аэродром, посмотрим что там. Я тут уже почти две недели, а она мне ни одной зацепки не дала. А тебе открытым текстом все рассказала.
- Да прям уж и все, чего она сказала то. Карта у вас есть! И чего мне эта карта, ей разве что зад подтереть. Слушай, давай улетим нафиг. Возьмем билет и к черту эту мертвячку с ее загадками. Что я миссионер какой-нибудь, мне, что нечем больше заняться? И не будем ее слушать, самолет разобьется, пароход потонет. Плевать, поехали, - Рихард с тоской посмотрел на Шнайдера.
- Нет, я не поеду, - холодно сказал он. – Хочешь, уезжай. Я остаюсь.
- Шнай, ну… Не, ну серьезно, поедем.
- Я сказал нет, - он взял карту со стола и снова стал разглядывать ее.
- Я не могу уехать без тебя. Она, между прочим, сказала мне, что ты тут о самоубийстве помышлял. И чего, ты думаешь, я тебя брошу, чтобы через пару дней получить твое тело в гробу?
- Она так сказала? – Шнайдер удивленно посмотрел на Круспе. – Это ложь, я никогда о таком не думал.
- Да не важно, просто я без тебя не поеду.
- Да не уедем мы отсюда, - взорвался Шнайдер, - Не уедем. Мы даже позвонить не кому не можем, эта тварь словно все телефоны глушит. Я тебе все уже рассказал, чего ты еще хочешь услышать. Я не хочу сидеть в местной тюрьме до конца дней, не хочу утонуть в море или разбиться на самолете. Не хочу. Я не меньше тебя мечтаю выбраться из этого проклятого места, из этого съемного дома, за который каждый день приходится платить кругленькую сумму. Мне надоела эта жратва, мне надоел этот проклятый океан, будь он неладен. Мне надоело это солнце, я не могу его уже выносить. Мне все тут осточертело. Давай не будем тратить время на эту бесполезную болтовню и займемся уже чем-нибудь. Сказала она картой пользоваться – будем пользоваться, лишь бы побыстрее отсюда убраться. А сейчас я пойду спать, я уже две ночи на ногах и у меня все двоиться перед глазами. Если хочешь, тоже поспи. Здесь три спальни, одна наверху две внизу. Там все застелено и чисто. Я пошел наверх, меня часа три не трогай. Держи, может, чего придумаешь, - он протянул Рихарду листочек с картой и медленно пошел по лестнице на второй этаж.
- Хорошо, Шерлок, поедем вечером на этот проклятый аэродром. Я просто уверен, он засыпан уликами, стоит только в песке покопаться. Все что хочешь, можно даже прикупить пару лопат или еще лучше нанять экскаватор, чтобы откапывать улики было сподручнее, – зло сказал Рихард ему вслед. Шнайдер даже не повернулся.
- Эй, мне бы в душ сходить, где тут полотенца? – уже спокойно сказал Круспе и поднялся.
- Там в ванной, в шкафу. И ляг, поспи, а то будешь носом клевать.
- Посплю, не волнуйся, но сначала помоюсь.
Найти ванную в этом доме оказалось не таким уж простым делом. Рихард бродил по комнатам открывая двери, которые могли бы вести в нее, но как назло ему попадались кладовки, заваленные барахлом, пахнущим плесенью, стенные шкафы, пустые и оттого какие-то зловещие; он заглянул в обе спальни первого этажа и убедился что там действительно чисто, но при этом серо, убого и не уютно. Вообще дом производил гнетущее впечатление. Чувствовалось, что хозяин за красивым фасадом прятал свою становящуюся временами неприличной нищету. Он очень удивился, что Шнайдер согласился жить здесь, да еще, как говорил, платил за такое второсортное жилье кругленькую сумму. Наконец, совершенно случайно он набрел на дверь ванной.
Ванная комната оказалась маленьким и убогим помещением, заставленным пустыми бутылками из-под питьевой воды, тазами, непонятного назначения, ведрами, наполненными холодной и уже несвежей водой. В углу стоял кособокий деревянный шкаф, со скрипучей дверью. Рихард с сомнением заглянул в него, ожидая, что из-под вороха полотенец на него выскочит какая-нибудь премерзкая живность, но, слава богу, ничего подобного не случилось. Полотенца сильно пахли дешевым стиральным порошком. Он взял первое в верхней стопке и с отвращением посмотрел на него. В углу ткань прохудилась и образовалась приличная дыра, в которую без труда можно было просунуть руку, когда-то белое, сейчас оно приобрело цвет топленого молока, и на ощупь было сырым и липким. Рихард положил его обратно и закрыл шкаф. Он отдернул занавеску душа и с ужасом отшатнулся, стены были покрыты бурой плесенью, краска на потолке облупилась и местами свисала, словно лохмотья обгорелой кожи. Мыться Рихарду совершенно расхотелось.
- Рихард, - услышал он голос Шнайдера.
- Что, - отозвался он.
- Ты ванную нашел?
- Да, - раздраженно ответил он и вышел в гостиную. Шнайдер стоял на лестнице в пижамных штанах и, улыбаясь, смотрел на него. – Не вижу причин для радости, я не собираюсь мыться в такой грязи.
- Рихард, эта не та ванная. Я уже спать лег и вспомнил, что не сказал тебе - ванная прямо в спальне. Я и сам когда сюда въехал, наткнулся на это безобразие и побежал ругаться с домовладельцем, оказалось что напрасно. В спальнях чистые и приличные душевые, извини, что сразу не сказал.
- А эта мерзость здесь тогда зачем?
Шнайдер лишь пожал плечами.
- Ты уверен, что в тех ванных действительно чисто? – спросил Круспе.
- Да, уверен. Там вполне чисто, конечно не номер люкс, но помыться без вреда для здоровья можно. Ладно, я пошел спать, засыпаю на ходу.
Кристоф не соврал, в спальне действительно оказалась вполне приличная душевая комната. В шкафчике лежали стопкой чистые махровые полотенца, пахнущие кондиционером для белья, на стене над умывальником весело большое зеркало в тяжелой металлической раме, под потолком ярко светила галогеновая лампа, на полу лежал мягкий, хоть и слегка истертый коврик. Рихард с опаской оглядел душевую кабинку, плесени и грибка он не нашел, зато заметил пару длинных светлых волос на стенке.
- О Боже, ну что это за дрянь, - проговорил он. Взяв чистое полотенце, он с отвращением собрал волосы, выбросил полотенце в корзину для грязного белья, вошел в душ и включил воду.
Ледяная вода с шумом, не уступающим Ниагарскому водопаду, обрушилась ему на голову. От неожиданности он вскрикнул, дернулся в сторону, но тут же сильно ударился о стенку душевой кабины, поскользнулся и больно упал на колени. Вода тем временем решила, по всей видимости, сменить тактику и из ледяной сделалась невыносимо горячей, повалил пар.
- Твою мать, - вскричал Рихард, поднимаясь на ноги. И без того скверное настроение испортилось вконец. С огромным трудом, обжигая руки, он дотянулся до вентилей крана и смог отрегулировать воду и наконец, помыться.
Из душа он вышел минут через пятнадцать, уже довольный, спокойный и расслабленный. Взяв чистое полотенце, он с удовольствием растер спину, вытер волосы. Зеркало запотело, Рихард протер его ладонью и внимательно оглядел себя. Поправив руками мокрые волосы, он уже собирался выходить из ванной, как заметил, что в зеркале за его спиной отражается девушка. Она стояла, прислонившись к стене, и пристально смотрела на него. Он замер на секунду, пытаясь осмыслить происходящее. Девушка не шевелилась, и как ему казалось, внимательно разглядывала его обнаженное тело. Он резко обернулся, на ходу прикрываясь полотенцем, но никого не увидел. Ванная комната была пуста - никаких девушек. Все еще сомневаясь, он вытянул вперед руку и провел ей в том месте, где по его разумению, должна была быть она. Ничего не произошло. Он покачал головой, и снова посмотрел в отражение. Девушка стояла там же и улыбалась. Нет, он ошибся, она не разглядывала его, она пристально смотрела ему в глаза. От ужаса он замер на месте не в силах пошевелиться, холодный липкий пот выступил на спине, в ушах зашумело, он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Рихард хотел закричать, но не мог произнести ни звука, хотел бежать, но ноги стали ватными и перестали слушаться его. Он не мог оторвать взгляда от ее лица, хотя понимал еще пара секунд и он грохнется в обморок. Перед глазами поплыли темные круги, рот наполнился слюной, он ухватился руками за умывальник, но не смог удержаться и медленно сполз на пол, полотенце упало рядом с ним…

Очнулся Рихард в кресле, в гостиной. Он с трудом разлепил глаза, над ним нависал Шнайдер и с тревогой смотрел на него.
- Ты чего, здесь так и уснул? - спросил он. - Почему не в кровати?
Рихард попытался подняться, но ноги затекли, и ему пришлось растирать их руками, прежде чем он смог опустить их на пол.
- Так это был сон, - тихо сказал он.
- Что сон?
- Да все это, и ванная с плесенью, и эта девушка в отражении, все сон.
- Рихард, с тобой все в порядке? Когда я видел тебя в последний раз, ты собирался принять душ и выпытывал у меня чистые ли ванны в спальнях. Так ты добрался до душа или нет? Судя по твоей прическе, все же добрался.
Рихард машинально потянулся к волосам.
- А что с моей прической?
- Видимо ты уснул с мокрой головой.
Волосы и, правда были еще влажными и спутанными. Рихард попытался расправить их руками, но они не желали слушаться и торчали во все стороны, словно растрепанное воронье гнездо.
- Шнайдер, тогда получается она и правда была.
- Кто?
- Твоя девушка, я видел ее в ванной и, по-моему, потерял сознание. Не пойму, как я очутился здесь. Сколько времени прошло? – Рихард испуганно огляделся.
- Часа четыре, не меньше.
- О Господи, что же со мной было?
- Ты совсем ничего не помнишь?
- Нет, совершенно. Помню, я падал в душе, но как я добрался сюда? И когда я успел одеться, – Круспе обхватил себя руками и посмотрел на Шнайдера.
- Я не знаю, я ничего не слышал, спал как убитый.
- Едем на аэродром. Прямо сейчас, – неожиданно сказал Рихард и поднялся с кресла.
- Ты уверен?
- Да, абсолютно. Я хочу понять, что этой шельме от нас нужно, и сколько еще она собирается пугать меня и тебя, - он наклонился над столом, взял листочек с картой и, сложив его, засунул в карман рубашки.

* * *

Они остановили такси на улице перед домом и долго пытались объяснить водителю, куда им нужно попасть. Огромный, толстый, с черными густыми усами, торчавшими во все стороны, водитель ни слова не понимал по-английски и лишь глупо улыбался и мотал головой из стороны в сторону. Наконец Рихард понял, что нужно сделать, он достал мятую карту из кармана и, указал таксисту на точку, обозначающую аэродром. Водитель нахмурился, провел пухлым пальцем по листочку и наконец, радостно улыбнулся и махнул рукой, приглашая их сесть.
День клонился к вечеру, и город наводнили довольные и загорелые туристы. Они неспешно прохаживались по улицам, с вялым интересом разглядывая витрины магазинов, вывески ресторанов, сидели на скамейках в парках, толкались на индейских базарах, присматривая диковинные сувениры для своих родственников и друзей.
- Черт, хорошо им всем, - сказал Рихард.
- Кому? – не понял Шнайдер.
- Туристам. Отдыхают, по барам ходят, а мы едем, черт знает, куда искать, сами не знаем что.
- Я тоже был таким туристом всего две недели назад. Рихард, не завидуй чужому счастью.
- Да не завидую я, так, просто обидно. Я здесь впервые и ничего так толком и не увижу, кроме этого вонючего аэродрома. Чего мы там, в темноте найдем? Ты хоть знаешь что искать, я уж не спрашиваю где?
- Понятия не имею, но мне кажется, что мы приедем на место и все сразу поймем. Ты не помнишь, эта девушка, она может тебе что-нибудь говорила?
- Я ничего не помню. Совсем. Словно стерли, чернота, пустота. Ни проблеска воспоминаний. Может я, когда падал, головой ударился? – Рихард потрогал затылок, провел рукой по волосам. Перед выходом он привел себя в порядок и даже умудрился кое-как поставить ежик.
- А голова не болит?
- Нет, разве что тяжелая, но не болит.
- Значит все в порядке, - сказал Шнайдер и выглянул в окно, город остался позади и теперь они ехали по широкой заасфальтированной дороге. Машин почти не было, лишь где-то впереди виднелся ярко освещенный экскурсионный автобус, да позади медленно ехала какая-то черная колымага с выключенными фарами. Зажглись редкие фонари, и Шнайдер видел, как в их еще пока ненужном свете вьются сотни мелких мошек.
- Мы уже скоро приедем, давай, если хочешь, когда вернемся, сходим куда-нибудь. Я же не обязан из-за этой дамочки-приведения сидеть безвылазно дома. Да и ты тоже, - сказал он, повернувшись к Рихарду.
- Нет уж, спасибо большое. Сходили с утра в кафе, очень приятно отдохнул. Мне что-то больше не хочется слышать проповеди, раздающиеся из-под крышки унитаза, хватило на всю жизнь.
- Да ладно тебе, забудь уже. Она обычно не такая шумная, просто ты зря телефон свой расколотил, видимо ей больше ничего не оставалось. Она хотела, чтобы ты поверил.
- Ну, ну… - Рихард закатил глаза – Поверил, тоже мне. Почему ты ее защищаешь? Я, между прочим, - он не договорил, потому что машина вдруг резко остановилась. Шнайдер посмотрел в окно, но аэродрома не увидел.
- Эй, в чем дело, поехали дальше, - сказал Рихард, но вспомнив, что водитель не говорит по-английски, стал махать рукой, указывая на дорогу. Но таксист сидел словно истукан, не реагируя на своих пассажиров. Вдруг он громко и как-то по-женски взвизгнул, осенил себя крестом, резко крутанув руль в сторону, вдавил педаль газа и стал разворачиваться.
- Эй, что происходит. Стой, амигос. Куда ты едешь? Тормози идиот. – Рихард перегнулся через сиденье и попытался крутануть руль в обратную сторону. Таксист повернулся и со всей силы ударил его по лицу. Рихард опешил и сел на свое место, прижимая руку к разбитой губе.
- Дьявол, там дьявол! - закричал водитель по-испански и стал указывать рукой куда-то вперед, при этом продолжая разворачивать машину. Шнайдер заметил, что старая колымага, ехавшая сзади резко остановилась и тоже сдает назад. Он посмотрел на Рихарда, увидел кровь, сочащуюся из-под его пальцев, посмотрел на широкую спину водителя, заметил, что его рубашка подмышками вымокла от пота, посмотрел на дорогу и словно во сне протянул сильные руки и, схватив водителя за шею, стал душить его. Водитель захрипел, отпустил руль, вцепился пальцами в руки Шнайдера пытаясь разжать мертвую хватку барабанщика, стал елозить на сиденье, но вырваться не удавалось.
- Выпусти нас из этой машины, сейчас же, - прохрипел Шнайдер, наклонившись к самому уху водителя.
Рихард смотрел на все это и не мог поверить своим глазам, Шнайдер вдруг, в одну секунду превратился из цивилизованного европейца в дикаря с горящими глазами и жаждой крови. Его лицо, обычно мягкое и дружелюбное, исказила гримаса злобы, глаза сделались колючими и холодными, губы растянулись в жутком оскале.
- Прекрати, прекрати Шнайдер! - закричал он и попытался оттащить ударника от уже начинавшего синеть таксиста. Он коснулся его руки, измазав ее своей кровью, и тут же отдернулся, словно получив разряд тока. Рука Шнайдера была такой горячей, что казалось еще пара секунд и кожа начнет плавиться и лопаться от этого невыносимого жара. Рихард оглянулся по сторонам, сам не зная, чего он ищет и увидел за собой, под задним стеклом машины закрытую пластиковую бутылку с водой. Схватив ее, он скрутил крышку и, не понимая, что делает, плеснул воду другу в лицо. В первую секунду ничего не происходило, Шнайдер лишь сильнее сжимал пальцы, но прошло немного времени, и Кристоф ослабил хватку, а потом и совсем отпустил несчастного таксиста. Тот тут же закашлялся и стал растирать шею.
- Что ты творишь? – прошептал Круспе.
Шнайдер медленно повернулся к нему:
- Я не знаю, - ответил он. - Не знаю, что на меня нашло, он ударил тебя, и у меня сорвало крышу, я никогда так не поступал раньше. Боже мой, Рихард, я схожу с ума. Я ведь совершенно не контролировал себя, я же мог его задушить, - он замолчал и испуганно посмотрел на водителя, который по-прежнему растирал рукой побелевшую шею и с опаской поглядывал в зеркальце на пассажиров.
- Надо выметаться отсюда, пока он полицию не позвал, - Рихард постепенно приходил в себя. Он открыл дверь со своей стороны и выбрался наружу. Шнайдер продолжал сидеть в машине, и, казалось, не собирался вылезать.
- Извините меня, простите, - сказал он водителю по-английски, но тот лишь в испуге отшатнулся, закрываясь руками.
- Ты вылезешь из этой машины или нет, - сказал Рихард, нагнувшись к открытой двери.
- Да, я уже иду, - как-то нерешительно ответил Шнайдер, и медленно выбрался на воздух.
Водитель тут же сорвался с места, даже не подождав пока Шнайдер закроет дверь, круто развернулся и умчался прочь. Они остались совершенно одни. Рихард огляделся. Наступала ночь. На горизонте, там, где пики гор казалось, касались неба, медленно угасало солнце. Широкая заасфальтированная дорога уходила вправо и тонула в вечернем сумраке, освещаемая лишь желтым светом редких фонарей. Слева, там, откуда они приехали, она делала крутой поворот и скрывалась за густыми деревьями. До поворота на грунтовую дорогу к аэродрому оставалось не больше ста метров, но она была пустынна, не освещена и совершенно не манила усталого путника.
- И что нам делать дальше, душитель? – Рихард был зол, он пнул ногой маленький камушек и тот покатился в траву.
- Я не знаю, – Шнайдер испуганно посмотрел на гитариста. - Рихард, я не знаю, что на меня нашло.
- Да хватит уже, я тоже не знаю, что на тебя там нашло, но от этого мне не легче. Лучше скажи, что нам делать?
- Пойдем пешком, здесь уже не далеко.
- Ночью, по заброшенной дороге? И куда мы придем?
- Нам все равно придется куда-нибудь идти, или обратно в город по трассе или до этого аэродрома. Там на аэродроме вроде какой-то дом стоял, наверное, диспетчерская, попробуем попросить диспетчера вызвать нам такси. Да и тебе лицо бы умыть не грех, в таком виде нас не один водитель не посадит.
- Он мне губу разбил, подонок. Завтра все распухнет нафиг, – Рихард осторожно дотронулся до разбитой губы и поморщился от боли. Кровь уже не шла, но губа действительно начала припухать. - Да ты и сам не лучше. Мокрый весь.
Шнайдер убрал со лба прилипшие мокрые пряди, попробовал отряхнуть обрызганные брюки, футболку, но потом плюнул, махнул рукой и сказал: - А что он кричал про дьявола?
- Да откуда я знаю, белая горячка наверно началась. Там ни единой души на дороге не было, а он всполошился. И ты тоже, чего ты с ума, что ли сошел. Ты знаешь, какие у тебя были горячие руки, я чуть пальцы не обжег. Ты сам не чувствовал?
- Нет, я вообще помню все словно в тумане.
- Знаешь Шнайдер, ты, конечно, не обижайся, но я с тобой в одном доме ночевать не буду, я лучше в отеле номер сниму.
- Спальни запираются, - спокойно ответил барабанщик и, отвернувшись от Рихарда, пошел по дороге к аэродрому.
- Шнайдер, я, между прочим, не соглашался идти на аэродром, - окликнул его Круспе.
- Пошли уже, хватит трепаться, солнце уже почти село, минут через десять здесь будет кромешная тьма, а я хочу к тому времени хотя бы увидеть дорогу, по которой нам предстоит идти.

* * *

Когда утром они проезжали здесь на машине, все выглядело совершенно иначе. Солнце село немного позже, чем предполагал Шнайдер, оно задержалось над горизонтом еще на двадцать минут, освещая на прощанье кроны высоких деревьев, вытоптанную пожелтевшую траву, горы вдалеке, а потом погасло, оставив лишь бледно розовые краски на уже почти черном небе. Зажглись первые крупные звезды, и медленно взошла узкая молодая луна.
- Ну, по крайней мере, в темноте идти не придется, - сказал Шнайдер.
- Все равно отвратительно, меня пугает эта дорога. Ее почти не видно, заросла травой вся, того и гляди споткнешься об камень и грохнешься.
- А ты под ноги смотри, чтобы не спотыкаться.
Рихард замолчал и некоторое время они шли в полной тишине, нарушаемой лишь шелестом ветра в густых кронах деревьев, да однообразным криком ночной птицы, где-то вдалеке. Шнайдер делал широкие уверенные шаги, аккуратно обходя выбоины, Круспе чуть менее уверенно шел по его следу. Тишина становилась гнетущей, Рихард тяжело вздохнул и сказал:
- Надеюсь нам не долго идти.
- С утра ехали вроде минут пятнадцать, или чуть больше. Думаю, за пол часа дойдем.
Похолодало, и Шнайдер зябко подернул плечами. Его мокрая футболка прилипла к телу, и он стянул ее через голову.
- Тебе чего, жарко? – спросил Рихард.
- Нет, футболка мокрая. Ты меня знатно облил.
- Я же тебе говорю, у тебя рука была как раскаленная сковородка, я дотронуться до тебя не мог.
- Да ладно тебе, прямо и не мог. Я бы тогда сгорел, - он посмотрел на свою руку, ища признаки ожогов, но ничего не найдя добавил.- Да и не мог я этого не чувствовать.
- И, тем не менее, я не лгу. Если найдем того водителя, спроси у него.
- Если я вдруг увижу того водителя, то я постараюсь скрыться с его глаз побыстрее, чтобы он… - Шнайдер замолк, остановился и указал рукой на дорогу. – Рихард, смотри.
- Что?
Рихард тоже остановился и всмотрелся вдаль. Спиной к ним, на дороге, стоял человек, воздев руки к небу, словно в молитве и не шевелился.
- Чего это с ним, - шепотом спросил Шнайдер.
- Не знаю, но он мне не нравиться. Может нам в сторону отойти.
Но отойти они не успели, человек повернулся к ним, сделал пару шагов и вдруг резко рухнул на землю.
- По-моему он помер, - высказал предположение Круспе. – Может это какая-то местная болезнь.
- Слушай, я вот думаю, может нам вернуться на трассу. Черт с ним с внешним видом, есть же на свете добрые люди, подвезут.
- А я сразу тебе что сказал?! Теперь уж обратно я не пойду, мы полпути протопали. Испугался?
- Не то что испугался, просто неприятно как-то. А вдруг он, правда, помер.
- И что? Помер и помер, черт с ним. Дойдем до аэродрома вызовем полицию или медиков, кого там в таких случаях вызывают.
- Катафалк, – сказал Шнайдер.
- Пускай катафалк. А если он живой, посмотрим что с ним. Может мужику плохо стало, сердце прихватило. Нечего нам двум взрослым бугаям от своей тени бегать.
- А с чего ты взял, что это мужик? - Шнайдер все еще не решался пойти дальше.
- Думаешь девушка? Нет, слишком крупный, это точно мужик. Хотя, может и девушка. Тем лучше.
Рихард пошел вперед, а Шнайдер следом. Они прошли метров сто, но никого не было видно.
- И где он? – спросил Шнайдер, машинально замедляя ход.
- Не знаю, может, уполз куда. А может это и не человек был вовсе.
- А кто? Оборотень? – Шнайдер снова остановился.
- Да, черт меня побери! – Рихард взглянул на Шнайдера, пытаясь в темноте поймать его взгляд. – Гребаный волшебный оборотень из гребаной детской сказки. Ты меня за совершенного психа держишь?
- Рихард, что ты злишься? Я просто спросил. Если это не человек, тогда кто?
- Зверь, крупный зверь. Может он стоял на задних лапах, а потом опустился и убежал. Это кстати все объясняет. Обезьяна или другая живность.
По обе стороны от дороги росли высокие ветвистые деревья, с широкими крепкими стволами. Рихард помнил, что ближе к аэродрому деревья заканчивались, уступая место выжженной солнцем траве. Было темно, но не настолько, чтобы он не увидел лежащее тело. За такое короткое время человек не смог бы уползти настолько далеко. Теория со зверем подтверждалась, но от этого было ничуть не легче. Они прошли еще метров сто, но по-прежнему никого не видели. Шнайдер молчал и озирался по сторонам, Рихард шел, рядом вглядываясь в темные стволы деревьев. И вдруг ночную тишину пронзил нечеловеческий громкий и протяжный вопль. Рихард вздрогнул и схватил Шнайдера за плечо.
- Что это? – тихо спросил он.
- Не знаю, черт побери. Те самые «звери». Валить надо и быстрее.
- Куда?
- Не знаю, сам решай или обратно, или к аэродрому бегом.
- Может напрямик, через деревья на трассу. Она должна быть не далеко. Мы же никуда не сворачивали, насколько я понимаю.
- А если ошибемся?
- Все лучше, чем здесь стоять.
Крик повторился, на этот раз звук был намного ближе. Ко всему прочему Рихард услышал шелест ветвей слева от себя. Не раздумывая, он со всех ног побежал вправо, через деревья, туда, где по его предположению была трасса. Шнайдера тоже не пришлось долго уговаривать, он побежал за Круспе и уже через пару минут обогнал его. Ветви били в лицо, под ногами что-то ломалось с противным хрустом, воздух вырывался из легких с хрипом и минут через десять Рихард понял, что не пробежит больше ни метра. Он остановился, пытаясь перевести дыхание, согнулся, пополам упершись руками в колени, и окликнул Шнайдера.
- Стой! - крик вышел слабым, но Кристоф услышал и обернулся.
- Ты чего? - испуганно спросил он и подошел к Рихарду.
- Ничего, не могу я больше бежать. Плохо мне.
- Тогда пошли медленно, не стой только. Там этот зверь.
- Да слышал я зверя, не глухой. Не могу я идти.
Но он смог рев раздался вновь (сейчас Рихард уже не сомневался, что этот леденящий душу звук – рев разъяренного зверя), теперь справа от них и Рихард побежал. На бегу, он посмотрел в ту сторону, откуда раздался звук и увидел два огромных желтых глаза. Машинально, он дернулся в сторону, споткнулся об какую-то корягу и плашмя рухнул на землю, разодрав руки в кровь. Шнайдер остановился, подхватил Рихарда и попробовал его поднять, но сам зацепился ногой и еле удержал равновесие, Рихард снова упал на землю, изрыгая проклятья. Наконец ему удалось подняться. Руки горели огнем, во рту был привкус крови, он повернул голову и увидел огромного ягуара. Зверь сидел в нескольких метрах и равнодушно смотрел на них своими огромными желтыми глазами.
- Шнайдер, - тихо позвал он, стараясь производить как можно меньше шума.
- Вижу, - отозвался барабанщик откуда-то из-за спины. – Не шевелись, может он уйдет, - голос Шнайдера заметно дрожал.
Ягуар сидел и смотрел на них, ударяя тяжелым хвостом о землю.
- Он зол, - сказал Рихард и сделал маленький едва заметный шаг назад. Ягуар тут же поднялся, хвост уже выбивал дробь на земле.
- Сказал же, не шевелись, - зашипел Шнайдер, - Они обычно не нападают на людей, если их не провоцировать.
- Откуда ты знаешь?
- Экскурсовод рассказывал, о Боже, какой он огромный.
Зверь сделал пару шагов и очутился подле Рихарда, гитарист почувствовал как липкий холодный пот потек по спине, между лопатками, он судорожно сглотнул и сказал самым ласковым, на который был только способен голосом:
- Хорошая киса, хорошая. Иди отсюда, уходи, я тебя не трону. Уходи, пожалуйста.
Но ягуар не собирался уходить, он обнюхал брюки гитариста, ткнулся носом в его дрожащую руку, и, обойдя его, подошел к Шнайдеру. Круспе не мог видеть, что происходит у него за спиной, но он слышал тяжелое учащенное дыхание ударника и чувствовал спертый запах звериной шкуры. - Рихард, он схватил мою футболку, - услышал он тихий шепот Кристофа.
- Отдай ее, может он уйдет, - Круспе не решался повернуться. Через минуту он услышал недовольное ворчание.
- Что он делает? – осторожно спросил он.
- Жует мою футболку, - шепотом ответил Шнайдер.
- Он отошел?
- Да, давай медленно уходить.
Рихард, наконец, обернулся. Ягуар лежал на земле, в паре метрах от них, зажав в лапах, то, что еще минуту назад было футболкой Шнайдера, и яростно рвал ткань зубами.
Казалось, что он потерял всяческий интерес к людям и очень увлечен своим занятием. Медленно, стараясь не споткнуться, Рихард стал отступать назад. Шнайдер по-прежнему стоял на месте, но вот и он повернулся и пошел вслед за ним. Ягуар поднял голову, посмотрел на них, а потом снова принялся с усердием пережевывать ткань. Отойдя на сотню метров, они прибавили шагу. А чуть погодя, не сговариваясь, побежали.
Вскоре они увидели дорогу и побежали быстрее, боясь оглянуться, боясь увидеть зверя преследующего их по пятам. Когда они подбежали ближе Рихард заметил машину, она стояла на обочине, черный старый, полуразвалившийся форд, но в тот момент она показалась ему самой прекрасной машиной на свете. Он закричал, и замахал руками. Окно со стороны водителя было приоткрыто, и он видел, что внутри кто-то есть. Но как только он выскочил из леса, машина рванула с места, подняв в воздух столб пыли и скрылась из виду за поворотом. Шнайдер выбежал вслед за ним.
- Они уехали, они не захотели нам помочь, - Рихард повернулся к барабанщику.
- Да вижу я. А ты бы не уехал? Выскочили какие-то бандиты из ночного леса и орут еще как ненормальные. Рихард посмотри на нас, я в одних брюках, у тебя все лицо в крови. Кто нас повезет?
- И что ты предлагаешь? Вернуться туда, - он указал рукой на деревья. – Забрать твою долбаную майку?
- Не кричи на меня, я не виноват, что этот ягуар сжевал мою майку. Я не виноват, что таксист ударил тебя, я не виноват не в чем. Я здесь такой же заложник, как и ты.
- Извини, - Рихард немного успокоился, - Да, ты не виноват. Но мы же хотели поймать машину до города.
- Хотели, может и поймаем. Давай пойдем по дороге, вдруг повезет. Тут хотя бы нет голодных хищников.
Рихард посмотрел на пустынную, плохо освещенную трассу и с ужасом понял, что не знает в какую сторону им идти. Он вообще не был уверен, что это та самая дорога, по которой они приехали. Ему казалось, что на той было больше фонарей, и она была намного шире.
- Шнай, а куда идти то?
- Как куда, по дороге в город.
- Да я понял, что в город, а где город то? В какую сторону?
Шнайдер удивленно посмотрел на Рихарда, не понимая вопроса, потом перевел взгляд на дорогу и наконец, понял.
- О, черт! – выругался он.

* * *

Его звали Иисусом, и это было его проклятием. Родители, помешанные на Библии христиане, назвали так ребенка, в надежде, что это принесет в их разорившуюся и живущую на грани нищеты семью, удачу, не понимая очевидного. Белый мальчик в неблагополучном черном районе Лос-Анджелеса и так будет страдать от притеснений чернокожих малолетних преступников, а с таким именем ему вообще проходу не дадут. И его били, били нещадно, в школе, во дворе, на баскетбольной площадке, везде, куда бы он ни пошел. И так продолжалось бы вечно, если бы не случай. У него не было друзей, не было даже хороших знакомых, потому что дети боялись дружить с ним, зная, что он изгой, козел отпущения. Боясь, что те, кто бьет его, ополчатся и против них, и они тоже будут приходить, домой утирая сопли, перемешенные с кровью. На улицу он старался не ходить, зная, что почти наверняка за первым же углом встретит одного из тех уличных хулиганов, которые так любят практиковать на нем свои удары, но и сидеть дома тоже не мог. Его родители постоянно пытались наставить его на путь истинный. Они без конца поучали его, цитируя приличные куски из, ставшей уже ненавистной ему, Библии и призывали к смирению. Смирения не было, а была лишь обида, страшная, затаившаяся злоба, ненависть ко всем на свете и еще страх.
«Возлюби ближнего своего», - говорил отец, а он не любил, он боялся и ненавидел, и, засыпая, мечтал о том, как подрастет, купит себе огромный револьвер и убьет всех тех, кто причинил ему столько неприятностей. Когда ему становилось совсем плохо, а это происходило все чаще и чаще, он уходил на крышу их многоэтажного дома и подкарауливал там дворовых котов, чтобы с изощренной детской жестокостью убивать их. Коты уже знали о нем и избегали. Но иногда какой-нибудь еще наивный и глупый котенок забредал на его крышу и приманенный угощением подходил к мальчику, вот тогда он отрывался. Он вспоминал лица тех, кто издевался над ним и кромсал тельце несчастного животного, уродовал совершенную, созданную ненавистным ему Господом Богом форму, и потом воровато прятал следы своих зверств, выбрасывая их с крыши в узкий безлюдный переулок. Если бы его родители узнали о странном и жестоком увлечении сына они немедленно отправили бы его в мужской монастырь. По крайней мере, отец всегда угрожал ему этим. Но они не знали, и от этого, убивать котов было лишь приятней. В один из таких вечеров он сидел на крыше и ждал. И вдруг услышал голоса. Он спрятался за большой бетонной трубой и замер. Через пару минут на крышу по пожарной лестнице забрался чернокожий подросток. Иисус помнил его, это был один из тех хулиганов, которые наводили ужас на жителей окрестных домов. Парень был напуган, он вылез на крышу, огляделся и побежал прямиком к тому месту, где прятался Иисус. Одного взгляда на накаченные руки парня хватило, чтобы Иисус понял, что ему несдобровать. На этот раз он не отделается разбитой губой и синяком под глазом, на этот раз его исколошматят так, что мать родная не узнает, а если и узнает, то непременно отправит в мужской монастырь. Он хотел было побежать к выходу с крыши, к спасительной маленькой дверце, ведущей на чердак, а оттуда вниз, но заметил, что по лестнице поднимается еще кто-то. Мелькнула форменная фуражка, и на крышу грузно спрыгнул толстый полицейский.
- Стой, паскуда! - закричал он чернокожему парню. Тот обернулся, подвернул ногу и распластался по крыше. Полицейский настиг его и стал избивать дубинкой. Фуражка слетела с его головы, но он даже не заметил. Парень поджал колени, закрыл голову руками и молча терпел избиения. У Иисуса была припрятана большая чугунная труба, он нашел ее на свалке, недалеко от своего дома и принес на крышу, чтобы проламывать головы котам. И теперь он вспомнил о ней. На цыпочках, чтобы никто не заметил, он вышел из своего укрытия и тихо прошел к перилам. Труба лежала там, где он ее и оставил. Он поднял ее (с трубой в руках он чувствовал себя лучше и сильнее), подкрался к копу сзади и, сделав сильный замах, ударил его по голове. Это оказалось не сложнее чем бить котов. Удар пришелся в висок, это получилось случайно, Иисус понятия не имел о том, что это пожалуй единственный способ убить взрослого человека. Коп дернулся, попытался повернуться к Иисусу, но не смог и рухнул прямо на чернокожего пацана.
Иисус положил трубу и подошел поближе. Полицейский был мертв, он лежал без движения, дубинка выпала из его рук и валялась тут же, рядом. Еще минуту назад это был сильный и опасный противник, но один удар Иисуса навсегда вывел его из игры. Мертвая плоть, много мертвой плоти, созданной его волей. Это зрелище заворожило Иисуса, он нерешительно протянул руку, желая прикоснуться к мертвецу, но тут чернокожий парень пошевелился и издал неопределенный звук, то ли слабый крик, то ли громкий стон. Иисус хотел было убежать, но потом передумал и попытался оттащить мертвеца, но с первой попытки сделать это ему не удалось. Полицейский и при жизни был тучным малым, а после смерти казалось, он набрал еще килограмм пятьдесят. Но со второго раза Иисусу удалось приподнять мертвеца, он взял трубу и, используя ее в качестве рычага поднял тело, а чернокожий парень отполз в сторону. Иисус отпустил трубу, и полицейский плюхнулся на крышу, словно пыльный мешок набитый потрохами.
- Ты же убил его, твою мать! Ты крут, приятель, – сказал парень, с трудом поднимаясь на ноги. – Я Гектор, а ты кто?
- Я Иисус, - сказал он и тут же поджался, ожидая удара.
Но Гектор не собирался его бить. Он восхищенно разглядывал белого щупленького мальчишку и наконец, улыбнулся и протянул ему руку:
- Ты, чувак, спас мою черную задницу, значит теперь ты мой белый брат. И ведь не засрал же, грохнул этого паршивого белого ублюдка.
Все еще не веря, Иисус протянул свою маленькую руку, и она утонула в широкой черной ладони его нового приятеля.
- Ну, Иисус, и чего теперь с трупом будем делать?
- Скинем с крыши, - простодушно предложил он.
- Ага, и сюда сбегутся все копы этого сраного города. Нет, так не пойдет. Нас тут же накроют. Надо его спрятать. Тут есть укромное местечко? - Гектор огляделся.
- Есть, - тут же отозвался Иисус. - На чердаке. Там куча хлама всякого: крысы дохлые, матрацы дранные, бумага какая-то газеты.
- А он вонять начнет, и тут же соседи копов вызовут.
- Не вызовут, у нас в доме и так воняет. А под чердаком квартира пустует. Никто ничего не узнает. – Иисус впервые в жизни почувствовал, что кто-то слушает его, почувствовал, что кто-то интересуется им, спрашивает его совета и, не важно, каким образом он смог добиться этого. Важно было то, что с этого дня все у него пойдет по-другому. Так и случилось.
Он начал с малого. Теперь, когда за его спиной стоял Гектор, он мог хотя бы с чего-то начать. Поначалу он торговал наркотой на углах. Маленькие кулечки с марихуаной, которые он прятал в карманах брюк. Их всегда приносил Гектор и требовал вернуть ровно столько денег, сколько он скажет, а говорил он всегда чуть меньше, чем выручал Иисус. Тогда у него появились первые личные деньги. На первую выручку он купил пачку дешевых крепких сигарет и коробок спичек. Спрятавшись в подворотне, где его никто не видел, он попробовал курить и это ему жутко не понравилось. Табачный дым заполнил легкие и вырвался оттуда с надрывным кашлем. Но он не сдался. Все ребята, которых теперь он называл «мои друзья», курили, и он не хотел выделяться на общем фоне. Вторая сигарета пошла лучше, а с третьей он научился не кашлять. И уже этим вечером, после того как он рассчитался с Гектором (они собирались на заброшенном складе, на окраине Лос-Анджелеса), он вместе со всеми сидел в кружке и с видом заправского курильщика тянул противный и горький табак.
Денег стало больше, когда Гектор стал брать его с собой на дело. Они ходили к каким-то черным, взрослым ребятам, брали там целлофановые мешки с травкой и, возвращаясь на склад, расфасовывали их по маленьким кулечкам, предварительно перемешивая с зеленым чаем в пропорции один к десяти и потом торговали шмалью на углах. Расплачивались они за килограмм травы, а продавали чуть больше. Причем за продажу им тоже платили. Гектор отдавал Иисусу третью часть денег, но и этого вполне хватало, чтобы он мог купить себе нормальные шмотки (нормальные в его новой компании) и курить приличные сигареты.
- Если кто узнает, каким дерьмом мы тут занимаемся, нам эти сраные уроды яйца открутят к такой-то матери, - поучал его Гектор, когда они перемешивали траву с чаем.
У Гектора все было с ароматом говна. Он жил на говеной планете, населенной сраными людьми, ходящими на дерьмовую работу, трахающими говнистых задастых белых баб по засранным квартирам, покупающими поносные шмотки в пропахших белым говном бутиках. И солнце было сраным, и дождь тоже пах фекалиями.
Если бы Иисус мог выбирать он бы, наверное, никогда бы не связался с таким человеком как Гектор, но он не мог, поэтому фекалии постепенно вошли и в его речь.
- Да, дерьмово будет, брат, - отвечал он, раскладывая смесь по пакетикам.
Им везло, им всегда необычайно везло. Как говорил Гектор:
- Какое бы говно не случилось, мы всегда выходим чистенькими, даже не заляпав ботинки.
И это было правдой. Гектор думал, что везение пришло вместе с Иисусом, он приписывал его имени все их удачи и говорил, что Бог наконец-то обратил на него внимание. ( При всем злословии Гектор постоянно вспоминал Бога, но иногда и Бог был у него с ароматом фекалий). А Иисус в свою очередь думал, что именно Гектор помог ему выбраться из полной жопы. После двух лет дружбы с Гектором он даже начал скверно думать, и уличный сленг постепенно прижился в его мыслях, став чем-то обыденным и обыкновенным.
Они продолжали торговать разбавленной марихуаной на улицах, но уже стали подумывать о более серьезном бизнесе. Гектору уже было пятнадцать, а Иисусу должно было исполниться тринадцать. Гектор решил, что пора действовать, Иисус не был против. У них были нужные знакомые, (если с малолетства торгуешь шмалью по подворотням, то к пятнадцати у тебя оказывается полно нужных и полезных знакомых) и Гектор пошел к одному из них. Иисуса он не взял, побоялся что белокожий, субтильный мальчик (Иисус так и не смог накачать мышцы как у друга, хотя каждый день по пятьдесят раз отжимался от пола перед сном ) не выглядящий даже на двенадцать лет может спугнуть серьезных людей. Иисус не обижался. Он знал, что Гектор уважает его, он знал, что Гектор даже побаивается его. Иисус был очень жесток, и эта холодная жестокость не могла не внушать страха. После того полицейского Иисус убивал еще два раза. Однажды он голыми руками задушил сопляка, который попытался стащить у них товар. Они пришли на заброшенный склад чуть раньше обычного и увидели черного мальчика, который стоял на коленях, запустив руку по локоть в их сделанный в полу тайник. Иисус узнал его, этот пацан учился с ним в школе и он иногда видел его на переменах бегающим по двору и играющим с такими же, как он мальчуганами. Парню не было и десяти лет, но это не могло остановить Иисуса. Его никогда ничего не останавливало, ни раньше, ни намного позже, когда он уже стал большим человеком в наркобизнесе и прослыл самым жестоким наркобароном современности. Он в два шага пересек разделявшее их расстояние и, схватив мальчика за тоненькую шейку, принялся его душить (отжимания, хотя и не придали рельефа мышцам, зато сделали его руки очень сильными.). Пацан вырывался, сучил ногами, размахивал тоненькими худыми ручонками, хрипел, пускал слюни, Иисус же все сжимал и сжимал его шею. Наконец что-то хрустнуло, и парень обвис у него в руках. Он равнодушно отшвырнул тело, вытер руки о штаны и, повернувшись к стоящему с приоткрытым ртом Гектору, спокойно сказал:
- Падла товар стащить хотел, гаденыш мелкий.
- Ты задушил его брат, что это за дерьмо?
- Да дерьмо брат, но что ж поделать, сам же говорил жизнь - дерьмо.
- Но ты же убил его, брат. Он же совсем ребенок.
- Да срать я на это хотел. Этот мелкий гаденыш хотел кинуть нас.
Уже потом, через много лет убивая очередного человека, (уже не своими руками), посмевшего выступить против него, он каждый раз говорил: "Этот гаденыш хотел кинуть меня".
Они спрятали тело на складе, завалив его всяким хламом и мусором, а тайник пришлось перепрятать. С тех пор Иисус заметил, что Гектор иногда с опаской поглядывает на него и ему это понравилось.
Он никогда не убивал специально, у него не было жажды крови, он никогда не испытывал морального удовлетворения видя как его жертва корчится в предсмертной агонии. Иисус всегда был холоден и равнодушен. Единственное что его интересовало и что занимало его мысли, были деньги. Сами деньги никогда не манили его. Он не видел смысла в накоплении. Иисус любил тратить. Он с жадностью покупал новые вещи, всегда яркие и кричащие, одежда черных, как называл это Гектор. Но пока он жил с родителями носить их не мог. Однажды он пришел домой в огромных безразмерных джинсах, провисающих на заднице до самых колен и ярко салатовой (цвет был таким насыщенным, что даже резал глаза) майке, нелепо висящей на его узеньких, почти женских плечах, и мать устроила скандал. Она вопила, словно сам Сатана явился пред ней и предложил увеселительную прогулку в ад. Иисус даже не догадывался, что его набожная мать знает столько грязных и крепких ругательств. Она заставила его переодеться в «угодную Господу нашему» одежду и больше он никогда не рисковал появляться дома в таком виде. Он прятал свои вещи на заброшенном складе и, приходя из дома, переодевался в то, что нравилось ему, а не его набожным родителям.
Второй раз он тоже убил ради денег. Это было жарким июльским днем, когда над городом стояло облако вонючего смога и асфальт, казалось, готов был расплавиться от невыносимой жары. Они с Гектором торговали на углу, марихуана уже почти закончилась и им осталось продать всего пару пакетиков когда к ним подлетел разъяренный торчок (Иисус называл всех своих покупателей только так) и потребовал вернуть ему деньги за ту шмаль которую они продали ему.
- Это дерьмо! - орал он, брызжа слюной и размахивая здоровыми кулачищами перед их лицами. – Это полная туфта и это никуда не годится! Я не знаю, с чем вы мешаете вашу траву, но это уже не трава! Это говеный жасминовый чай!
Торчок достал из кармана маленький сверток и швырнул Гектору в лицо.
- Прекрати заливать, брат, - немного растерянно сказал Гектор и наклонился, чтобы поднять кулек с земли. Торчок не долго думая двинул ему ногой в челюсть. Гектор вскрикнул, закрыл лицо руками и выплюнул на дорогу два зуба вместе с кровавой слюной.
- Охренел, тварь дерьмовая, - сказал он, после потери двух передних зубов его речь стала малопонятной.
Иисус молчал. Он мог бы достать свою пушку (пистолетом он обзавелся еще полгода назад, в его компании это было обычным делом) и пристрелить торчка прямо на месте, но он прекрасно понимал к чему это приведет. Они потеряют бизнес. В таком деле как наркоторговля слухи разлетаются с колоссальной скоростью, и уже через месяц у них бы не осталось ни одного клиента. Все бы говорили, что они не просто разбавляют траву, но еще и мочат своих клиентов прямо на улице. Иисус был умным парнем. Он легонько отодвинул разъяренного Гектора в сторону и абсолютно спокойно сказал:
- Прости, чувак. Лажа вышла. Я верну деньги, не буксуй. Добро?
- Вернешь? – удивился торчок, и посмотрел на худенького Иисуса сверху вниз - Все деньги? Я же скурил маленько.
- Все, не вопрос. Трава лажа, значит верну.
Конфликт был исчерпан. Торчок забрал свои деньги и ушел. Гектор с ненавистью смотрел ему вслед, когда парень скрылся за поворотом, он спросил:
- Какого хрена?!
- Ты тоже не буксуй, это правильно вернуть деньги. А вот кинуть нас было неправильно.
- Кто нас кинул?
- Тот, кто намешал в траву чая с жасмином.
Иисус достал из кармана кулек с травкой, ногтем продырявил целлофан и понюхал. Торчок был прав, трава пахла жасмином.
Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, кто их кинул. Они брали траву у Саймона, а он в свою очередь покупал ее у более серьезных людей, которые не стали бы марать руки таким мелким дерьмом. Саймон был большим, накаченным, украшенным с ног до головы татуировками и дешевыми цепями, негром, брившим свою шишковатую и некрасивую голову наголо, и считавшим себя самым крутым бандитом во всей округе. Иисус так не считал. Иисус решил, что убьет его - и убил. Он подкараулил Саймона в туалете занюханного кафе на автомобильной стоянке, куда он приехал вместе со своей грудастой и безобразной чернокожей подругой, чтобы перед бурной и развратной ночью перекусить. Иисус знал, что Саймон каждый вечер возит свою женщину сюда (он следил за ними уже полторы недели), и к тому моменту, когда они с шумом и хохотом вошли в дверь, он уже сидел в кабинке, держа большой черный и тяжелый пистолет в маленькой худенькой руке. Иисус был терпеливым парнем, он просидел в кабинке, вдыхая ароматы испражнений, перемешанные с хлоркой, больше трех часов и мог просидеть еще столько же, да только этого не понадобилось. Когда дверь туалета хлопала, Иисус вставал на унитаз, заткнув пистолет за пояс, и выглядывал из кабинки. Он сделал это уже девять раз и все девять впустую. В туалет заходили разные, незнакомые и совершенно не интересовавшие его люди. Они шли к писсуару, поворачивались к нему спиной, расстегивали ширинку, и Иисус слышал, как они мочатся. Тогда он тихо спускался с толчка, вытаскивал пистолет и снова ждал. Саймон был десятым. Он был уже сильно навеселе и нетвердой походкой вошел в туалет, огладывая пустое помещение затуманенным взором. Иисусу не нужно было вставать на толчок, чтобы понять, что это Саймон, он почувствовал резкий запах его дешевой туалетной воды, но все же решил проверить. Сомнений не осталось, когда пацан увидел лысый шишковатый затылок. Он аккуратно спрыгнул на пол, достал пистолет, и бесшумно открыв задвижку, вышел из кабинки. Саймон даже не повернулся, он насвистывал себе под нос какой-то веселый мотивчик и спокойно мочился, не зная, что за его спиной стоит Иисус с заряженным пистолетом.
- Ты размешивал шмаль с чаем, - спокойно сказал Иисус.
Саймон резко повернулся, забрызгав мочой свои штаны и пол под ногами.
- Иисус?! Какого дьявола ты здесь делаешь, ты мелкий ублюдок... - начал было Саймон, ну тут заметил пистолет в руке пацана. – Эй, какого черта? Ты что мерзавец, грохнуть меня удумал?
- С жасминовым чаем, безмозглая скотина, - продолжил Иисус и поднял пистолет, сняв с предохранителя.
- Не смей, мерзавец поганый. Тебе тут же голову твою безмозглую оторвут. Ты что, совсем страх потерял, падла? Отдай пушку и я прощу тебя. Забуду, что видел сегодня, сделаю вид, что все это привиделось мне спьяну. Пошел вон, давай пушку и пошел вон, - Саймон протянул руку, густо украшенную татуировками.
- Ты хотел кинуть нас? – Иисус был абсолютно спокоен и Саймон понял, что парень не шутит, что парень нажмет на этот проклятый курок и грохнет его в этом вонючем туалете. И тогда он испугался, по-настоящему, настолько чтобы забыть о том, что он самый крутой бандит в округе, настолько, чтобы забыть о гордости и чувстве собственного достоинства, о том, что ему уже двадцать три, а Иисусу нет и тринадцати. Все это померкло и потеряло значение, когда он заглянул в ствол направленного на него пистолета и когда увидел, как оттуда ему подмигнула смерть.
- Нет, я не собирался кидать тебя, это не я! Такой товар пришел, я же не проверяю его, значит, его разбавили где-то в другом месте. Не нужно, брат. Не нужно убивать.
Иисус очень по-взрослому усмехнулся и нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел, и на белой футболке Саймона расползлось кровавое пятно… Но он не умер. Парень дотронулся до раны на животе, со стоном выдохнул и поднес руки к лицу. С пальцев капала кровь. Глаза его и без того большие сделались огромными, изо рта пошли кровавые пузыри. Иисус молча смотрел как умирает человек не испытывая никаких эмоций, его волновало только то, что это длится слишком долго, кто-нибудь мог войти и увидеть их, ведь не смотря на громкую музыку выстрел все равно могли услышать. Тогда он поднял пистолет и выстрелил во второй раз, теперь он целился в голову. Пуля прошла навылет, пробив лоб почти что в центре, негр дернулся и осел на грязный пол. Теперь он был мертв, а Иисус - доволен. Он убрал пистолет за пазуху, предварительно поставив его на предохранитель, и спокойно вышел из туалета, а потом из кафе и растворился в ночи. Ему снова повезло, никто даже не обернулся и не взглянул на него. Но для Лос-Анджелеса это было обычным делом, здесь редко совали нос в чужие дела.

* * *

Иисусу уже исполнилось пятнадцать, он по-прежнему оставался щупленьким, белобрысым пацаном, выглядящим моложе своего возраста, а Гектор возмужал, окреп, и мог похвастаться горой накаченных мускулов. У него было много женщин (в основном шлюхи, но Гектора это не смущало), куча денег и новенький красный Плимут, но у Иисуса было нечто большее - мозги. И постепенно Иисус стал лидером в их тандеме, незаметно для обоих Гектор стал спрашивать у него совета и с обожанием смотреть на него. Иисус, как впрочем, и всегда, был не против. Они уже не торговали сами, а использовали мальчишек, таких, какими они были сами пару лет назад. После смерти Саймона ниша пустовала, и Иисус с Гектором тут же заняли ее. Они занялись более серьезными делами, и это стало приносить заметную прибыль. Тогда-то Гектор и подсел на наркоту. Как и все он начал с травы, потом перешел на кокаин, и уже через некоторое время стал колоться. Иисус смотрел на своего друга и понимал, что если он хочет двигаться дальше, (а он хотел, еще как хотел) то с Гектором придется расстаться. Он мог бы тоже начать принимать, и забыть о своих мечтах, но видя как Гектор, после очередного укола, лежит с блаженной улыбкой на лице и мочится себе в штаны, он испытывал презрение. Иисус презирал слабость, презирал с детства, а Гектор стал слабаком. За пару лет из здорового, красивого, переполненного тестостероном подростка Гектор превратился в привидение с впалой грудью и трясущимися руками. Он по-прежнему смотрел на Иисуса с обожанием, но иногда в его взгляде читался неподдельный страх, ведь он не мог не понимать, что тот скоро уйдет.
Иисус ушел, когда подвернулась первая возможность. Теплым июньским вечером ему позвонил один из тех, кого он называл нужными людьми и сказал, что им заинтересовался некто Раймон, и очень хочет поговорить с ним завтра утром. Иисус не был знаком с этим мужиком лично, но был наслышан. Раймон был правой рукой влиятельного наркобарона Лос-Анджелеса и прослыл человеком жестоким и расчетливым, но при этом он был щедр. Его люди ездили на дорогих машинах, трахали дорогих баб и жили в дорогих домах в районе Беверли Хиллз. Это было то, о чем мечтал Иисус с самого детства и он пошел на встречу, надеясь, что Раймон предложит ему работу, и он не ошибся. Уже на следующий день он стал человеком Раймона, оставив Гектора за бортом своей жизни.
К двадцати трем годам Иисус стал главным поверенным Раймона. Он поселился в шикарном доме, ездил на новой Тойоте и содержал дорогую чернокожую любовницу, которая по утрам варила ему кофе, а ночами ублажала его в постели. Но ему было мало, и он попробовал взобраться выше, но сорвался.
Иисус попытался провернуть аферу за спиной босса, чтобы спихнуть того с места и занять его положение, да только прочитался. В один день из человека Раймона он сделался дичью Раймона, и ему пришлось бежать. Собрав все деньги, он купил билет до Каракаса и улетел ночным рейсом, а там пересел на частный самолет и скрылся в Лиме.
В Перу Иисус тут же занялся привычным для него делом, он без труда нашел нужных людей, без проблем вошел в их бизнес, а через пару лет, организовав небольшую заварушку, стал главным наркобароном в Лиме.
Он прошел долгий путь, начав его с грязных улиц Лос-Анджелеса, и закончив в особняке, в аристократическом районе Лимы, и за все это время он ни разу не сталкивался с чем-то таким, что он не мог бы понять и объяснить, поэтому сейчас он был зол и напуган. Что-то пошло не так, где-то в его четко отлаженной схеме произошел сбой, и он не знал, как это исправить. И причиной всех его проблем был человек по фамилии Шнайдер, заезжий немец и, как выяснилось, музыкант.
- Да мне глубоко насрать на то, что он мировая знаменитость! - кричал Иисус на своего помощника.
Всего их было трое: Санчо, Родригес и Алехандро. Все трое мексиканцы, все трое отъявленные головорезы, все трое молодые и безбашенные кровные братья. Он подобрал их на улицах Лимы, когда они попытались обчистить его средь бела дня. В то время они называли себя «Дерзкие братья Борхес» и не лукавили. Иисусу понравилась их смелость и желание добиваться цели, во что бы то ни стало, а им понравилось работать на него, потому что Иисус много платил. Никто из них никогда не смел противоречить ему, но сегодня Алехандро взбрыкнул.
Он вызвал их всех к себе в офис и приказал следить за неким Шнайдером, снимающим частный дом в районе Мирафлорез, и если они заметят что этот хмырь как-то связан с полицией, тут же на месте прикончить его. Алехандро как-то не по доброму посмотрел на Иисуса, нахмурил густые брови, опустил глаза и твердо сказал, что ни за что не станет этого делать. Братья были удивлены не меньше самого Иисуса, они испугано переглянулись и не сговариваясь отступили от Алехандро на шаг.
- Что ты сказал? – переспросил Иисус и приподнялся в кресле, опершись руками на широкий дубовый стол.
- Я не стану убивать Шнайдера, - упрямо повторил Алехандро и поднял глаза.
- Почему же? – Иисус вышел из-за стола и не спеша подошел к наглецу, желая влепить ему хорошую пощечину.
- Простите босс, но он не просто какой-нибудь парень. Я знаю, о ком вы говорите, и я видел его в городе. Это барабанщик известной группы Rammstein.
- Чего? Правда? А чего ты нам не сказал? – спросил Санчо, но увидев, что Иисус повернулся к нему, тут же замолк и потупил взор.
- И что? – холодно спросил Иисус. Он передумал бить Алехандро и вернулся в кресло. Не смотря на то, что этот сопляк дерзил ему, он говорил умные вещи. При всей своей власти и могуществе, Иисус действительно не мог безнаказанно убивать музыкантов с мировым именем, не потому, что он боялся полиции (полиция давно работала на него), а потому, что это могло привлечь лишнее внимание к его персоне и его бизнесу, а это было последним из того, что ему сейчас было нужно... Словно прочитав его мысли Алехандро сказал:
- Таких как он нельзя убивать безнаказанно.
- Да мне глубоко насрать на то, что он мировая знаменитость! - заорал Иисус и снова поднялся на ноги. Алехандро попятился к двери.
- Чего ты дергаешься? – уже спокойно сказал Иисус и подойдя к побелевшему от страха помощнику похлопал того по плечу. – Ты откуда узнал, что этот немец известный?
- Я, ну… - Алехандро глупо улыбнулся. – Я немного фанатею.
- Фанатеешь? – Иисус улыбнулся, а потом с размаха ударил Алехандро по лицу ладонью, - Маленькая гнида! Нечего тебе фанатеть от тех уродов, которые мешают мне зарабатывать деньги.
Алехандро судорожно сглотнул и снова попятился к двери, его братья отступили на пару шагов, почти упершись спинами в стену, но Иисус уже успокоился. Он вернулся к столу, достал сигарету и закурил.
- Если бы я хотел грохнуть этого Шнайдера, я бы сказал тебе грохнуть его, - сказал он и снова повернулся к Алехандро. – Но я приказал следить за ним, не так ли?
- Да, босс, вы так именно и сказали, - ответил за брата Санчо.
- Заткнись, - коротко оборвал его Иисус и продолжил, обращаясь к Алехандро. – Ты, полагаю, думаешь, что я тупая безмозглая скотина, которая забралась на самый верх и теперь сидит и наслаждается своей властью? Ты, наверное, мечтаешь достать свою пушку и пристрелить меня?
- Нет, - тихо отозвался напуганный парень.
- А я знаю, что мечтаешь, потому что сам был таким. Молодым и горячим. И я убивал, но помни, что если я умру, умрет и этот бизнес. И тогда ты, и твои сосунки братья вернутся на улицы, чтобы обирать безмозглых туристов. Нечего перечить мне, идите и сядьте на хвост этому немцу. Пошли прочь, все. Хотя нет, Родригес, ты останься.
Родригес был самым старшим, ему недавно исполнилось двадцать три. Это был здоровый, худой и очень некрасивый парень с прыщавым лбом и кривым носом. Обычно он почти всегда молчал и смотрел в пол, но Иисус знал, что в деле от него больше толку, чем от двух других братьев. Родригес был жесток и холоден и не знал пощады, чем и привлекал Иисуса. Когда Санчо и Алехандро вышли, бесшумно прикрыв за собой тяжелую дверь, Иисус взял со стола пачку сигарет и предложил Родригесу. Тот молча взял одну и спрятал за ухо.
- Садись, - Иисус указал парню на стул, а сам сел напротив. Родригес сел и уставился на свои ботинки.
- Твой брат глуп, - сказал Иисус. – Глуп, потому что он еще молод. Сколько ему? Семнадцать?
- Восемнадцать, - сказал Родригес, так и не поднимая глаз. У него был хриплый глубокий голос, казалось, что он говорит из-под подушки, щедро набитой пером.
- Я в восемнадцать тоже много глупостей делал. Но дело не в этом. Понимаешь, какое дерьмо у нас получается. Мой парень, Ральф, тот придурок, которому я поручил бизнес с этими сраными агентствами аренды машин, вдруг без разумных причин сдался властям. И зачем? - Иисус замолчал, но Родригес не собирался отвечать и он продолжил. – Не знаешь? И я вот не знаю, и не могу понять, какого хрена он вдруг ломанулся в участок. Чтобы вытащить этого немца? А на кой дьявол он ему сдался? Парень, между прочим, только недавно вышел, и не думаю я, что его ностальгия замучила. У нас схема была налаженная, если что мы не причем, все сваливаем на туриста и Ральф прекрасно знал это. Товар я бы вернул, это пустяковое дело, а вот вытащить его самого мне уже не удастся. Хотя я бы не стал этого делать, даже если бы и мог. А я не могу. Даже я не всесилен. Полиция Лимы, это конечно свои ребята, но там приехали детективы из Америки и я уже ни хрена не могу сделать. Мне остается только сидеть и ждать что будет, ну еще я могу прикончить этого Шнайдера. Только толку-то?
- Наверное, его кто-то прижал, парня вашего - предположил Родригес
- Вот и я так подумал. А кому это надо? Шнайдер этот никому не звонил, я спрашивал у наших, телефон у него отбирали. Никто не знал что он там, если только он не приехал специально, чтобы кинуть меня.
- А на фига?
- Хороший вопрос. Музыканту незачем в наркобизнес лезть. Он должен музыку совою говеную играть, а не в бизнес мой лезть. Поэтому я и хочу чтобы вы пока только следили. Понял?
- Понял, - ответил Родригес и собрался уходить, но Иисус жестом остановил его.
- Еще кое-что, что бы вы не увидели, Шнайдера не убивать. Твой бестолковый брат дело говорил, такие люди бесследно не исчезают и мне этот геморрой на задницу нафиг не нужен. Увидишь чего, звони, но сам на рожон не лезь. Ясно?
- Ясно.
- Как эта сраная группа называется?- спросил Иисус.
- Какая?
- Где этот Шнайдер играет?
- Rammstein.
- Хорошо, иди и смотри без лишнего рвения.
Родригес кивнул головой и тихо вышел, оставив Иисуса в одиночестве.
Иисус докурил и сел за компьютер. В поисковике он набрал Rammstein и погрузился в чтение. Он предпочитал знать своих врагов в лицо.

Продолжение >>


  Количество комментариев: 20

[ добавить комментарий ]    [ распечатать ]    [ в начало ]