Rammstein Fan ru Rammstein - последние новости О Rammstein Аудио, видео материалы Фэн-зона Работы фанатов группы Rammstein Магазин Форум
домойкарта сайтадобавить в избранноесделать стартовой
  + обои на рабочий стол
  + комиксы
  + рисунки
  + рассказы
  + сценарии для клипов
  + табы и миди



Сегодня День рождения мира Сегодня День рождения мира

Вам когда-нибудь хотелось проехаться гастрольным туром вместе с любимой группой хотя бы в качестве наблюдателя? Благодаря этим мемуарам ваша мечта наконец-то сбудется!

далее


Рассказы фанатов


База 25

Автор: Шрайк Автор: Шрайк

Ровно в 4.00.00 за кружевными плебейскими занавесочками раздался рев. Флак, в крысу попивающий кофе с коньяком в пропорции пятьдесят грамм кофе на трижды столько же грамм коньяка, подавился и закашлялся, твердо уверенный в том, что на дом падает как минимум истребитель. В этот момент ему в голову пришла гениальная в своей простоте мысль - мы все живем в Америке.
- Пилотируют тут всякие, - злобно пробормотал клавишник, поворачиваясь спиной к окну и списав на кофеиновые глюки тот факт, что обладатель рева, хоть и напоминал своим поведением подбитый истребитель, но внешность у него была подозрительно человекоподобная.
- ...ляяя! - матерно донеслось из-за окна.
- Микки-маус вундербра, - промурлыкал себе под нос Флак.
В 4.00.03 псевдоистребитель прилетел обратно, завис на пике крутой тангенсоиды и оказался вокалистом конкурентов.
- Смерть шпионам! - радостно проорал Флак, выплескивая в незваного гостя кофейно-коньячную гущу.
Тойфель еще раз утробно взревел и завертелся вокруг своей оси - то ли составляя конкуренцию Нео, то ли пародируя известный вертолет "Черная Акула". Не в состоянии бороться с кофе и силами гравитации, конкурент подбитой индейкой рухнул вниз. Последовал еще более страшный рев, треск кустов, сквозь которые явно кто-то ломился и победное освистывание.
Флак твердо решил ограничить принятие утренней чашечки и удалился освежиться, напевая себе под нос что-то вроде "А ну-ка раз-два-три, посмотри". В дверях его изловил сияющий Шнайдер и потребовал выдать орден за ликвидацию превосходящего противника одиночными силами.
- А доказательства? – ласковым голосом спросил Флак.
- Так вот же они! – не растерялся ударник, победно взмахивая куском материи с национальным орнаментом.
Флак недоверчиво пощупал лоскут, принюхался, сморщился и признал за Шнайдером право на орден. Вытащив из кармана юбилейное издание достоинством в один пфеннинг, он торжественно пришлепнул его к груди ударника. Пфеннинг прилип, и сияющий Шнайдер помчался любоваться на себя в зеркало. Сверкающий золотом пфеннинг вызывающе блистал на черной майке, оставшейся в гардеробе тщеславного ударника еще со времен садо-мазо фотосесси для одного известного журнала. Определенно он не зря прихватил костюм с собой в это путешествие. Втайне ударник мечтал встретить здесь какую-нибудь милую фройляйн и воплотить в жизнь то, что многие бы назвали кошмаром, а Тилль – источником вдохновения. Шнайдер встал в позу Наполеона, поставив ногу в сапоге на трюмо.
- Фашисты на выезде! – внезапно гаркнули совсем рядом.
От ужаса Шнайдер чуть ли не вписался носом в зеркало, и даже наградной пфеннинг дернулся на своем месте. То ли собирался отвалиться, то ли еще что. Уличивший его в преступном самолюбовании Рихард довольно расхохотался.
- Доброе утро! – оправился от шока ударник. – Рихард, когда я тебя вижу, то всегда вспоминаю о венике…
- Гадость, сказанная красиво, превращается в комплимент, - с достоинством отбился цитатой Круспе и попытался отбить у Шнайдера зеркало.
Грохот битвы за ценный предмет перебудил остальных временных жителей, кроме Флака, который не сдержался и решил выпить еще одну чашечку – исключительно чтобы насладиться тонким ароматом натуральных зерен, как он уверял впоследствии, когда на него вылили третье ведро холодной воды.
- Я требую разврата и дебоша! – обиженно заявил опоздавший к месту разборок Пауль, кутаясь в одеяло. – Почему всегда самое интересное достается другим?
- Да-ешь де-бош! – вяло поддержал его спустившийся на шум Оливер, пытающийся использовать шаровары как плащ-палатку.
Раннее утро было отвратительно промозглым, о чем громко заявил появившийся на лестнице вокалист, заросший бурной щетиной по самые глаза. Тилль был уверен, что тот, кто способен без зазрения совести разбудить спящего – способен и на любую другую, еще более отвратительную подлость. Занять душ, выпить весь коньяк и далее по списку.
Под шумок виновники побудки сделали попытку смыться, прихватив с собой зеркало, но их выдал скрежет трюмо об половицы. Обоих изловили и выгнали прочь из дома, проводив в долгий путь градом слов и мелких предметов быта, а сами пошли досыпать.

- Где этот… этот?! Колл!
Тойфель вскочил со своего места и забегал по ковру, громыхая капканом. Несмотря на всю свою поддельность, капкан, впившийся в подол национального одеяния, просто так отцепляться не хотел.
Вим, чистивший свои сапоги, отложил щетку, пытливо оглядел роскошное убранство холла, затем заглянул под стол и, не найдя там никого, перевернул сапог и затряс им, очевидно ожидая, что уж оттуда-то непременно выпадет Колл. Колл не выпал.
- Вим не знает, господин.
- Комедиант! – припечатал Тойфель.
Лицо Вима исказила судорога возмущения, и некоторое время оба метали друг в друга увесистые латинские термины. Однако их гармония очень скоро была нарушена приходом Кастуса, чьи волосы стояли не просто дыбом, а каким-то шаром.
- Кто? С утра! Да я вас!..
Невнятно брызжущий слюной Кастус с головой собаки в руках слегка насторожил Тойфеля.
- Что за шум?
Привлеченные знакомой терминологией, по лестнице спускались остальные участники коллектива, колонну их возглавлял искомый Колл, увенчанный банным полотенцем на манер тюрбана.
- Сними чалму, полей лысину!
Колл задумчиво огляделся в поисках лейки, не нашел, и все-таки спустился вниз, где единолично занял диван. Остальные тоже что-то да позанимали, лишь Тойфель остался стоять и начал обвинительную речь в адрес фиговых разведчиков, которые даже о капканах предупредить коллег не могут.
- Позор и девичья фамилия! – поддакивал Хатц, до сих пор избегающий вредительских работ.
В ответ Тойфель замахнулся на него наконец-то отодранным от себя капканом.
- Догоним и перевыполним! – столь же подхалимски внес свою лепту Норри, поднимая в знак согласия свою руку и руку соседа.
- Лучше ликерчиком воспомоществуйте в стакан, - вякнул Кастус, обнимая бутафорную собачью голову, игравшую для него роль подушки.
- Прошу жиденько, но проаплодировать, - завершил Тойфель свою речь, махнув рукой на безответственных товарищей.

С утра радио севшим голосом сообщило, что в последний раз такая температура регистрировалась в тысяча каком-то тараканьем году. Короче говоря, еще до монгольского ига. Выслушав эту убийственную новость, весь Раммштайнн хором постановил, что в таких условиях работать вредно, и надо предаться разнообразному отдыху.
- Я предлагаю найти здесь бассейн или хотя бы пруд, - председательским голосом начал Тилль, сроднившийся с тутанхамоновскими трусами.
Поскольку вокалист в это время раскачивался в гамаке и смотрел в небо, то он не мог предположить, что его никто не слушает. Однако когда все сроки для размышлений прошли, Тилль скосил глаза по сторонам и обнаружил полное отсутствие благоговеющей аудитории. - Ах вот как, - выпятил губу Линдеманн. – Отлично, обойдусь без свидетелей!
Вывалившись из гамака, Тилль подхватил ярко-зеленое полотенце Шнайдера, сохнущее на яблоне, и удалился в густые заросли, идя напролом, согласно зову инстинкта. Сначала он опять наткнулся на душ (невыключеный), но потом взял уверенное направление в другую сторону.
- Опять у Шнайдера дикая розовая рубашка цветочкового окраса... – громко комментировал в это время обстановку Флак. - У них с Рихардом что, конкуренция, у кого наиболее кретинские костюмчики? – клавишник поправил кислотно-желтый галстук, напяленный им просто так – для придатия смыслу жизни радостных расцветок. В тон нежно-голубой панаме.
- Аналогично, коллега,- с предельно умным видом подтвердил Оливер, расправляя трехцветные манжеты бирюзовой рубашки.
Упомянутые Шнайдер с Оливером ходили по кругу, оря провоцирующие лозунги и развернув знамя с вышитым девизом "Жить вредно".
- Если жить вредно, - вещал с подоконника все еще закутанный в одеяло Пауль, – то валите в соседние номера, там вам быстро помогут с этой надоедливой штукой расстаться!
- С какой? – удивился Шнайдер, прекращая марш-бросок по газону.
- В номера? – глухо встрепенулся Рихард, на которого рухнуло шелковое знамя, укутав лидер-гитариста на манер Гюльчатай.
- С жизнью, - любезно пояснил Пауль и спрятал нос в стакане чего-то со льдом.
На некоторое время воцарилась тишина. Потом Шнайдер с грохотом уронил штандарт на газон. Запутавшийся в шелках Рихард упал на штандарт, стукнулся об него черепом и изумленно затих.
- Только не говорите, что вы решили пойти в крестовый поход, - сказал Оливер с таким лицом, будто выпил стакан уксуса.
- Грех предаваться унынию, когда есть другие грехи! – напыщенно возвестил Шнайдер.
Неунывающий Флак громко поддержал идею и обязался взять организацию на себя. Стартовав в дом прямо через окно, он сшиб упивающегося своей бурдой Пауля и проник на кухню. Вспомнил недавнее анархическое прошлое, взял с полки утюг, раскокал им стекло аптечного ящичка и набрал охапку дорогих таблеток от всего, чем собирался в ближайшее время болеть в походе. В крайнем случае, лекарствами можно было и отравиться. Если враги поймают и будут пытать. Адреналин стекал в ботинки...
Не желая принимать участие в коллективном умопомешательстве, Оливер тихо смылся, ориентируясь на отчетливые следы передвижения Тилля по участку и вне пределов его. В противоположном направлении удалялся Пауль, вооруженный содержимым раздутых карманов и облитый бурдой по самые носки.
Когда Флак вынырнул из недр аптечки и спустился на природу, его поджидал один только Рихард, расставшийся с надеждой выпутаться из шелковичного кокона.
- Ты иди, иди, - вежливо сказал он. А я тут посижу… покараулю.

В чужом саду Шнайдера укусила пчела и, взбодренный этим, он смело ворвался на точно такую же, как и у них веранду. Там на застеленной шелковыми простынками раскладушке сидел Колл и жрал бананы.
- Вот ты где, гад! - заорал Шнайдер, выхватывая помятый, но не утративший боевитости кактус. - Предатель! Германию, мать твою, продал! А ну отдай банан!
Вырвав изо рта Колла недожеванный банан, Шнайдер нервно съел его и сообщил:
- Ну все. Готовься к смерти. "Pater nostra" прочти, или что там полагается, покайся как следует...
Колл вскочил с места и звучно топнул задней ногой, поражаясь собственной смелости.
- Не имеете права! – обрушился он на не ожидавшего такой отваги ударника. – Это частная собственность, и вы находитесь тут незаконно!
- Честно? – попытался сделать хорошую мину при плохой игре Шнайдер, незаметно пряча кактус.
- Я имею полное право подать на вас в суд! – качал свои права круглый герр, наступая на противника.
- Извините... я больше не буду… - пискнул Шнайдер и с непристойной поспешностью удалился, в душе проклиная излишнюю образованность.
Колл еще покричал ему вслед что-то о многомиллионных убытках и, упиваясь своей победой, сделал два широких шага назад, и плюхнулся на раскладушку. Та, не выдержав треволнений последних полутора минут, кракнула и обреченно рухнула на пол.

Тем временем на общественном озере столкнулись Тилль, Оливер и Патрик – поцапались по поводу пляжа, условно разделили территорию на три сектора и принялись нести бдительный дозор, каждый на своей границе.
Возле дома Рихард наконец-то вырвался на свободу и тут же поспешил к известному месту, не смея пакостить на природу. Однако дверь заведения была плотно закрыта, и на стук никто не отозвался. Рихард не верил, что кто-то из одногруппников так быстро вернулся.
- Кто здесь? – настойчиво вопросил он. – Назови свой идентификационный номер!
- Может тебе еще брелок от сигнализации дать? – наконец проявил себя оккупант.
Круспе громко хмыкнул и с отчетливым стуком опустил в пазы внешний засов, неизвестно зачем присобаченный на дверь туалета. Вероятно, чтобы случайный ветер в отсутствие хозяев не открыл дверь и не разбросал драгоценные запасы мягкой и дорогой бумаги.
- Эй! – зашумели внутри. – Ты что творишь? – и в дверь заколотили.
- Стучитесь! И вас откопают, - злорадно сообщил Рихард в щелку.
- У меня слабый организм! – пригрозили из «пряничного домика».
- Я сейчас лопну от смеха, и у меня будет внутреннее харакири! – издевался Рихард.
- Тогда я за себя не отвечаю! – гордо ответили из туалета. – Вызовите адвоката!
У Вима была мания по поводу микробов: он твердо был убежден, что те повсеместно сидят в засаде и поджидают его, чтобы наброситься и повалить на землю. Скорее всего, в этом была виновата реклама средства для чистки унитазов, где микробы показаны размером с гоблинов, которые затаились под ободком фарфорового трона и злобно хихикают. Поэтому от ужаса его начало подташнивать. Вим с грохотом рухнул на колени перед микробным гнездовищем, обхватил его руками и твердо решил утопить всех врагов до последнего. Он почувствовал, как давеча съеденный деликатесный акулий плавник подступает к горлу на вздымающейся волне хренового соуса.
- Я, конечно, могу сходить в кусты! – заорал обеспокоившийся Рихард. – Но все-таки это наше место и…
Договорить он не успел - в туалете так отчаянно взревели, что Круспе аж подавился. Он честно пытался начать свой спич раз восемь, но безуспешно – его постоянно заглушал харчеметатель.
Внезапно за спиной негодующего гитариста раздалось окультуренное покашливание. Рихард подпрыгнул и лихорадочно обернулся, заслонив спиной и ушами улики. Узрев Флака, он открыл было рот, чтобы невежливо спросить, какого … клавишнику здесь надо, но тут минутная пауза закончилась. Блондин все это время просто собирался с силами, и они опять грянули одновременно. Звук, издаваемый оппонентом, напоминал мини-Ниагару.
- Слушай, кто там пьет в перерывах? - Давясь смехом закричал Флак, стараясь заглушить туалетное соло. - Прямо из бачка?
- Диверсант, - мрачно ответил Рихард. – А ты уже все?
- Ну типа того, - задумчиво ответил Флак, смутно подозревая, что он в своем вояже посетил не ту виллу.
Чтобы заглушить голос сомнений он поспешил удалиться, пожелав Рихарду удачи в нелегкой борьбе с врагами коллектива.
Круспе посидел немного в одиночестве, надеясь увидеть кудесника от унитаза, но никто так и не появился. Тогда он подошел к двери, откинул засов и подергал ручку - закрыто. На призывный вопль о заключении мира ответа не последовало, вернее он был по-прежнему нечленоразделен, зато на редкость акустичен, словно шумелец одновременно практиковался в горловом пении.
Рихард вздохнул и отправился в кусты, из чистого упрямства дернув за ручку еще раз.
- Занято!!! - Неожиданно раздалось в ответ, и Рихард вломился в заросли, давясь хохотом.

Близился вечер, обещавший созерцательную идиллию и вообще гармонию с природой.
Рихард развалился в плетеном кресле, мирно перебирая струны гитары и временами пописывая посещавшие его гениальные идеи в лежащий рядом блокнот. Неподалеку Оливер замирал в различных красивых восточно-единоборских позах, отгородившись от мира наушниками – он тренировался в удержании равновесия для победного покорения волн на серфе. Возле клумб на карачках бродил ударник, вооруженный лупой и справочником редких растений. На крыльце бравурно раскачивался в кресле-качалке Флак, ваяющий литературный шедевр – мемуары о собственной нелегкой жизни интеллигента среди баварских пролетариев. Временами он возводил очи к небу, застывал в раздумьях, а потом с новой силой опускал пальцы на клавиатуру ноутбука, так что казалось, будто вот-вот грянет торжественное органное крещендо – столь велика была мощь литературного слова. На кухне тусовался Пауль, смешивающий в принципе несовместимые жидкости в шейкере и популярно объяснявший микроволновому жителю, как надо правильно пить Настоящую Панковскую Бурду. Тилль с биноклем засел на крыше.
В дорогую штуку виднелись какие-то сомнительные личности, похожие на драных котов, и пару раз проезжали солидные автомобили в окружении охраны, эскорта или как оно там по-научному.
- Бог видит всё, но соседи – больше, - бормотал вокалист под нос, настраивая дальнорукость и близоглазость.
- Господи, дай мне терпения... – пыхтел Вим, находящийся в комплекте с подзорной трубой на расстоянии менее километра и пытаясь трубу эту настроить по всем правилам. - Немедленно!!
- И сейчас мы увидим… - подбадривал себя Тилль, наводя прибор на базу противника. От волнения ему стало жарко, вокалист начал скрести то подмышки, то живот, то простите-вообще-черти-что.
- Увидим мы сейчас… - взволнованно приговаривал Вим, перевешиваясь через неудобный выступ на крыше в позе скорбного геморроем. Парадная юбка съехала со скорбного места, явив природе незагорелые тылы. Волынщик проигнорировал внезапное обнажение, захваченный проясняющейся перспективой вражьего бункера.
- Вижу! – воскликнул Тилль, высовывая язык по всем канонам лично созданного образа и делая неприличное движение всем телом. – Экххх… - Йес! - определился Вим. – Мм… мама… - он застыл в позе, которую приблизительно можно было назвать «Босх в полете».
Известно, что высшая степень смущения - это когда встречаются два взгляда в замочной скважине. Сложно передать степень смущения, обуявшую двух подглядывателей, встретившихся взорами в оптике. Но оба быстро оправились, и каждый продемонстрировал, какого он мнения о соподглядывателе. Надо признать, что у Тилля это вышло лучше – сказывалась многолетняя практика.

- Слышь, Флак, он никак новый номер репетирует… - И чувствую я, «Нагнись» перед этим просто пасует.
Одногруппники, привлеченные яростными криками с крыши, собрались внизу, как инквизиторы у греющего душу костерка.
- Нее, - с сомнением произнес Шнайдер. – Такое никакая цензура не позволит. Мы ж на штрафах разоримся!
- К тому же, - вставил оправившийся от потрясения клавишник, - может, он решил кого другого привлечь. Вон, гитар у нас целых три! Одну можно и отложить на время!
Гитаристы поочередно позеленели и начали громко доказывать свою важность, нужность и незаменимость. Шнайдер подло улыбался, преисполнясь чувства собственного достоинства.
- Хотя ударные тоже можно на синтезаторе запрограммировать, - мстительно добавил клавишник.
Шнайдер побурел и начал беззвучно разевать рот, тщетно пытаясь справиться с паникой. Наконец он сосредоточился и попытался повернуть разговор в менее опасную колею.
- С другой стороны, это может быть утренняя разминка! – выпалил он.
Флак демонстративно посмотрел на часы и на солнце, перевалившее за зенит.
- Верно! - с облегчением поддержали гитаристы. - Тем более, чего это он в бинокль смотрит? Повторяет за инструктором!
В этот момент Тилль сделал такое движение, что Оливер, мнивший себя гуттаперчевым, поперхнулся.
- Да нет, судя по всему, наверняка девочек увидел, - завидчески высказался Флак, милостиво соглашаясь сменить тему и заламывая руки. – И не делится!
- Тилль! – заорал ударник. – С друзьями надо делиться, иначе они звереют!
- Щас я ему еще такое покажу! – вопил Тилль, слезать не желая ни в какую.
- Он же меня послал! Я же по губам читаю! – разорялся далекосидящий блондин, настроенный этим напутствием в нужную сторону, то есть непримиримо и уперто.
- Ну пойдем, пойдем, я с тобой обсуждю теорию экзистенциального чего-нибудь! – заходился Тилль, совершенно потеряв контакт с реальностью и опасно сдвигаясь к краю крыши.
- Прыгай! Прыгай! – скандировала группа поддержки со стороны вокалиста.
Тилль посмотрел вниз таким взглядом, что все сразу поняли, кто из них наипервейший претендент в Книгу рекордов Гиннеса в номинации "Самое длительное и болезненное применение пластической хирургии". Претендентами были все оптом. Крик немедленно стих.
- Тилль, облака на солнце набегают, становится холодно! – слащаво завел Рихард. – Простудиться можно, голос посадить!
Линдеманн бросил долгий взгляд в бинокль, где было видно противника, старательно показывающего оттопыренный средний палец, и со вздохом направился к слуховому окошку.
- Чтоб ты провалился! – со вкусом прокричал вслед удаляющемуся противнику Вим, и тоже попытался было слезть. Но не смог.
Красивая национальная одежда зацепилась за железный выступ, приковав хозяина к нагретой за день крыше. Вим не смог выдержать этого ужаса и завыл так, что отозвались немногочисленные собаки в округе.
- Чего лежим, кого ждем? – раздалось за спиной.
Вим развернулся, насколько это было возможно, и узрел за спиной красноволосого коллегу.
- Долго я ещё буду изображать из себя памятник неизвестному нудисту? – злобно поинтересовался он.

Время текло медленно, садящееся солнце тоже не бурлило скоростью.
Снятый с крыши Вим требовал к себе общественного внимания и окропления пострадавших под солнцем частей тела сметаной, на худой конец – кефиром. Еще он требовал опахала, но был устрашен кулаком самого объемного члена группы. И утих.
Не очень далеко по соседству, коллектив ударился в коллективное разгульное чаепитие, обожрался морскими деликатесами, повыл песен под гитару и распался на шесть индивидуальностей, которые единогласно отправились по своим комнатам – для уделения времени любимым себе, чтобы не видеть изо дня в день наблюдаемые физиономии одногруппников… и так далее.
Но просто так погрузиться в ночь не удалось, несмотря на внезапное потемнение и обрушившуюся на Базу тишь.
- Пожрать бы… - мечтательно завел Пауль, голодно урча желудком. – Кто бы нам приготовил, а?
- На ночь объедаться вредно! - нудно ответили из соседней комнаты.
- А можно на слове «пирожки» я выйду?! – заорал Рихард снизу, тыкая чем-то в потолок.
- Господа! – заунывно протрубил откуда-то Оливер. – Соблюдайте оральную гигиену рта!
Ошарашенные таким заявлением участники беседы ненадолго затихли, но потом вновь прорезалось робкое «а ничего едобоваримого у нас нет?» - это был Шнайдер, раздразненный видениями пирожковых хороводов вокруг королевского осетра. Осетр засел в голове и никак не хотел оттуда выветриваться, бия плавниками по ушам. Ударник зажмурился и судорожно сглотнул.
- Есть яблоки! – громко отозвался Флаке из каких-то и вовсе неведомых глубин дома.
Пауль сморщился, словно попробовал дикого, кислого яблока.
- Будем есть яблоки, писать на яблоках, лежать на яблоках, позеленеем и станем как червяки… - заныл он.
- Запивать яблочным уксусом! – поддержал снизу Рихард, в такт словам ударяя чем-то в потолок. – Потому как пиццу сожрали без нас! Я предлагаю страшно отомстить!
- Это в тебе сивушные масла говорят, - по-прежнему громко высказался клавишник. – Пить меньше надо! Помню, когда я в последний раз перебрал шампунчика, очень долго икал пенкой…
- Чьего шампунчика?!
Осетр в голове у Шнайдера никак не хотел успокоиться и баламутил хвостом пену.
- Моего небось! – возмутился Круспе, с силой тыкая в потолок бамбуковым шестом (он наконец-то, после долгого ощупывания, определил, чем пытался пробить прямую дорогу к соседям). – С бальзамом из трав!
- Синюшные масла вредны для здоровья! – настаивал Оливер на блюдении себя.
- Эй вы! – заорали басом, очень смахивающим на голос Тилля. – Вы в курсе, сколько людей на свете мечтают стать инвалидами? А я им всем помогу! И вам тоже! Я не могу спать под звон падающих слюней!
Вновь воцарилась тишина, в которой внезапно очень тихо, но отчетливо прозвучало преступное прихлебывание чего-то жидкого. Оливер в своем прибежище пил уже седьмую кружку ненавистного Пу-Эрха, который чем-то напоминал круто заваренный веник и одновременно сыр для гурманов. Несмотря на пропаганду здорового образа жизни, басист никак не могу уверить себя, что этой Байды вполне достаточно для того, чтобы заглушить рулады желудка.
- По-моему, кто-то жрет, - проницательно высказался обессиленный осетром Шнайдер. Мозг попытался сбежать и залезть под колпак, но осетр настиг его в прыжке и шлепнулся сверху. Ударник тихо завыл в подушку.
В той части дома, где расположился Тилль, загрохотало, раздались ругательства и звуки швыряемого постельного белья. Спустя десять секунд под аккомпанемент шлепанья босых ног Линдеманн вихрем пронесся по дому и вылетел на природу. Напуганные внезапной экспрессивной выходкой одногруппники так тщательно притворились спящими, что один за другим уснули на самом деле.

- Части мягче, части тверже, все в меню подходит тоже! – бодро напевал Тилль собственное сочинение явно людоедского характера. – Мясу тридцать восемь лет, съем его я на обед!
Неизвестно, к кому обращался певец, но многолетний Хатц, опасаясь варваров, решил стать укрепленным лагерем. Стать лагерем ему не удалось, и тогда Хатц прикинулся многолетними зелеными насаждениями. Он был крайне раздосадован тем, что не успел даже подобраться к резиденции зла, как навстречу ему выдвинули этого засланца. Хатц зашуршал маскировочными листьями, пытаясь гипнотическими методами воздействовать на рыскающего по участку Линдеманна – чтобы тот свалил обратно в домоубежище.
- Очень бы хотелось знать, на какой грядке сейчас шевелит листьями мой кабачок! Да! – неукротимо распевал Тилль уже на манер Вини-Пуха, шмыгая по кустам с мотыгой наперевес. Мотыгу он откопал в тщательно реконструированном сарае и теперь просто сгорал от желания применить ее по назначению, путем усекновения чьего-нибудь кочана.
Стук подошв, приближаясь к месту локации, заставил Хатца почувствовать себя женщиной. Хрупким существом, совершенно не приспособленным к встречам с бешеными садоводами. Хотелось продолбить клювом кору ближайшего дерева и сунуть голову в дыру, спасаясь от опасности, наподобие страуса.
- Ага! – обрадовался вокалист, узрев в раскидистых зарослях что-то крупное, арбузовидной формы. – Эээх! – замахнулся он мотыгой.
- Аааа!
Кабачок стартовал прямо из грядки на первой космической. Вообще-то, Хатц вовсе не был рекордсменом мира без шеста и медалей, но кто ж мог предвидеть испуг, рождающий такую прыгучесть. Тилль проводил космический кабачок обалделым взглядом, придерживая челюсть мотыгой. «Да, - подумал он, - испугался помидор помидора». После этого он решительно отбросил мотыгу и удалился было в сторону дома, но тут в направлении улетевшего кабачка раздался грохот и гром, полыхнуло красно-оранжевым и завизжало человечьими голосами.

Норри мирно, никого не трогая, облазил вражеский сад в поисках зарытых кладов и мест, удобных для подкладывания гадостей (троянских свиней и прочей живности). Он живо надеялся, что сделает то, что не удалось еще никому из команды – подорвет возмутительно плодовитую деятельность индустриальных конкурентов. В конце концов, не зря они прожигают кровные евро в этом уютном, но бесперспективном месте. Предаваясь тщеславным мыслям, он мужественно преодолел заросли терновника, в которых надрывалась парочка соловьев, и выполз на естественную мини-поляну, образованную художественно высаженными деревьями.
- Вот наглотаюсь холодного воздуха и умру от воспаления языка, - жалостливо бормотал кладоискатель.
Подбадривая себя подобным образом он ворочал камни, словно медведь-гурман, вздумавший полакомиться сытными червячками. Упомянутые червячки, мокрицы и прочие враги человека так и прыскали из сырой земли в разные стороны, но Норри не сдавался. И в какой-то момент его старания были вознаграждены. Между двумя валунами, достойными занесения в книгу о японских садах камней, было втистнуто что-то прямоугольное, явно искусственного происхождения. Норри впился в это нечто клещом и вытянул на свет, поражаясь силе и упорству того, кто это запихивал в узкую каменную щель. Одержав победу, танцвутовец потер руки и чуть было не расхохотался в голос, любуясь итогом – чемоданом. Потом не сдержался и тихо каркнул «Ура!» тут же опасливо заоглядывавшись. Таинственно мерцающая монограмма наводила на мысли о несметных богатствах, скрытых в кожаном чреве. Поэтому Норри не сдержался и решил распотрошить чемодан прямо на месте, не утруждаясь дотаскиванием до основной базы. В нем взыграла невесть откуда вдруг взявшаяся резвость и воспоминания о детских шалостях, за которые его часто били и обзывали клептоманом. Тихо щелкнули замки и горящему взору Норри предстали… предстал… ворох нижнего белья. Норри не поверил своим глазам. И вновь он мужественно сдержался от крика, трясущимися руками перетряхивая тряпичное содержимое роскошного чемодана. Может быть все эти шмотки и стоили огромных денег, но не будет же он их продавать на ярмарке! За кого его примут окружающие? Норри заскрежетал зубами, мечтая о том, как найдет владельца тряпок и задушит вот этими вот элегантными трусами. В расстройстве, он чисто машинально докопался до самого дна, слабо надеясь на чудо. И его ожидания были частично вознаграждены – на самом дне он увидел сложную технологическую конструкцию. А потом все-таки заорал.
Чемодан был заминирован.

- Я легкий, я легкий! – частил Хатц заклинания в полете. – У меня только теловычитание!

Грянуло и жахнуло так, словно чемодан содержал сверхсекретную документацию, которую следовало сжечь еще до прочтения. Норри воспарил к небу, которое вместе с землей завертелось в тошнотном калейдоскопе, и Норри внезапно увидел перед лицом собственные ноги в сапогах, эксклюзивно пошитых из кожи грешниц. Потом сапоги исчезли, в поле зрения появилось чье-то орущее лицо, потом земля, а потом последовал двойной удар, и Норри испытал непередаваемое чувство прослойки в бутерброде.
Обоих посетителей ночного сада контузило, причем Норри впоследствии уверял, будто его контузило не взрывом, а Хатцем, упавшим с несусветной высоты на него, мирно катящегося по сорнякам и никого не трогающего.
- Что это было? – слабым голосом спросил Хатц, отцепляя маскировочные листья от макушки. – Ядерный чемоданчик?
Норри молча лежал в радиусе взрыва чемодана и трогал шишку на темени, причиненную хатцевой на излете тушкой.

В доме зашебуршали. Первым зашебуршался Пауль, решительно встал и направился на поиски того, на кого можно свалить неблагодарную работу по выяснению обстановки снаружи. Услышав его неумолимые шаги, товарищи поспешили замаскироваться кто как мог.
- Кто не спрятался, я не винова-ат, - протянул Ландерс, врываясь к Оливеру.
...Басист сидел под пальмой в кадушке и делал вид, что с рождения слеп, глух и страдает провалами памяти. Гостя, нагло лезущего в его личное пространство сквозь пальмовые листья, он не замечал в упор. Даже когда тот ухватил его ухо для привлечения к себе внимания. Пауль дернул за ухо, не дождался ответа, дернул еще раз, и ухо осталось у него в руке.
С воплем «Пришельцы!» Ландерс вылетел вон из пристанища басиста, крепко сжимая в руках несчастный орган слуха.
Оливер глумливо захихикал, не разжимая губ, спокойно оторвал второе ухо и уложил его в мешочек с надписью «Розыгрыши». По бокам головы привольно расправились собственные уши, словно крылья у бабочки.
Выбросив компрометирующее ухо в окно, Пауль направил стопы в обитель клавишника. Во-первых, тот был самым спокойным, а во-вторых мог дать консультацию, что делать с людьми, которые внезапно теряют слух вместе с ушами. У дверей Флаке он благополучно затормозил, вспомнив пристрастие клавишника к химии и трогательную любовь к неожиданным сюрпризам. На дверной ручке болтался плакатик, который был весь исписан мелким почерком – на нем Пауль с трудом прочел следующее: «Открыв дверь, вы опрокидываете на себя колбу. В колбе находится: а) рассол, б) серная кислота, в) азот, г) царская водка. Вам дается три попытки. Если вы опрокинете на себя серную кислоту или царскую водку, то с вас снимается 50 квадратных сантиметров кожи. Если вы опрокидываете на себя азот, вам дается штрафной инвалидный билет. Если вы опрокидываете на себя рассол, то вы выходите во второй тур и встречаетесь с разъяренным хозяином комнаты». Пауль мысленно просчитал все возможные варианты и тихо пошел к следующей двери.
Шнайдер от природы был очень умным и заранее забаррикадировался, но это не остановило Пауля, просочившегося буквально сквозь стену.
- Восславь ранний подъем, душа моя! – пафосно обратился к одеяльному кокону Ландерс.
Из-под одеяла появилось страдальческое лицо. Нос нервно подергивался, и Пауль воспринял это как упрек.
- Чё? – спросонья ударник был на редкость словоохотлив.
- Поступили конспиративные разведданные, - понизив голос, сообщил Пауль.
- У меня насморк, я плохо слышу, - попытался отмазаться Шнайдер.
Затем он планировал провести заключительный этап изгнания - слюнометание в посетителя, - но не успел. Тот влез холодным носом в теплый спальный кокон и начал причитать:
- Во время такой напряженной обстановки ты будешь спать? Никого в доме нет, Тилль ушел, а там все гремит и взрывается!
- И что? – пробубнил Шнайдер, уворачиваясь от холодного носа.
- Может он там старушку убивает! – в крайнем волнении выпалил гитарист. – Мы в плане старушек на душу населения начнем резко отставать от развитых европейских стран!
- Я за ним не пойду, - уперся герр Шнайдер. – Либо обворует на обратной дороге, либо одеяло ночью на себя потянет!
Пауль не сразу придумал, что ответить на шокирующее заявление, а Кристоф, воспользовавшись моментом, повернулся к Паулю спиной и оглушительно захрапел. Ландерс возмутился, фыркнул, хрюкнул и чуть было не плюнул, но Шнайдер, не оборачиваясь, показал ему кулак, и сраженный ритм-гитарист отступил прочь из комнаты. Вслед ему неслись торжествующие рулады.
Рихарду снился кошмарный сон. Ему снилось, что он снова ходит в школу на уроки труда. В школе у маленького Свена было много возможностей для приложения труда проектировать скворечники, или, там, в лучших портняжьих традициях фартучек сшить. Молотка Рихард во сне боялся, а фартуки непонятным образом сшивались оборками друг с другом. Далее Рихарду привиделась грозная учительница, которая вздохнула и поручила ему шить кармашки для фартуков. Много кармашков. Наверное, миллион. Они атаковали Свена по всем фронтам. Полосатые кармашки пикировали с неба, кармашки с розочками путались под ногами, сиреневые кармашки с жутким бормотанием ползли по стенам с ножами в крохотных зубках…
Рихард проснулся с задавленным воплем, погребенный в груде добротного льняного постельного белья. «Они вернулись!» - мелькнула безумная мысль. Да, теперь они вернулись, маскируясь под наволочки, не сменив ни размера, ни пакостного характера. С одной стороны море и дельфины, с другой – горохи. В них, разумеется были запиханы подушки. Кармашки повеселились на славу. Рихард пихал подушки ногами в надежде, что наволочки порвутся, но ответственные швейные работники сшили их на совесть. Пододеяльник принял в себя весь материал, который никак невозможно было превратить в наволочки. Он был безграничен и бесконечен, как любовь Тилля к экстравагантным прическам. Где-то глубоко, грустя и рыдая, блуждало одеяло. На сторону Рихарда оно практически не забегало. Гитарист тонул в глубине постели, чувствуя себя маленьким и беззащитным…
- Рихард! – вывел его из обвалившегося на голову ужаса чей-то голос-спасатель.
- Я здесь! – глухо заорал поименованный Рихард и вытянул ищущую руку.
- Я пришел к тебе во фраке, элегантный, как рояль, - расплылся в улыбке Пауль, извлекая наружу взъерошенного коллегу.
- Зачем?
Оказавшись на поверхности, Рихард тут же утратил чувство благодарности и приготовился в случае чего нырять обратно, дабы избежать ночных прогулок. Не просто же так к нему ночью припираются в комнату.
- Там что-то рвануло, - задумчиво сказал Пауль, осматривая комнату, в поисках гардероба постояльца.
- К-как рвануло? – заикнулся Рихард и стал в тон свеженакрахмаленной простыне.
- Громко, - любезно разъяснил Пауль.
- Да там… да там же…
Рихард вылетел из постели, а потом и из дома с такой скоростью, что заколыхались занавески. Пауль почесал в затылке, недоумевая, почему взрыв вызвал у Рихарда такую странную ярость. Потом не выдержал и кинулся следом. За ним устремились бдительно подглядывающие и подслушивающие до сих пор коллеги.
Путаясь в шлепанцах, белье и простынях, остатки коллектива спешили к месту, над которым тускло мерцало зарево.
По прибегу они обнаружили Тилля – одна штука, лицо маниакальное; двух неучтенных лиц преступной национальности и Рихарда – одного, но очень громкого, с надрывом убивающегося над останками чего-то, что напоминало чемодан. Повсюду были разбросаны тлеющие тряпки и огненными бабочками порхали ярлыки известных фирм.
- Кто? Кто посмел? – наконец возопил Рихард, вскидывая руки к небу. – Кто посрамил достоинство чемодана моего, уронив оное и наступив на него?
- Бредит, - сочувственно сказал Флаке, сжимающий в руках набор из семнадцати колбочек (помимо любви к химии и сюрпризам, клавишник отличался редкостной подлостью, поэтому указанные на плакатике 4 пункта были лишь малой каплей в океане убийственной неорганики). Рихард в пафосной шелковой пижаме и с растопыренными руками напоминал то ли Гагарина в скафандре (но про Гагарина знали не все), то ли огромного пингвина (а вот это было знакомо каждому). Окружающие тут же очень метко окрестили этот памятник самому себе "Кто украл у пингвина чемоданы?"
- Ты! – палец гитариста уставился на Тилля. - Наполеон в шкуре Жозефины!
- Может волк в овечьей шкуре? – робко уточнил Линдеманн. – Но это не я. Это там, - и он перевел палец на виноватых.
- Среди обуглившихся кусков корабля был обнаружен клочок астронавтов… - задумчиво резюмировал Флаке, случайно проливая из пробирки царскую водку на то, что когда-то было роскошными плавками.
- Маска, я вас знаю... – хихикнул так и не оправившийся от взрыва Хатц, ответно указывая пальцем (своим) на Тилля.
- Все лицом в пол! – продолжал бесноваться Круспе. – Засужу!
В таком озлобленном состоянии Рихард мог доказать все, даже, что Земля имеет форму чемодана.
- Помню, раза три ходили мы с больными в психическую атаку… - давясь смехом, шептал Пауль на ухо Оливеру. – Когда нас в психушку замели за пропаганду. Надели парадные пижамы и - марш, марш на Госздравуправление!..

В кустах разадлся слоноподобный треск и на злосчастную полянку вывалились новые действующие лица.
- Не… могу пройти… мимо безобразия. Так и хочется принять участие! – задыхаясь, прокомментировал коллективное проявление Вим.
Мирно ночевавшие раммштайновцы не могли похвастаться официальными костюмами, а народный фольк-коллектив даже при полном параде оставался более раздет. С другой стороны, Флаке был вооружен колбочками, а Кастус – собачьей головой.
- Кaк вы cчитaeтe, мы лyчшe вac или вы xyжe нас? – нескромно поинтересовался Тойфель, напрягая бицепс. Луна бросала блики на его тело, покрытое вязью шрамов и росчерками татуировок. Большой мясницкий тесак был заткнут за пояс. Правда, тесак был бутафорский, но об этом мало кто знал. В общем, ничто не выдавало в нем мирного бухгалтера, каковым Тойфель являлся в свободное от концертов время.
Колл, прибежавший с сигаретой, выпустил облачко дыма изо рта - такое же наглое, упитанное и самоуверенное, как он сам.
- Позвольте, что вы тут делаете? – возмутился ударник. – Это частная собственность!
Колл покраснел и запыхтел, словно паровоз. Ему не нравилось, что его побивают собственным оружием.
- Цветочки собираем, - отрезал Вим, подбираясь к пострадавшим с профессиональным врачебным лицом.
- Вы бы еще на грибы облаву с собаками устроили! - возмутился Флак, зловеще переливая содержимое одной колбочки в другую.
- Я буду водить молоточком у вас перед глазами, а вы за ним следите… - уже приступил к лечению блондин, подобрав камушек. - Нет, нет, руками закрываться не надо. Так нечестно…
Тилль цапнул за полу пижамы рванувшегося вперед Рихарда.
- Я тебе вот что скажу, - внушительно произнес он. – После такого лечения твоя месть уже не будет иметь значения.
- Но чемодан! – задыхался от возмущения Рихард.
- Ну что же, гипофиз ваш придется удалить, - разливался Вим соловьем, - а на мозжечок наложим гипс… Или просто йодом помазать, как вы считаете? Ну куда же вы ползете, коллега?!
Окружающие машинально передвигались следом за ним хвостиком, как иудеи за Моисеем, останавливаясь в нужных местах и поворачивая головы то налево, то направо – в зависимости от телодвижений целителя-самоучки. Наверное, также Моисей указывал евреям, где расступится море, где рухнет с небес гуманитарная манна, а где именно войска фараона постигнет небесная кара.
- Я предлагаю, - пока мы все здесь в переговороспособном состоянии,- начал Пауль и покосился на Рихарда, вырывающегося из рук Линдеманна и пытающегося выкрикнуть что-то оскорбительное сквозь линдеманновскую же ладонь, - это… так вот, я предлагаю жить дружно.
- Ммм… - пробормотал Кастус, зачарованно следя за беженцами с постчемоданных земель, которые пытались выразить свое последнее матерное слово, прежде чем стрела медицины навсегда избавит их от страданий. – Я поддерживаю.
Собачья челюсть громко лязгнула, заставив всех прийти в себя. Кастус опомнился и нервно попятился. Но, сказав "а", уже нельзя было остановиться и до конца дипломатического алфавита пришлось добраться.

С утра пиццерийный курьер, преисполняясь достоинства, натаптывал трассу между двумя участками, губя культурные растения во имя благородной цели – таскал туда-сюда важный документ. Пакт о ненападении был заключен:
«Ваши покойные слуги» - подписались церемонные волынщики.
«Крепко жмем Ваши горла» - столь же любезно оттелеграфировали индустриальщики.

И жили они оставшиеся четыре дня душа в душу. То Танцвут Раммштайну, то Раммштайн Танцвуту…


  Количество комментариев: 15

[ добавить комментарий ]    [ распечатать ]    [ в начало ]