Rammstein Fan ru Rammstein - последние новости О Rammstein Аудио, видео материалы Фэн-зона Работы фанатов группы Rammstein Магазин Форум
домойкарта сайтадобавить в избранноесделать стартовой
  + обои на рабочий стол
  + комиксы
  + рисунки
  + рассказы
  + сценарии для клипов
  + табы и миди



В тихой ночи. Лирика. В тихой ночи. Лирика.

Тилль Линдеманн – легенда мира музыки, автор текстов группы Rammstein. Его стихи проведут нас по чувственному миру, сотканному из сексуальности, любовной аддикции и рефлексии.

далее


Рассказы фанатов


База 25

Автор: Шрайк Автор: Шрайк

Кроссовер Rammstein/Tanzwut.
Рождено чьей-то фразой: "Кстати про схожесть Танцвута и Раммов. У них даже репетиционные базы рядом находятся, наверное, подслушивают друг у друга" - виновного просьба откликнуться :)

- О ты, дрянной, мерзкий человечишка! Ты, проститут искусства! Где Рок Карающий? Где мой четвертной?! Где?!
- Заткнись и спи! - пятиголосым хором, донеслось со всех сторон.
- Жестокие! - с выражением произнес Шнайдер, перестав вопиять с выдуманных подмостков театра и плюхаясь обратно на сиденье, на которое до этого все норовил забраться с ногами.
Наступившее безмолвие разбавлялось урчанием двигателя и природной разноголосицей, нахально рвавшейся в салон. Микроавтобус Мерседес бодрого оранжевого цвета с двумя белыми полосками вот уже второй час неотвратимо отматывал километры, все больше отдаляясь от Берлина и все сильнее углубляясь в пасторальные красоты сельского пейзажа. Возможно, путь был бы преодолен быстрее, если бы водителю дали возможность разогнаться, но специально высаженный (как цветочек) на переднее сиденье Рихард каждый раз удивительно вовремя пинал вокалиста в голень. Обычно, за следующим поворотом оказывался пост бдительных стражей порядка. Это умение предчувствовать опасность перешло к Рихарду вместе с женитьбой на Карен, до сих пор хронически проживающей в Америке. Каким путем оно перешло - это был предмет множества дискуссий внутри группы, неизменно заканчивающихся неприличным, но правильным выводом. Шоссе в свою очередь перешло в обычную дорогу, та - в грунтовку и, наконец, под колеса легла колея.
- Тишина и природа, - умиротворенно вздохнул Тилль, чуть ли не задавив дикую утку, вперевалочку бредущую через дорогу, - вот что нам необходимо для плодотворного будущего.
- Все-таки удивительное дело, что мы так удачно подыскали студию, - потирал руки Оливер, разглаживая на колене помятый рекламный листок, вещающий о новейшем комплексе, возведенном в райском уголке природы. - Только непонятно, почему "База 25", может быть, там несколько студий?
- Нет, скоре всего, там развлечения, - подал голос Рихард из-под надвинутой на нос бейсболки.
- Развлечения я люблю, - резко оживился Пауль, - разврат и ничегонеделание! Эээ... - он замялся под укоризненными взглядами окружающих, - то есть, конечно, бурная деятельность.
Укоризненные взгляды были отведены в сторону, а Пауль натянул ковбойскую шляпу по самые плечи, недовольно зарылся в кресло и начал бубнить что-то про трудоголиков. Спустя несколько минут бубнеж перешел в знакомые "Так и запишем: ля... нет, си, ре, ми, фа..." - а еще через пару минут стихли и они.
Шнайдер нервно зевнул, чем рисковал навлечь на себя общественный гнев страдающих бессонницей товарищей. А может, и не зевнул вовсе, просто не успел гадость сказать.
- Я всегда мечтал водить микроавтобус. Большой микроавтобус, - перекрыв зевок ударника, выдал оксюморон Тилль, поглаживая руль каким-то двух- а то и трехсмысленным движением.
- А что бы сказал Фрейд по поводу такой тяги к большим автомобилям? - проявил познания в психологии Оливер, поспешив напомнить окружающим о своем присутствии.
Тилль не счел нужным реагировать, потому что упоминания о Фрейде преследовали его и остальных членов группы всю сознательную жизнь. Иногда ему казалось, что добрый покойный дедушка незримо витает где-то рядом, подкидывая гениальные идеи, извлекаемые из самых неподходящих предметов. Вот, например, мусорное ведро. Чем не образ опустившегося человека?
Таким образом он мог бы философствовать еще долго, но тут узкая дорога закончилась развилкой. Колея, ведущая направо, была украшена указателем, гордо сообщающим о том, что там стоянка. Колея, ведущая налево, отличалась от правой только содержанием указателя. Оный гласил, что здесь находится ни что иное, как "Заповедный рай на Базе 25". Мерседес дернулся и остановился, разбудив Пауля, который тут же явил всему миру заспанное лицо, опухшее, как медведь после посещения улья.
- Эй, эй! - возопил гитарист, вращая глазами в поисках виноватого. - Мы так не договаривались! Перекур нужен! Спасите табачного наркомана!
- Сейчас я кому-то так дам, - хмуро пообещал Оливер, - что он будет иметь все.
- Курить - здоровью вредить, - с ненавистью выдал прописную истину вокалист. - Мы на месте, которое изменить нельзя!

Под "райским" указателем находился еще один опознавательный знак. "Inter Deum et Diabolum semper musica est!" - было коряво выведено на косо прибитой дощечке. В наклоне букв Тиллю, как самому увлекающемуся современными течениями в музыке, почудилось что-то смутно знакомое.
- У меня зародилось нехорошее подозрение, - как бы в никуда сообщил он, постукивая по спидометру.
- Расслабься и думай о приятном, - с интонацией опытного сексуального маньяка посоветовал Пауль, почти по пояс вылезая в окно и предоставляя остальным созерцать свой филей.
- Вы только посмотрите, - подпел Тиллю Шнайдер. - Еще смеется! Тилль, ты слышал? Совсем распустились! Отбились не только от рук, но и от ног!
И он укоризненно принялся вырисовывать фломастером красное сердце на белых джинсах Пауля, который упорно не замечал, что его филей приобретает совершенно нетипичный вид.
- Ты прав, - вмешался погруженный в какое-то чтиво Флак. - Рано нам расслабляться. Сосредоточься и возьми в уме тройной интеграл.
- Юмористы, - прошипел Тилль, всеми силами пытаясь подавить подозрение, а затем придушить его окончательно и бесповоротно. - Из книги анекдот вычитал?
- Книга - неиссякаемый источник кульков для семечек! - важно заявил Флак, в доказательство чем-то похрустев и пощелкав. Возможно, суставами.
- Что такое? Какая книга? - в панике втянулся внутрь салона Ландерс. - Откуда книга?
- Не волнуйся, я твой сборник дурных примет не трогал, - снисходительно обронил Флак, на всякий случай отодвигаясь в сторонку и убирая ноги с гитаристского рюкзака, служившего ему подставкой последние полчаса.
Сначала Пауль пыжился и таращился, но потом все-таки передумал затевать драку и плюхнулся изрисованным задом не сидение, бережно подхватив на руки несколько деформированный рюкзак. После предварительного ощупывания, он окинул аудиторию подозрительным взглядом, но придраться можно было разве что к Шнайдеру, который с преувеличенным вниманием осматривал яркий маркер, вертя его в пальцах.
- Что-то тут не вяжется, - пробормотал Пауль.
- Тогда забирай свои спицы и мотай вязать в другое место, - предложил Оливер, отлепляясь от сверки данных на листке и заоконного пейзажа.
- Мы вроде как приехали? – потребовал уточнений обладатель сердца в заднице.
- Дамы и господа, позвольте представить вам... - напыщенно начал Тилль, но его тут же перебили
- Это кто тут дама? - высунулся курносый нос из-под бейсболки. - Что это за намеки, а?
- Заткнись, - весомо обронил Тилль, отдавив возраженцу ногу аргументом в виде ботинка. - Вилкоммен, блин!
- Да я... - начал Рихард, но был снова нахально прерван.

Невдалеке раздался визг и рев подыхающего буйвола. Затем к нему присоединился еще один буйвол, потом еще - и вот уже целое стадо бьется в агонии, порождая у проходящих мимо невыносимое желание бежать куда подальше.
- Это же волынка, - неверяще прошептал Рихард, втайне давно мечтавший играть на чем-нибудь подобном.
- Волынка? - как попугай повторил Шнайдер, нервно барабаня по стеклу.
- Волынка! - окончательно и бесповоротно определился Оливер, пресекая дальнейшее жонглирование этим интересным словом, и от волнения порвав рекламный проспект напополам.
- Не нравится мне это, - опять пробубнил Пауль, по уши ныряя в извлеченный недоброй памяти Черный Фолиант и лихорадочно шелестя страницами, точно обезумевшая мышь.
- Что не нравится? - Шнайдер поймал его за ремень и вытянул на всеобщее обозрение.
- Не скажу! - взвыл тягомый, пытаясь отбросить ремень, как ящерка хвост.
- Я скажу, - возник Оливер, будучи представителем конкурирующего цеха (по предвидениям). - Он боится, что мы здесь встретим...

- Я не верю глазам своим, - просипел Флак, лихорадочно протирая средство дневного видения подолом футболки.
- Конкурентов... - одновременно недоуменно и с ненавистью определились с задних сидений.
Навстречу Мерседесу, трубя весенним слоном, бодро маршировал некто, скрытый за нервно шевелящейся волынкой, которая была похожа на непомерно обожравшегося морского ежа. Закончив пассаж мощным выдувом, неизвестный гражданин опустил волынку и некоторое время приобретал нормальные выражение и цвет лица. На лицо это обратились такие добрые и всепрощающие взгляды, что обычного смертного прошиб бы холодный пот. Но владелец средневекового инструмента ответно улыбнулся, и водитель с пассажирами поняли, что перед ними стоит настоящий маньяк. Несмотря на то, что маньяк был одет в традиционные семейные трусы, по нелепому стечению обстоятельств называющиеся шортами, а так же не очень чистую рубаху, его постепенно начали узнавать. Узнавать помогало обилие различной бижутерии, общим весом примерно в килограмм, как определил наметанный взгляд Рихарда. На его памяти только два типа конкурентов проявляли такую подозрительную страсть к украшениям. Подозрение размножилось и неожиданным хором запело что-то свеженькое из репертуара автомобильной сигнализации. Следом за ним (разбуженное подозрением) пришло озарение - пришло одновременно ко всем - и поставило четкий диагноз, сводившийся к тому, что этот псевдодревненародный персонаж вхож не куда-нибудь, а в группу... Впрочем, все сделали вид, что никогда и не слышали о подобной группе. Сиренообразно сигнализирующее подозрение намекало, что обитают последние явно где-нибудь по соседству. Эти инсинуации музыканты тщетно пытались задавить.
- Какая приятная встреча! - расплылся в фальшивой улыбке кучерявый волынщик. - Неужели мы будем соседями?
Подозрение извернулось и с треском шарахнуло всех по голове. Каждый в коллективе сейчас выглядел как человек, счастливо переживший удар молнии в череп, но еще не свыкшийся с мыслью, что остался жив и даже способен размышлять.
- К-как это соседями? - возопил Рихард, на которого переключилось подозрение, уже сплясавшее победный танец на останках самообладания вокалиста.
- А что? Вы не рады? - по-прежнему ненатурально изобразил искреннее недоумение и обиду кучерявый.
- Но мы же будем набираться идей для альбома! - в шоке открыл военную тайну Оливер.
- Да что вы говорите?! - лицо гражданина затрещало от торжествующей улыбки. - Немедленно пойду и оповещу коллег, - напыжился от собственной значимости он, сворачивая на параллельную дорогу, смахивающую на заросшую тропинку. - Может быть дадим вам пару советов...
Раммштайн молча проводили глазами волынщика, а тот удалялся, гордый удавшейся импровизацией на тему "Явление Кастуса Непобедимого обалдевающему народу" и прижимая к себе сдувшуюся и печально обвисшую волынку, как символ творческой импотенции. Во всяком случае именно таким эпитетом, помимо "желудочного бурдюка" и некоторых других наградил сей инструмент Пауль.
- Вот видите! - вещал он. – А я же предупреждал, что добром это не кончится! Я же просил книгу не трогать! - и он кинул взгляд на Флака с такой силой, как будто был метателем ядра.
Ученый доктор ловко увернулся, и взгляд пришелся Тиллю в затылок. Вокалист нервно почесался.
- Предлагаю немедленно уехать, - выступил он. - У меня уже пропало вдохновение.
Здесь он состроил физиономию, долженствующую отражать мировую скорбь и утрату Музы, но получилась страшная харя, отражающая разве что желудочное расстройство.
- Я протестую! - Оливер отрастил рог и немедленно уперся им в виде контраргумента.
- Ну уж нет, - поддержал Пауль. - Рекомендую: перенести запись остатков альбома на две недели. Запись производить в... в... - Пауль запнулся, не в силах подыскать наиболее безопасное в плане соседей место.
- Давайте опять в Испании! - встряхнув рогом подсказал Оливер, вспомнив про экстремальную корриду, знойных красавиц и кастаньеты.
- Можно и там, - согласился Пауль. - Пока что заняться отдыхом. Отдыхать активно. Конкурентам... - он опять затормозил.
- Подавать дезинформацию, - разбил напряженную тишину острый, как скальпель, голос Флака.

- А как же моя Муза?! - воспротивился Тилль, из вредности не соглашаясь с привлекательной перспективой.
- Мы ее приманим, - добил вокалиста Рихард, уже начиная фантазировать на тему того, как он своим неотразимым обаянием не только приманит, но и переманит Музу у друга детства, после чего сам станет харизмой коллектива...
Его радостное хихиканье оборвалось под взглядом уже имеющейся харизмы. Остальные, жалостливо поглядывающие на веселящегося Рихарда, тактично отвели взгляды, стесняясь участвовать в грядущих разборках. Физиономия Рихарда тут же выразила недовольство, как будто он зажиточный римский торговец, только что погрязший в оргии, a к нему вдруг приперся посланник с приказом от императора немедленно изящно вскрыть себе вены в бассейне с лепестками роз. Пронаблюдав всю эту гамму, Тилль перестал угрожающе сопеть и перевел взгляд на дорогу, готовясь стартовать с места в направлении стоянки.
- Стоять! - неожиданно заголосил ударник. - Погодите, я сейчас!
Обескуражив всех этим воплем, Шнайдер выскочил из автобуса, чуть ли не полетев носом вниз, когда он (нос) перевесил центр тяжести. Ударник тут же вцепился в дощечку, словно от этого зависела его карьера, со скрипом перевернул доморощенный указатель кверху тормашками и, достав маркер, крупно начертал: "Осторожно, злая группа!", пририсовав характерный значок вместо подписи. Пока ударник самоотверженно пакостил, на физиономиях остальных медленно образовывались улыбки, а органы видения зорко бдели за возможными стражами порядка.
- Поехали! - бодро скомандовал художник, рыбкой влетая в салон и ловко присиденьившись.
- Rrrreise-rreise!.. - мощно грянул хор старинную песенку бродячих музыкантов. - Нас не догоняяаат!

Едва мощный зад автобуса скрылся за поворотом, как придорожные кусты зашевелились, чихнули и неохотно выпустили кого-то заросшего, сильно смахивающего по габаритам на тот же автобус.
- Так-так-так, - радостно произнес обитатель кустов.
Ловким движением руки достав из бороды блокнот, а из усов - карандаш, разведчик потер руки и размашисто вывел на чистом листке: "Господину Шиммельману. Жалоба. Сим спешу вас уведомить, что отдыхающие в лице группы Раммштайн нанесли непоправимый ущерб..." - и, бормоча тому подобные бюрократические формулы, крупногабаритный шпион удалился в заросли.

- Рихард, почему у тебя нет пятнадцати чемоданов как обычно? - противным от натуги голосом поинтересовался Оливер, с трудом волокущий на горбу безразмерный рюкзак, из-за чего сильно смахивал на Квазимодо.
- Я решил изменить стиль жизни! - весело заявил вопрошаемый, легкомысленно помахивая спортивной сумкой со всемирно известным логотипом.
- Мужчина, у вас ридикюль развязался! - сострил Флак, так же изнемогающий под тяжестью ручной клади.
- В кои-то веки у него сработала интуиция, - кисло поддержал всеобщее бурчание Тилль, страшно недовольный тем, что по доброте душевной взялся помочь Оливеру и взгромоздил на себя доску для серфинга, с которой басист никогда не расставался, сентиментально называя ее своим маленьким сувениром.
Маленький сувенир весил довольно прилично в сочетании с собственным багажом вокалиста. Тилль еще раз проклял все и вся. Кто же мог подозревать, что стоянка находится настолько далеко от их временного места жительства?

Искомый дом притаился в раскидистой зелени яблонь и конопли, как партизан в засаде - расползся флигелями и пристройками, удачно сливаясь с окружающей средой. Заросший сад казался чужим, цветы в нем явно сидели на чемоданах, готовясь переселиться в лучший мир - горшок цветовода. Но у Оливера уже нехорошо загорелись глаза, издавая некое излучение, из-за которого некоторые особо одаренные растения даже пытались выдернуть корни из почвы и стыдливо удалиться. В кустах разноголосо орала всякая пернатая тварь, на которую пришествие пока что не производило никакого впечатления. Особо отмеченные низким интеллектом цветы задумчиво продолжали расти, удивляясь, зачем нужно срываться с места, так и не успев пустить корни. В общем, природа цвела и пахла. Пробиваясь сквозь то и другое, группа товарищей подошла к патриархальной застекленной веранде. В разогретом воздухе за стеклом одиноко жужжала муха. Дверь в дом была заперта. Судя по внешнему виду, ее открывали редко и необязательно, с целью найти что-то нехорошее. В этом виднелся отголосок мрачной лирики, которой предстояло вылиться в очередной скандал, и Тилль уже перебирал ногами в предвкушении, машинально пытаясь найти карандаш.
- А у кого ключ? - разбил благоговейную тишину голос ударника. Вообще, у него была профессия такая - все разбивать.
- Э... ключ? - опомнился Флак, выронив тубус, в котором скрывался холст. На холсте Флак планировал запечатлевать красоты природы.
Тубус раскрылся, и из него выпал китайский зонтик. Рихард поднял глаза к небу, начав пристально высматривать что-то в его лазурной синеве.
- Кажется, я понял, почему у него нет чемоданов, - прервал тишину опять же Шнайдер.
- Убью! - вынес приговор отдышавшийся Флак. - А ключ ищите под ковриком.
Стадо раммштайновцев накинулось на опрятный вязаный коврик и мигом растерзало его на мелкие кусочки в поисках заветного ключа. В голове у Флака щелкнули костяшки, начавшие наматывать счетчик ущерба.

В доме обнаружилось отсутствие телефона, что на некоторое время повергло постояльцев в уныние и мысли об адвокате. Но потом Флак вспомнил, что на дворе двадцать первый век, который принес в мир не только мутировавший СПИД, но и мобильную связь. Средства связи обнаружились у всех, после чего путем долгих споров и препирательств в духе "я самый умный и красивый, поэтому первым буду я!" был составлен график подзарядки - во избежание непредвиденных обстоятельств. Много раз обжегшись на молоке, Раммштайн дошли до того, что стали дуть на воду, снег, лед и прочие атмосферные осадки.
Вторым ударом по психике было отсутствие санитарных удобств. Тилль, ведомый пловецким инстинктом, скрупулезно обшарил весь дом и нигде не обнаружил ни малейшего признака санузла. Раковина на кухне была не в счет, туда не поместился бы даже Флак, если его плотно скатать на манер холста в тубусе. К тому же, на кухне воцарился лидер-гитарист, вооруженный поваренной книгой, которой он категорично преградил свободный доступ к холодильнику. Тилль обиделся, пообещал сожрать Рихарда вместо шашлыка и гордо ушел на двор. Там, под плакучей ивой, обнаружилось подобие пляжной раздевалки 2х2 метра. Сверху коброй нависал душ. Вокруг густо росла зелень, представленная лебедой, полынью и еще чем-то таким зеленым. В том, что именно здесь им придется совершать омовения, герр вокалист убедился, последовательно облив себя горячей, холодной и смешанной водой. Источая пар, Тилль вывалился наружу, чудом не поскользнувшись на лужице жидкого мыла.
К хорошему привыкают быстро, поэтому кое-кто успел забыть о жизни в деревенской провинции. Теперь этот кое-кто привык пользоваться скромной ванной комнатой метров тридцати по площади. Поднялся себе на пьедестальчик, оттуда продекламировал ранее написанное, попел немного и улегся в полукруглую ванну с пеной и уткой-кряквой. После чего пиши себе на здоровье, глядя в окно напротив. Прослезившись от ностальгии, Тилль пошел разыскивать второй элемент сантехники. К его неописуемому счастью найденный в декоративных лопухах туалет был далек от того сортирного кошмара, который стоит над выгребной ямой на курьих ножках и приветственно выпускает через дверное окошечко стаи оголтелых мух.
- Какая... прелесть, - выдавил подкравшийся Пауль. - Пряничный домик из детства.
- А! Кто здесь?! - вынырнул наружу Тилль, инспектировавший запасы мягкой бумаги, пригодной для того, чтобы использовать ее по прямому назначению - написать очередной шедевр.
- Ну и как там? - с жадным любопытством спросил мелкий, пытаясь заглянуть за широкую спину вокалиста.
- Жить можно, - солидно ответил Тилль, преодолевая ступеньку, ведущую вниз, и удаляясь в сторону дома.
- Что, прямо там и жить? - удивленно пробормотал Пауль, ныряя в помещение. - И заплывы совершать в унитазе? Ого, да тут газеты свежие! - разнесся его радостный крик над садом.

Рихард на кухне с перепугу захлопнул холодильник вместе с собой, помял прическу, грязно выругался и выполз наружу. В холодильнике повесилась мышь. Осторожно выкинув подозрительно твердый трупик в мусорное ведро, гитарист вдумчиво почесал в затылке, вытряхнув оттуда моль, тоже павшую смертью голодных.
- Заседание продолжается, - процитировал кого-то Рихард, аккуратно кладя поваренную книгу на полку.
Первым признаком современной цивилизации являлась микроволновка, явно не вписывающаяся в патриархальный дизайн. На правах главного повара герр Круспе решился и открыл ее, после чего с задумчивым видом уставился в запыленное черное жерло. Заглядывал он туда долго, пытаясь понять, какую жертву надо принести на алтарь техники, чтобы она заработала. Не дождавшись жертвы, техника разозлилась, и из микроволновки на Рихарда кто-то посмотрел, а потом нагло попросил предъявить право на жительство.
- П-простите, - пробормотал гитарист, поспешно захлопывая дверцу и на всякий случай прижав ее электрочайником. К счастью, в чайнике никто не заплескался и не попробовал оттуда вылезти. В ходе дальнейших изысканий Рихарду не удалось заглянуть в хлебницу, но зато он придирчиво обнюхал мусорное ведро.

Тем временем на чердаке раздавался танец маленьких слонят. Повеселевший после инспекции санузла Пауль тихой сапой переместился в дом и пытался найти наверху указание на закопанный в саду клад. Пока что он находил только полотнища паутины и завалы всякого старья. Застряв в очередной сети, Пауль буквально уткнулся носом в этикетку, находящуюся на паутине: "Фармер и сыновья. Реквизит, декорации".
- Обман потребителя! - во все горло заорал авантюрист, прощаясь с надеждой найти клад, и выпутываясь из реквизита.
- Идиот, - пробормотал внизу Рихард, с опаской заглядывая в шкафчик.
- Судью на мыло! - продолжали шуметь наверху.
- А мыла здесь тоже нет, - машинально отозвался Рихард в такт своим мыслям.
- Говорят, князь не настоящий! - разорялся Пауль.
- Ящичек за нумером пятьсот тридцать восемь, - подвел итог Рихард, делая очередную пометку в блокноте.
Гитарист с детства страдал повышенной нервозностью и обостренной подозрительностью. Оказавшись в новом месте он считал своим долгом досконально изучить его и впадал в истерику всякий раз, когда обнаруживал подозрительную коробку или (о ужас) запертую дверь. Далеко не один раз товарищам приходилось вытаскивать герра Бернштайна из самых дальних и темных углов, которые тот почтил своим присутствием в разведывательных целях и соблаговолил там безнадежно застрять. Обычно его находили по жалобным воплям. Кстати, Пауль тоже этим страдал, но ловко маскировал психическое расстройство под природное любопытство. Поэтому за чердак Рихард мог не беспокоиться.

С высоты птичьего помета Пауль гордо обозревал свои владения, намереваясь учредить здесь диктатуру одного отдельно взятого себя. Паулевское самомнение намного превосходило его личные габариты, и он всю сознательную жизнь страдал от нехватки двадцати сантиметров роста и пары килограммов мускулатуры. Пострадав еще немного и излив душу в форме плевка (не вытерев за собой), Пауль легкой походкой спустился вниз.
Заглянув в кухню, гитарист обнаружил Рихарда, с отрешенным видом считавшего ворон. На плите гордо возвышалась пустая сковородка, в центре которой расположился Немой Укор. На ручке же примостился огромный черный лоснящийся таракан с имиджем Тараса Бульбы - длинными шелковистыми усами. Таракан с интересом наблюдал за Рихардом, поводя своим имиджем. Тонкая натура Пауля не выдержала такого хамства, поэтому он подкрался к таракану, схватил его за усы и, несмотря на возмущенный треск надкрыльев, выкинул в окно. Там последователя Бульбы заклевали вороны, до того дисциплинированно сидевшие на ветках в качестве счетного пособия.
Рихард немедля очнулся, затрубил, собрал тесный круг друзей, метал громы и молнии, устроил страшный конвульсиум и публично ненавидел автоматику. Ему поддакивал Флак, пытаясь под шумок заставить товарищей подписать договоры купли-продажи на старые автомобили. Бросив случайный взгляд на машинально подписываемое, Оливер со страшным лицом сломал "паркер", прервав продолжающийся конвульсиум. Подпрыгнув от раздавшегося треска клавишник попытался всеми лицевыми мышцами придать себе умный вид.
- ...и так далее! - гневно закончил Рихард, параллельно разрывая на мелкие клочки договор.

В этот напряженный момент раздался стук в дверь, едва не породивший ковульсиум среди остальных постояльцев. Оливер прижал пальцем нервно дергающееся веко. В повисшей тишине стук раздался снова. Кто-то нервно вздохнул, и тишина упала, тут же будучи затоптана коллективом, бросившимся к двери. Затормозили они возле нее как раз в момент очередного стука.
- Чего надо? - громко спросил Пауль приветливым голосом старушки, обратившейся к Раскольникову со словами: "А чего у тебя за спиной, сынок?"
За дверью невнятно откашлялись. Насторожившиеся музыканты переглянулись. Гостей, пиццу и фанатов они не заказывали. Открыть иль не открыть? - остро встал на ребро вопрос.
На третьем месте по степени удовольствия у Тилля стояло трогательное умиление незащищенностью божьей твари. На четвертом - то же для лиц старше семидесяти лет. На пятом – то же, но лиц в районе тридцати и сжимая в руке тяжелый металлический предмет, например, обрезок трубы...
- Пусть Флак открывает? Он у нас самый интеллигент, только шляпы на башке нет, - предложил он после внутренней борьбы, - а я за свои инстинкты не ручаюсь!
- Это дискриминация по весовому признаку! - пискнул несостоявшийся артист больших и малых академических балетов.
- Давай-давай, в случае чего скажем, что ты действовал в состоянии аффекта, - подбодрил его Пауль.
Флак прошипел что-то невнятно-гадючье и подошел еще ближе к как бы сама по себе скребущейся двери. Остальные попятились к лестнице, ведущей на второй этаж.
- Кто там? - аккуратно спросил клавишник, соблюдая дистанцию.
- Это я, Красная Шапочка, - басом ответили из-за двери. - Принесла пакет акций... ой, горшочек масла.
Флак торопливо стал совещаться с подсознанием. Сообща вырисовавылись разные варианты, например: резко открыть, а сшибленного с ног подслушивателя потом дотоптать ногами. Абсолютным большинством вариант был принят за рабочий. Флак резко выдохнул и схватился за ручку двери.

Патрик решил, что его игнорируют, и уже приготовился ругаться матом и бряцать аксессуарами, а потом и вовсе замахнулся для решающего пинка и даже совершил его наполовину, но тут за дверью, видимо, дошли до ручки… и открыли дверь. Создавая легкий ветерок, дверь и ботинок соприкоснулись во встречном движении, однако первая оказалась сильнее.
- Сanis femina! - Напыщенно от неожиданности высказался Патрик, облобызав все три невысокие ступеньки и приземлившись на предназначенную для этого точку.
- Здравствуйте, я ваша нелепая Смерть! - вежливо, в противовес совершенным действиям, поздоровался Флак. - Вы имеете право хранить гробовое молчание в личном гробу, либо в бесплатном государственном! Потому что за оскорбление моей натуры я, как любитель латыни, сейчас буду причинять вам телесные повреждения разной степени тяжести. - И он с хрустом размял пальцы.
- Добей его пылающим глаголом! - в экстазе прошептал Тилль, ударяя по колену.
- Не забывайте: действовал в состоянии аффекта, - напоминал Оливер. – В крайнем случае отделается условным осуждением… Берсеркер наш! - тут же умилился он в адрес Флака, совершающего загадочные пассы руками.
- Все, что скажете, будет переврано не в вашу пользу! - вдохновенно продолжил тот, закончил разминать пальцы и сделал ими фигуру «взлетающего таракана».
При виде такой боевой подготовки Патрик тут же закомплексовал и попытался исчезнуть или хотя бы стать как можно мельче, микробистее, даже вирусоподобнее. Шнайдер одобрительно хмыкнул, окинув Флака взглядом довольного дедушки, который всем тычет портретиком внука прямо в нос и уверяет, что это вылитый он сам в молодости. Такой же шебутной малыш…
- Так что вы можете мне сказать? - надвинулся Флак на гостя, окончательно расхрабрившись.
- Я уполномочен промолчать! - ответил тот с выражением безумной отваги на лице, делая скребущие движения ногами.
- Покайся! - издалека посоветовал Тилль, мечтательно примеряя на себя образ порочного священника из собственного творчества.
Лицо Патрика приобрело приятственно-идиотское выражение якобы кающегося. С крыши ему сигналили товарищи по шпионажу, активно изображая руками как надо каяться. Больше всех старался некий герр с рогами на лысой голове, пытаясь создать нимб с помощью электрического разряда между упомянутых рогов.
- Беру свои слова взад! - трагически заявил Патрик, группируясь в положение низкого старта.
- Приятной дороги! - оптимистично напутствовал его Флак, применив классический прием полицейского боя - пинок под то самое, куда Патрик взял свои слова. Впрочем, он не дотянулся и прием пропал впустую.
Патрик, удирая по тропинке, проорал в сторону дома:
- Вы еще встретитесь с моим возмездием!
- При чем тут мы? - обиделся Рихард. - Я вообще зритель. Волнуюсь и грызу маникюр.
- Надо было на него гуманно воздействовать, - поддерживал Тилль, не в силах выйти из образа. - По-божески.
- Это как так? - изумился Шнайдер, представив себе кого-нибудь из группы, произносящим прочувствованную речь перед толпой благоговеющих прихожан.
– Как-как... Кадилом по морде и напалмом его, напалмом!
Окружающие облегченно вздохнули, убедившись, что Тилль ничуть не изменился.
- Кажись, он тут чемоданы забыл! - сообщил Флак, стоя в позе командора.
- Какие чемоданы? - внезапно забеспокоился Рихард, несолидным галопом спеша к месту предполагаемой дислокации чемоданов. - Четыре штуки из светло-желтой кожи?
- Да-а, - протянул Флак, - а ты отуда знаешь?
- Эээ, - смутился гитарист, затормозив на выходе. - Я вроде как предположил в виде эээ... гипотенузы.
- Ах ты... ах ты катет ходячий! - зашипел Флак, не в силах простить Рихарду подобного вероломства. - Чтоб ты ими разом подавился!
И победитель Патриков удалился в дом, громко оставив дверь открытой. На лестнице одобрительно захмыкали и как-то незаметно разбрелись по свежеобретенному жилищу, чутко прислушиваясь - не начал ли Рихард давиться чемоданами? Чтобы прийти и с удовольствием посмотреть.
- Друзья, а как же я? Я что, один все тащить должен? - жалобно воззвал Рихард, но отклика так и не дождался.
Слабая надежда на товарищеские чувства растаяла в дымке раскуренной снобом Шнайдером (он с независимым видом угнездился на балконе второго этажа) толстенной сигары. А кричал, что не курит…

Тилль прогуливался по окрестностям, рассеянно обстукивая кусты сучковатой дубинкой, выломанной по дороге, и что-то напевал под нос, втайне любуясь своим звучным мускулистым голосом. Возле одного из обстукиваемых деревьев ему вдруг начала подпевать птица, которую вокалист определил как кукушку. Та куковала с точностью механизма, Тилль стал считать куки. Досчитав до трехсот, вокалист сбился со счету, обозлился, стянул ботинок и запустил в густую крону, где надрывалась мерзкая птица. И, хотя далеко не попал, скромно принял стихшее "ку-ку" и последующие проклятья с другой стороны дерева на свой счет.
- Я сейчас кому-то уши на затылке бантиком завяжу! - заорали оттуда же на удивление знакомым голосом Рихарда, и сквозь многострадальную крону прорвался ботинок. Тот самый, который знаком возмездия полетел в предполагаемую птицу.
Тилль задрал брови в немом изумлении, но тут из-за ствола дерева показалась красная и злобная физиономия с раздутыми щеками. Это действительно был Рихард, перепрятывавший четвертый чемодан, чтобы не дать добрым друзьям надругаться над святым. Ему очень не понравилось, что Тилль стал свидетелем столь интимного занятия, и Рихард подумывал было ликвидировать непрошенного свидетеля, но ему помешало визуальное определение дубинки, которой Тилль рассеянно подтягивал ботинок.
- Судя по твоему лицу, - мудро заметил Линдеманн, - я тебе не нравлюсь. Помощь нужна?
Рихард сунул руку за спину и… ничего оттуда не достал. Судорожно подергав запястьем, он выжидательно уставился на Тилля. Тот не растерялся и еще более уставился на товарища, пытаясь понять, что у того спрятано за щеками. Судя по форме – золото, бриллианты и ценные бумаги. В этот момент в кармане у Тилля бешеной лягушкой запрыгал и завибрировал мобильник. Вокалист дернулся, чуть ли не выронил дубинку и с трудом извлек содрогающееся средство связи. На экране гордо красовалось сообщение о том, что получено смс числом одна (1) штука от адресата «герр-зазнайка-стиляга-главная-затычка-мистер-контроль-и…» У Тилля было еще множество эпитетов, но, увы, все они просто не влезли при заполнении ячейки. Нисколько не удивившись тому, что стоящий от него в двух метрах товарищ вдруг посылает смс, Тилль это самое сообщение прочел. Оно гласило: «Люблю безумно. Купи хрен»
Подняв обалделые глаза на автора, Линдеманн хотел было что-то спросить, но, уперевшись взором в раздутые щеки, махнул рукой, напялил ботинок и, почесывая затылок в тягостных раздумьях, поплелся на поиски хрена.
Рихард долго смотрел вслед удаляющейся фигуре, потом выплюнул защечные запасы, тихо выругался и отправился перепрятывать последний чемодан из коллекции в пятый раз.

Свет менялся с четверть дневного на две трети вечерний и, наконец, на полуночный. Подведомственный участок был облазан, обнюхан и местами даже опробован на зуб. Из-за древесных кущ бесшумно и быстро взошла Венера, за ней побежал месяц - с таким таинственным видом, будто они только что совершили прелюбодеяние и зарезали свидетеля на той стороне планеты.
- Луна, похожая на серп, что плеть кишок твоих взрезает... - вдохновенно декламировал известно кто, примостившись на широком подоконнике с блокнотом и отнятым фломастером в руках.
- Тилль, заткнись, ради всего святого! - со стоном попросили из глубины дома. - Меня сейчас стошнит от твоих изысков!
- Нет во мне ничего святого! - гордо отвечал вокалист, гулко ударяя в грудь. - Ик... кто здесь?
- Спокойно, Герасим, я собака Баскервилей... - продемонстрировал нарисовавшийся из тьмы Шнайдер знание классики золотого века русской и английской литературы.
С собой у него был кактус в горшке, занесенный для сокрушительного выяснения отношений. Оценив на глаз убойную силу аргументов, Тилль поперхнулся очередной фразой.
- Режим сна нарушать нельзя! - страшным голосом произнес ударник, еще выше поднимая кактус и делая аргументы еще весомее.
- Да я уже и сам собирался, - сладко улыбаясь, сообщил Тилль, представляя, как позже он будет мстить нарушителю творческого процесса. Если бы он начал мстить сейчас, то его не поддержали бы остальные любители здорового образа жизни. Так что он бросился в бушующее море постели, и на него напали сны.

В глухой "час Быка" сладостные мстительные грезы были грубо и непоправимо нарушены. Под окнами раздались леденящие кровь звуки, сходные с воплями сирены, сделанной по индивидуальному заказу маньяка-автолюбителя. В доме раздался грохот падающих тел, после чего все стихло. Разбуженные музыканты злобно затаились, и только Шнайдер, который при первых же звуках принял во сне стойку смирно, оперативно бежал лежа на месте. Снова сказывалось тяжелое армейское прошлое. Перейдя к отжиманиям, ударник внезапно проснулся и свистящим шепотом осведомился, что происходит, и какая сволочь мешает ему спать.
- Соседи... - прибыл подсознательно ожидаемый и не менее мерзкий от того ответ.
Разведка доложила, что солировал неутомимый блондин, которого коллеги называли Вимом, а еще двое усердно аккомпанировали ему на волынках. Ночь разрывалась от костеразжижающего звука, издаваемого ручными инструментами и истошных рулад ненатурального блондина. Дом мужественно оставался глух и нем к потугам народного хора. Заместитель Ромео продолжал упорствовать, добавив в вопли скандирование, в котором преобладали "трусы", "слабаки" и "подонки" всех мастей. Промолчать в доме не смогли и попробовали энтузиастов освистать, но свист просто глох на фоне музыкальной волны. Не преуспев в свисте, уже основательно разозленные постояльцы вооружились, кто чем мог, и в полной тьме принялись закидывать выступающих метательно-плевательными предметами. Первый поток был пристрелочным, поэтому внизу продолжали нахально вопить. Но они ничего не подозревали о запасном арсенале органической дряни. Ехидно улыбаясь в предвкушении мести, дерьмометатели размяли кисти рук и дали залп четырнадцатью овощами подряд. Все четырнадцать попали в цель, один из них даже в две. Увидев такие организованные действия, трубадуры не менее организованно решили покинуть участок, на котором были столь обидно не поняты. Во время отступления Вим попытался было проскандировать еще, но вслед беглецам полетел достопамятный горшок с кактусом, сопровождаемым гневным воплем, и скандирование моментально стихло, сменившись сдавленным писком.
- А слониха, вся дрожа, села прямо на ежа! - лучась во тьме ослепительной улыбкой, продекламировал Пауль.
- Она такая толстая, но все же столь мила, - пробормотал Тилль, устремляя глаза в потолок.
- И фа ефика, фа ефика, - злобно подсказал Рихард, облизывая уколотый победным кактусом палец.
- Нет, ефика необязательно, - машинально передразнил его Тилль. - А где фломастер? Мне нужно записать...
- Да, где мой фломастер? - возник Шнайдер.
- Укра-а-али, …на …! - взвыл Тилль, преследуя тайную цель: не только окончательно запугать бежавших, но и потренировать застоявшиеся голосовые связки. К тому же он вспомнил, что подобные строки уже приходили ему в голову и даже были опубликованы – вокалист расстроился.
Товарищи воспитывались в несколько иных условиях, поэтому поэтичности высказываний Тилля не оценили. Вместо аплодисментов они закидали солиста-матерщинника тухлыми помидорами. Правда, образно, поскольку ни тухлых, ни свежих помидоров в доме уже не было. Один особо ретивый даже попытался ткнуть вокалиста зонтом, но тот увернулся, обиделся и решил страшно отомстить. Но ко времени зарождения этой идеи Тилль уже смылся обратно в море сновидений, и воздаяние пришлось отложить до следующего дня.

Продолжение следует


  Количество комментариев: 17

[ добавить комментарий ]    [ распечатать ]    [ в начало ]