|
"Wilder Wein"
автор: Painless
Предупреждение: все персонажи мертвы! Не читайте, если вам не нравится такой подход.
Примечания автора:
- я знаю, что это что-то вроде табу - убивать наших общих героев в наших фиках. И я абсолютно согласна с подобным негласным запретом, по крайней мере относительно фикшена в прямом значении этого слова. Я на самом деле не выношу, когда Раммштайнеров мучают, заставляют страдать, а тем более убивают в рассказах. Этот жанр, однако, фикшен только частично, они не герои здесь, а всего лишь образы, скользящие по ткани экрана. И я показываю их мертвыми. См. предупреждение.
- Мой соавтор wieder отказалась принимать участие в этом святотатстве. Однако, друг wieder, спасибо большое за то, что ты не была столь принципиальна и не отказалась быть первым читателем, за то, что тормошила меня и спрашивала, как идут дела, и за идею последней части. И за все остальное. Моя благодарность невыразима.
- Длинная очередь из "спасибо" выстроилась, чтобы отправиться к Шан Вильямс за ее культурологическую помощь.
- Еще одна движется в сторону holkospinner за ее помощь и поддержку.
- Я поставила перед собой задачу показать смерть извне, культурологически. Понятно, что похороны - лучший способ сделать это, коли уж они настолько кинематографичны. Я решила не выходить за пределы христианской Европы, и даже в этих пределах выбрала только 6 стран (конечно, мою собственную тоже) и стала уходить слишком далеко в глубь времен.
- Почему именно песня Wilder Wein породила такую идею? Только благодаря музыке и ее "шагу". Она почему-то кажется мне идеальной для похорон.
- Я также хотела не только показать зрителю разные варианты похорон, но и напомнить ему разные известные примеры похорон в кино и литературе, стилизуя их. Визуальные ключи указаны в начале каждой главы.
Время
Поскольку время песни (в ее варианте с сингла) 5.41, каждый персонаж находится в кадре примерно 54 секунды, оставшиеся 17 секунд приходятся на "переходные" сцены - заставки [в квадратных скобках]. Первая заставка - без музыки.
1. Шнайдер. Бродяжка
Чехия. Вторая половина XIX века.
[Милош Форман. "Амадеус" - только для самой сцены похорон]
До начала музыки
[Сверхкрупный план: канцелярский стол, местами порезанный и залитый чернилами. Мясистая рука с официальной манжетой (кто-то типа околоточного) в толстую, распухшую, со стертыми краями страницы, линованную тетрадь вписывает по-немецки корявым почерком (перо кунается в оловянную чернильницу, потом скребет по листу): ""...wurde in der Strasse nahe einem Zaun tot aufgefunden" ("…был найден мертвым на улице под забором". Тетрадь захлопнута.]
С началом музыки
Унылый, сумрачный день, сильный дождь, но не ливень, такой, моросящий, но сплошным потоком. На маленькой улочке (полусельской, дома в 2-3 этажа, бедные, покосившиеся - какое-то заброшенное предместье, косяки и оконные рамы кривые и разболтанные; дорога грунтовая, грязища, слякоть; кое-где мокрая дворняжка, кое-где какие-то (1-2) люди, тоже мокрые и недовольные; осень.
Показываем улицу плавным обзорным движением камеры (скорее вдоль нее): около деревянного косого забора лежит бродяжка. Снимаем крупным планом. Очень грязный, одет в лохмотья, остатки какой-то одежды. Он лежит на спине, как-то выломавшись, длинные ноги торчат коленками вверх, штаны продраны местами, видна грязная светлая кожа. Руки: одна откинута в сторону, скрюченные пальцы впились в грязь, другая как-то нелепо подогнута под тело. Острый подбородок торчит вверх, острый нос, лицо грязное и серое. Он мертв.
Тот же пейзаж. Опять общий план. По улице движется грубая телега, запряженная тощей клячей, темной масти, на телеге грубый же деревянный гроб. Приближаемся, но не сильно. Гроб закрыт, по нему течет вода. Дождь все идет. Отъезжаем в общий план.
И покойник, и гроб, и лошадь, и сопровождающие абсолютно мокрые. Рядом с телегой идут два угрюмых мужика, у одного на плече лопата, одеты очень бедно, тоже довольно грязные. Бредут неуверенной, шаткой походкой - скользко в грязи, да и, может, нетрезвы.
Они уныло движутся по этой расхлябанной улице. У одного из могильщиков едут ноги, он поскальзывается и падает в грязь. Гневно взмахивает руками и ругается (должно быть понятно по лицу). Показываем, как они движутся вдоль по улице, периодически (без наплыва, обычной монтажной нарезкой) выхватывая какую-нибудь деталь: телега подскакивает на кочке, неприколоченная крышка гроба съезжает немного в сторону, из-под мокрой рогожки в широкую щель видна плохо прикрытая Шнайдеровская нога; ноги одного из могильщиков в раздолбанных, облепленных грязью ботинках, из-под которых торчит что-то типа грязных портянок; необработанные промокшие доски гроба. Впечатление должно быть зверски унылым.
Муниципальное кладбище. Дождь. Вырытая общая могила, в которую стекает вода. Двое могильщиков с трудом, корячась, снимают гроб с телеги, оставляя крышку на ней. Короткая сцена разговора с маханием руками - спорят. Потом волоком подтягивают гроб к могиле. Один из них шарит по мокрым одежкам, ничего не находит, чертыхается. Они вываливают тело из гроба в могилу. Тело падает туда головой вниз. Могильщики ставят гроб обратно на телегу. Один из них сыпет в могилу известь.
Дождь идет.
2. Флака. Состоятельный дворянин
Викторианская Англия.
[Видео ключ - "Оливер" Керола Рида]
[Стук молоточком в ухоженную деревянную дверь; рука в форменном рукаве (почтальон) передает свернутую телеграмму. Женские руки распечатывают ее - все сверхкрупный план - по-английски напечатано "…died yesterday".]
Большой и ухоженный особняк. Анфилада комнат. В комнатах много хорошо одетых людей, сидят или стоят, лица напряженные. Говорят, наклоняясь друг к другу, в полголоса. Ждут.
По анфиладе бежит растрепанная от эмоций молодая горничная. Должно быть понятно, что она вестник, с той новостью, которой все здесь и ждут. Ожидающие всполашиваются, стараются тем не менее выглядеть пристойно - кто-то встает с места, кто-то даже выглядывает из-за чьей-то спины и т.п.
Слегка затемненная спальня. Кровать с альковом. Шторы плотно задернуты. По углам какие-то престарелые дамы в темном. На кровати, полусидя на горе подушек, Флака. Голова свесилась на бок, руки неподвижно лежат поверх одеяла, на голове ночной колпак, из-под него слипшиеся пряди волос. Ворот свободной ночной сорочки распущен. Он мертв. Показывая комнату общим планом, не забываем про детали: на столике рядом с кроватью флакончики, таз с водой, мятое полотенце. Какая-нибудь догорающая, еле мигающая свечка.
В церкви. Идет поминальная служба. Священник читает молитву. Родственники в трауре. Органист играет траурные гимны.
По улице ухоженного и преуспевающего квартала, с клумбами и аккуратными оградками, движется похоронная процессия. Траурная карета запряжена одной вороной лошадью с траурным плюмажем и обитыми серебром оглоблями, на траурной колеснице (тоже с черными плюмажами поверху) обитый дорогой черной тканью закрытый гроб. По сторонам идут плакальщики со скорбными лицами - берем в кадр лицо одного из них - мальчик лет 7-8, "ангельского" вида, должен быть похож на Оливера Твиста из мюзикла Рида.
Длинная вереница черных карет, леди и джентльмены в черном, старательно траурные лица, однако временами весьма оживленно беседуют. Принцип показа тот же: показываем процессию общим планом, как она тянется по улице. Ясно, солнышко светит. Однако осень, люди в накидках. Временами чередуем с кадрами крупным планом, потом, после каждого, назад к общему: деревянное колесо по брусчатке; пара лиц - мужчина и женщина, слегка наклонясь друг к другу, кокетничают и смеются, потом мужчина косится в сторону и надевает серьезное лицо; складки ткани на гробе; надутое лицо сидящей в коляске пожилой и толстой матроны со свисающими щеками и уголками рта книзу; засохший лист на кусте, мимо которого проходит процессия.
Кладбище, аккуратное и ухоженное. Склеп, в традиции того времени. Ветер колышет почти безлиственные ветви деревьев.
3. Олли. Крестный отец
Сицилия. 70-е годы ХХ века.
[Естественно, "Крестный отец" Копполы]
[Телефон - черный, с массивной трубкой и диском. Мужская рука в черном пиджачном рукаве снимает трубку; показываем только руку с трубкой и нижнюю часть лица - тяжелый подбородок, подбородок и рот вздрагивают]
Все в стилистике "Крестного отца" Копполы. В доме с низким потолком на кровати поверх покрывала Олли, над ним наклонилось 2-3 серьезных мужчины в черных костюмах. Санни Корлеоне как прототип Олли.
Олли без пиджака, бывшая белой рубашка вся в крови, следы многих огнестрельных ранений по всему телу. Лицо Олли застывшее и недоуменное.
Большой католический собор. Показываем снаружи. Перед собором огромное количество черных машин. В собор молодые мужчины в черном вносят гроб, за ним внутрь медленно втекает толпа прощающихся. Показываем, как толпа медленно ползет по широкой лестнице и втекает в двери. Следующий кадр - оживим картину: на ступенях собора голуби порхают и ходят.
Кладбище. Показываем немного сверху (желательно примерно в том же ракурсе, что и у Копполы, нужно воспроизвести модель по максимуму). К кладбищу медленно подъезжают почти одинаковые черные машины, медленно, сплошной вереницей, из них выходят люди в траурной одежде, никто и не думает улыбаться и т.п., на лицах напряженность, кое-где откровенный страх: водитель помогает выйти из машины пожилой даме в шляпке, ее голова трясется, не ней элегантная черная шляпка; молодая пара, оба нервничают, оба в дорогих солнцезащитных очках, женщина что-то поправляет в костюме (сверхкрупный план - ее рука с маникюром слегка дрожит, сжимая сумочку); старик, опираясь на палку, медленно неверными шагами поднимается к камере; и т.п. У каждого в руке цветок, который он бросает в могилу. Мы не показываем гроб целиком, только его часть - роскошная, полированная. Со временем гроб все больше покрывается цветами (мы можем взять его в кадр пару раз, чередуя с людьми).
На заднем плане (так, что передний план расплывчат, а задний ясно виден) все время подъезжающие машины и выходящие новые люди.
4. Тиль. Аббат
Франция. XVII век.
["Вальмон" Милоша Формана - как ключ для светской одежды и т.п.]
[Женские руки разворачивают сложенное втрое письмо, ломая печать; красивым витиеватым почерком слова "L'abbe est mort" ("Аббат мертв")]
В монастырской церкви Бенедектинского монастыря суматоха - во время службы умер аббат. Он лежит на полу церкви, рядом с ним на коленях монах, который придерживает его голову и пытается распустить ему ворот. Глаза аббата открыты и смотрят на расписанную панель плафона - совмещаем камеру с его взглядом и смотрим туда же - сцена из Апокалипсиса. Вокруг беготня, старый слепой монах (крупный план) крестится и шепчет молитвы.
Время - 3.10 - резкий ударяющий звук, в ЛАБовской версии в это время у Тиля вспыхивает плащ - средний план - на монастырской колокольне ударяют в колокол (примечание по ходу дела: в католических храмах звонарь не дергает язык колокола, а раскачивает сам колокол, там другое устройство колоколов), звонят по усопшему.
В соборе установлен гроб, аббат лежит в черной торжественной рясе. Горят, дрожа от сквозняка, свечи - собор освещен только ими, идет заупокойная служба - на хорах в ряд монахи в капюшонах, закрывающих лица, открытые молитвенники в руках.
Раннее утро, легкий туман. Прибывают кареты, из них выходят и проходят в церковь: "старая герцогиня" - морщинистая, с неустойчивой походкой, опирающаяся на плечо ливрейного слуги, когда вылезает из кареты, бабка; молодая "маркиза" с густой вуалью на лице оглядывается, как будто в нерешительности, и комкает в руках веер; около церкви переговариваются вполголоса, слегка наклонившись друг к другу, два дворянина средних лет - пар от их дыхания висит в холодном воздухе; лошадь, запряженная в карету, перебирает ногами и фыркает - от ее фырканья тоже облако пара. Один раз перемежаем картину кадром из церкви, из-за гроба на дверь, в которую входит кто-нибудь из них, поднимаем камеру наверх, скользим по колоннам и на витраж, сквозь который идет утренний неяркий свет. Возвращаемся камерой к спокойному лицу аббата (перемежаем кадры монтажом). Затем показываем наивное, оторопевшее и слегка испуганное лицо молодого монаха, обрамленное капюшоном. Еще раз возвращаемся к аббату - его сложенные крупные руки.
5. Пауль. Революционер
Россия. Начало ХХ века.
[Сергей Эйзенштейн. "Броненосец Потемкин"]
[Сверхрупный план: газета на уличном стенде, ее чуть драные края треплет ветер; кеглем начала века крупный заголовок - "…предательски убит наймитами царизма"].
Октябрь, Москва, деревья облетевшие. Революционер (прототип Николай Бауман, хотя он был убит не совсем так) на пролетке с флагом с надписью "Долой самодержавие!". Какой-то человек, выглядящий как типичный рабочий, вскакивает к нему, очень краткая сцена борьбы, революционер падает с пролетки на мостовую, выпуская флаг. Пролетка спешно уезжает с места происшествия, убийца убегает, пригнувшись, в подворотню. На камнях мостовой лежит революционер: картуз откатился в сторону, черная кожаная приталенная куртка, галифе военного образца, высокие кирзовые сапоги, ноги переплетены, лежит наполовину на боку, наполовину на спине. Лицо спокойное.
Лефортово. Огромный похоронный митинг. Толпа плохо одетых рабочих и крестьян (мужчины в картузах, бабы в платках с характерными тупыми или невыразительными лицами) волнуется, как море, флаги, винтовки кое-где. На возвышении открытый гроб с телом Баумана, накрыт знаменем. Рядом поочередно (2-3, чтобы создать впечатление, что их много) выступают ораторы. Сначала революционер, одет так же, как Пауль. Он произносит "гневную и пафосную" речь, протирая руку, сильно жестикулируя. Показываем, как в ответ на его обращения толпа волнуется сильнее, кричащие рты.
Потом "революционерка" - молодая женщина, в длинной темной юбке и кожаном жакете, коротко стриженая и в овальных очках - те же жесты. Та же реакция.
Как обычно, перемежаем общие планы митинга с деталями: лицо бабы в платке - случайно забрела и осталась из любопытства; руки Пауля, сложенные на груди, причем знамя, которым он накрыт, прикрывает только одну руку; господин в пенсне и хорошем костюме выглядывает из-за полузанавешенного окна с геранью на площадь - с опаской, брезгливостью и неодобрением; еще какой-нибудь рабочий, с довольным лицом, улыбается.
Общий план - огромная толпа, впереди открытый гроб на катафалке, ползет по улице.
Потом по другой улице, заполняя собой все ее пространство (съемки из окон зданий, чуть сверху).
6. Рихард. "Гантенбайн"
Цюрих, Швейцария. Конец 50-х годов ХХ века.
[Роман Макса Фриша "Mein Name sei Gantenbein" ("Назову себя Гантенбайн") или, если есть его кино-версия, то она.]
[Последняя страница книги Фриша с абзацем (сверхрупным планом, чтобы было видно, что там написано):
("Dabei hatte er es beinahe erreicht", sagte ich mit Blick auf meine Fingernagel, die wieder einmal in Ordnung sind, "beinahe-"
"Was erreicht?"
"Abzuschwimmen ohne Geschichte".
("- И ведь ему почти удалось…")).
Мужские руки закрывают книгу и кладут ее на журнальный столик, на котором стоит чашка чая и печенье. На обложке закрытой книги видно - Max Frisch "Mein Name…", остальная часть заголовка срезана рамкой кадра.]
Лето, август, утро. Река Лиммат около Гельмгаузбрюкке. Вид с реки, с воды, на берег - на берегу старое большое дерево, огороженный ржавыми бочками загон для лебедей и уток, далее на берегу видна статуя Карла Великого. Приближаемся камерой - к бочкам прибит водой утопленник. Он болтается лицом вниз.
Следующий кадр: 2 полицейских в мундирах того времени и в касках, в зеленой лодке с гербом города; один гребет стоя, удерживая лодку на месте, другой длинным шестом пытается оттащить труп от бочек. На берегу негустая толпа зевак. Труп выскальзывает из бочек и плывет вниз по течению. Через некоторое время полицейский разворачивает лодку, и они плывут вдогонку. Показываем общим планом с берега: впереди труп, за ним лодка. По берегу бегут особо любопытные.
Около Овощного моста. Труп прибивает к опорам моста и переворачивает лицом вверх (крупный план). (Отступим от Фриша - не хочется портить красоту: лицо Рихарда не разложившееся, просто восковое и слегка опухшее, рот приоткрыт, все больше в стиле Гео-Фусовских промо-фотографий, одет в костюм и ранее светлую рубашку). Он покачивается на волнах, голова периодически погружается под воду.
Инспектор на мосту машет руками и отдает указания. На веревках с моста спускают еловый грубо отесанный гроб.
Следующий кадр. С другой стороны моста плывет перевернутая пустая каска, за ней гроб с трупом, за ним один полицейский, все еще гребущий стоя, другой полицейский, тот, чья каска проплыла вперед, упал в воду, меланхолично плывет к дальнему берегу.
Время от времени показываем панорамные кадры реки. Мост Урании. Мост очень низкий, зрителю должно быть понятно, что полицейская лодка под ним не пройдет и труп перестанут преследовать по воде.
Далее чередуем кадры: труп плывет по реке головой вперед; его прибило к высокой набережной, из гроба свесилась рука - крупный план - она покачивается в воде, гроб остается на месте; полицейский с набережной с интересом смотрит вниз; гроб плывет, теперь ногами вперед, покачиваясь, захватываем разные виды реки; опять плывет головой вперед, удаляясь от нас.
Река, вода блестит на солнце, панорама берега, лебеди покачиваются на волнах.
Кадр начинает гаснуть, затем резко обрывается со звуком и вспышкой, как будто телевизор резко выключился, как если бы отключилось электричество.
Конец
URL: https://www.rammsteinfan.ru/fanworks/script/single/wilderwein_painless/
|