Rammstein Fan ru Rammstein - последние новости О Rammstein Аудио, видео материалы Фэн-зона Работы фанатов группы Rammstein Магазин Форум
домойкарта сайтадобавить в избранноесделать стартовой
  + обои на рабочий стол
  + комиксы
  + рисунки
  + рассказы
  + сценарии для клипов
  + табы и миди



Долбящий клавиши Долбящий клавиши

Перед вами размышления о жизни и мироустройстве всемирно известного музыканта, клавишника Rammstein Кристиана «Флаке» Лоренца.

далее


Рассказы фанатов


"В здоровом теле... на две недели". Часть 2.

Автор: Ren Bernstein Дата: 10.01.2004
Автор: Ren Bernstein

ЧАСТЬ 2

Отсчёт начат. В здоровом теле осталось 2 недели.

В маленьком маршрутном такси было душно, воняло сигаретным дымом и безысходностью. Безысходностью, в которой по самое "нехочу" погрузли раммы с того самого момента, как дядюшка Якоб пообещал отправить их на курорт. Когда они открыли для себя, что "Шамони" вовсе не на берегу океана и никакие грудастые спасательницы в бикини и откровенных купальниках им не светят, раммы, конечно расстроились… Но когда выяснилось, что даже тот самый "Шамони" отменяется, музыканты и вовсе утратили надежду на отдых. Якоб внезапно решил, что шумный горнолыжный курорт популярный во всём мире его подопечным вовсе не подходит, что им нужен покой, умиротворение и полная гармония с природой… Нет-нет, никакой буддистский монастырь раммам тоже не светил своим божественным сиянием. Просто Хэлльнер нашел местечко получше. Это был одинокий отельчик на склонах тех же злосчастных Альп.
Поскольку французский язык был ох как чужд немецким музыкантам, а переводчик оказался бы лишним растратами для экономного продюсера, Хэлльнер решил, что его смекалистые мальчики смогут отлично общаться с местными жителями и с помощью тоненьких разговорников сомнительного происхождения. Так что последние 2 часа каждый рамм нервно листал дрожащими пальцами эти самые словари и очумело пытался прочитать корявые, слезливо-не-понемецки-нежные выражения.
- Надо найти самые важные для выживания фразы и написать их на ладони! - заявил Тилль и принялся икать в словарике слова "дай", "пиво" и "еда".
- Важные для выживания… - перекривлял Тилля Шнайдер. - где их взять, если в этих книжонках нет ни одного… (ударник сделал паузу, дабы подчеркнуть важность момента)… ну ни-од-но-го мата!
- К чему слова!? Вы посмотрите, какая красота! - прошептал Рихард.
Последние полчаса он сидел перед окном, впечатавшись своим и без того коряво оформленным носом в запотевшее стекло и рассматривая сплошной частокол белых от тысячелетнего снега гор.
- Красота-то красотой, - проскулил откуда-то из под тиллевских ног Пауль, которого уже успело укачать, - а в такой красоте потеряться, как раз плюнуть. Вот и будешь в своей красоте бродить по самые уши всю оставшуюся жизнь!
- Точно! - воскликнул Олли. - нужно найти, как по-французски будет "Я потерялся в горах", чтоб орать это при каждом удобном случае!
- Я давно эту фразу нашел. - продолжал пищать гитарист снизу, вот только не знаю как это читается.
- Вот неучи! - возмущенно крикнул Флэйк, дождавшийся наконец-то своего звёздного часа. - А транскрипция вам зачем дана?
Сложнейшее слово "транскрипция" повергло всех в непреодолимый ужас и уважение к клавишнику, умудрившемуся его выговорить. Пауль молча извлёк из кармана бумажку, на коей контужеными от трясучки в такси буквами было нацарапано какое-то выражение. Выглядело оно примерно так: "J'ai perdu dans les mountagnes".
Флэйк с умным видом знатока рассмотрел надпись, а затем, презрительно улыбнувшись, заявил:
- Всё очень просто! Слушайте и запоминайте, я второй раз повторять не буду! - Кристиан сделал глубокий вдох и, артистично выпятив грудь, заявил: - Жэ пэрдю дан ле монтань!
- А-а-а-а… - послышалось со всех сторон. - Вот как!
- А что означает второе слово? - с сомнением в голосе спросил Пауль. Это странное слово его очень настораживало, хотя он и не понимал почему. - Мне кажется, что неприлично орать такое в этих девственных горах.
- Ага… - тупо подтвердил Рих, снова принявшийся пялится на снежные и местами скалистые нагромождения. - интересно, тут какие-нибудь местные жители водятся?
- Типа эскимосы? - спросил Шнайдер, стараясь представить жителя этих мест. (Ничего кроме горных козлов на ум не приходило).
- Ну, если в Америке индейцы.. - начал было Флэйк, стараясь провести параллель между Америкой и Альпами.
- Индейцы - это прикольно! Вот я в детстве всегда про них книги читал и мне очень нравилось. - откровенно соврал Пауль. Он прочитал единственную книгу про какого-то "Вождя краснорожих" и то под испепеляющим всевидящим оком своей бабули и всебьющим ремнём папы.
- Да! Особенно интересно клички придумывать. - поддержал его Рихард. - Ну, вроде Большое Ухо, Зоркий Сокол, Змеиный Язык.
- Га-га-га! - расхохотался Тилль. - Тогда тебе бы подошло Наглая Рожа,а флэйку..хэхэхэ… Нервный Тик, а Паулю - Метр..хихихи.. С Кепкой!
- Ага! - обиделся гитарист. - Тогда ты у нас будешь Хронический Бронхит!
- Или Палёная Шкурка! - поддержал Флэйк.
Пока раммы спорили, маршрутное такси резко остановилось, и с водительского места донёсся поток непонятных: по звучанию очень похожих на признание в любви, а по интонации на базарную ругань фраз. Тилль, сидящий ближе всего к водителю, долго слушал всё это, а потом сделал тупое выражение лица (это у него получалось просто непревзойденно! Можно сказать врожденный дефект… ой, то есть дар) и развёл руками типа "нихт фэрштэйн". Француз подумал и тоже сделал однозначный жест, который на всех языках означал приблизительно одно и то же, а точнее: "Гони деньги, урод!".
- Чего он хочет? - сделав вид, что ничего не понял, спросил Тилль у товарищей.
- Money-money-money make me fanny… - пропел Пауль осипшим голосом слова из хита 80ых годов.
Короче говоря платить всё равно пришлось. За это приятнейший французский водитель заботливо выпихнул раммов из своего средства передвижения, и не менее заботливо обрушил на них толстый слой их же багажа. Отряхиваясь и отплёвываясь от снега, Шнайдер пытался откопать в сплошных полуметровых сугробах свой коричневый чемодан, Тилль коробку с завтраком, а Пауль самого себя, ибо пол метра - это вам не хухры-мухры.
- Смотрите! А вон наш отель! - заорал Рихард, указывая на небольшое деревянное здания по самый второй этаж погрязшее как грешник в разврате в явно нетающем снегу.
- Выглядит он очень мило и мирно. - улыбнулся Флэйк и принялся листать мокрый разговорничик, пытаясь найти там расшифровку длинного названия отеля.
- Ага… Французы вообще очень мирный народ. - заметил Олли, вспомнив недавнего водителя.
- Ну, великий тран…трансри.. тар… Тран-скип-тор, - обратился к Флэйку Пауль, болтающийся на ветках ближайшей ёлки, чтоб не затеряться в снегу. - переведи нам название этой обители спокойствия.
- Хм… - выдавил из себя клавишник и засунул разговорник в карман. - Я конечно не специалист…
- Ой, не томи! - рявкнул Тилль, выковыривая снег и хвою из своих плохо упакованных бутербродов.
- Ну-у-у… - протянул Флэйк и как-то виновато глянул на согруппников. - Звучит это где-то как "шэз лё мюзисьен пэри"…
- И? - Всё старались мысленно угадать, что бы могла значить эта практически непереводимая игра слов.
- А переводится это как: "У ПОГИБШЕГО МУЗЫКАНТА". - выдал Флэйк. - я, конечно, могу ошибаться…
- Это шутка такая? - истерически взвизгнул Шнайдер и принялся с надеждой смертельно больного листать свой словарь.
Это была вовсе не шутка, или просто немцам не дано было вникнуть в тонкий французский юмор. Раммы долго мялись у входа, шурша пакетами и звякая застёжками на рюкзаках, старались найти какие-нибудь колющие, режущие или хотя бы больно-бьющие предметы, которые можно было бы использовать для самообороны.
- Я не взял с собой ничего такого.. - расстроено ковыряясь в недрах чемодана, проговорил Пауль. - я же не думал, что нас в концлагерь отправляют.
- У меня есть маникюрные ножницы и пилочка для ногтей. - Рихард извлёк названные предметы из своего чемодана, после открытия которого, чистый горный воздух мгновенно наполнился противными запахами лаков и одеколонов.
- Ух, ты! - воскликнул Олли, с двухметровой высоты заглядывая в Риховский багаж. - А лаком можно в глаза брызнуть врагу! Я в кино видел.
- Ага, щасс! - оскалился Бернштайн, прикрывая косметические средства своим обширным телом. - А чем я буду причёски укреплять?
- А я знаю, что у Тилля колбаса есть.. - наябедничал Шнайдер, пробираясь к багажу Линдеманна. - Колбасой не хуже бейсбольной биты можно по голове долбануть…
Не успел несчастный Шнайдер сказать эти роковые слова, как с болезненным стоном грохнулся на снег, держась за ушибленный затылок. Сзади стоял Тилль с выше упомянутым продуктом питания.
- Так будет с каждым, - угрожающе проговорил вокалист, - кто посягнёт на мои продукты. - затем задумался и добавил, - и правда, не хуже биты!
Кристоф со стоном приподнялся и сел, неуклюже раскидав ноги в мокрых от проклятого снега джинсах. Когда перед глазами перестали мелькать двоящиеся товарищи, а головокружение немного поутихло, взгляд Шнайдера удивительно просветлел. Будь это диснеевский мультик, над головой ударника вспыхнула бы лампочка. Видимо удар колбасой произвёл уникальное воздействие (вспомним хотя бы Ньютона) и Шнайдеру в голову пришло то, что не посещало это гиблое место уже очень давно - идея.
- А может не надо вообще туда заходить. - предложил ударник, медленно поднимаясь, - у вас что телефонов сотовых нету? Позвоним, вызовем такси и свалим без лишнего шума.
- А потом убьём Хэлльнера… - сладко улыбнувшись добавил Пауль.
- Колбасой по балде! - ухмыльнулся Флэйк.
- Нет, - перебил оживлённый идеей Криса Тилль, - оставим жить, но сильно покалечим…
Все радостно принялись рыться в карманах в поисках спасительных телефонов.
- Ч-чёрт! - прорычал Рихард, злобно пялясь на экранчик своего сотового. - Связи тут нет!
- Как нет?! - не веря своим глазам, Пауль тыкал озябшими пальцами в пронумерованные кнопочки на панели.
- А чего вы удивляетесь? - пожал плечами Флэйк. - В таком гиблом месте.. какая связь?!
- А может, надо куда повыше забраться? - предложил Шнайдер, мотыляя своим телефоном высоко над головой.
- Куда выше? Мы в Альпах! - прошипел Рих и пнул ногой снег, который мгновенно взлетел вверх блестящей тучкой и осел на волосах и плечах гитариста..
Никто всё же не хотел терять свой шанс избежать знакомства с обитателями отеля "У Погибшего Музыканта". Высмотрев самую высокую сосну, Шнайдера, как подавшего гениальную идею, долго пытались затащить на трясущееся дерево. Ударник дрыгал ногами, дёргался, воспроизводил разные конвульсивные движения, которые часто заканчивались синяками и руганью, но ни в какую не соглашался подниматься выше своего роста.
Когда от одного из особо громких и не особо приличных замечаний вокалиста где-то поблизости с ленивым грохотом сошла небольшая лавина, все решили оставить глупую затею с сосной и Кристофом, которые друг другу уж никак не симпатизировали.
Когда все окончательно замёрзли и измотались в попытках избежать участи того музыканта, в честь которого и был назван злополучный отель, было решено больше не трусить, а встретить опасность с достоинством. Вооружившись содержимым маникюрного набора Риха, бутылкой выпитого для поддержания температуры тела шнапса и страшнейшим оружием - палкой засохшей колбасы, раммы неуверенно ступили на очищенный от снега порог деревянного здания. Пауль слабо постучал в здоровенную дверь и тут же растворился в пространстве между Тиллем, Шнайдером и Рихардом. И… Ничего не произошло. Ну, ничегошеньки.
Раммы переглянулись, и Тилль толкнул дверь. Она открылась быстро, даже без загробного скрипа, которого ожидали к счастью пока ещё не погибшие музыканты. Перед раммами открылся широкий светлый холл, застеленный ковриками. Внутри было ужасно тепло и уютно, пахло сосновой смолой и пряностями. Такая обстановка произвела мгновенное успокаивающее воздействие. Тилль медленно опустил высоко занесённую над головой колбасу, Олли - бутылку, остальные - пилочки и ножнички из маникюрного набора. Шмыгая красными носами, дыша на замёрзшие пальцы и оставляя мокрые следы на пушистом синем коврике все направились к дивану, большому, широкому и на вид удивительно новому, на котором ещё даже не сидели.
Пять расслабленных тел обрушились на мягкую мебель. Диван заскрипел и заныл от неожиданности под нехилым весом. Пауль, которому как обычно не хватило места, поворчал и принялся рассматривать окружающее пространство в поисках какого-нибудь стульчика.
Внезапно на плечо гитариста опустилась чья-то рука.
- Я не буду курить! - неожиданно взвопил Ландерс, сам не понимая почему.
- Я в этом не сомневаюсь. У нас это запрещено. - протянул строгий женский голос за спиной, при чём все ударения в этой фразе упорно падали на последний слог.
Пауль медленно повернул голову, напряженно вдавленную в плечи. Сзади стояла приличных размеров тётенька в пестром клетчатом фартуке, в одной руке она держала половник, во второй - паулевское плечо.
- Позвольте поинтересоваться, - продолжала тётенька, отпустив Ландерса, - как вас зовут, месье.
- Я… - начал было Пауль, судорожно соображая, что лучше соврать.
- А вы кто? - вдруг послышался спасительный тиллевский бас слева.
- Меня зовут мадам Пампадур. - картаво произнесла тётенька, - а вас, месье? - она настойчиво ткнула половником в столпившихся у дивана музыкантов.
- Мы вообще отдохнуть вшестером приехали… - начал плавно уходить от основного вопроса в сторонку Шнайдер.
- Здоровье поправить… - повернул с ним в ту же сторону Рихард.
- Ах, вот как! - тетёнька Пампадур понимающе подняла брови и половник. - Нас предупредили о вашем приезде, месье… И мы подготовились к тому чтобы вас достойно принять.
- Правда!? - обрадовался Тилль, представив себе пышный ужин в честь их приезда.
- Т-тоесть вы знаете, кто мы? - не понимал Флэйк.
- Конечно. - удивилась мадам. - Таким людям мы всегда рады!
- Рады?
- А как же! Нам всегда приятно иметь дело с хорошими людьми! Знаете, в наше время таких осталось совсем мало…
- Каких? - совсем запутались музыканты.
- Ну, как вы! - спокойно ответила Пампадур. - Мне же всё о вас рассказали! Не скромничайте!
С этими словами мадам извлекла из кармана своего фартука бумажку и принялась читать написанное на ней:
- Вот мне позвонил ваш друг и всё сказал, что приедет месье Ридэль и месье Лоренц - преподаватели хореографии в приюте для паралитиков, (удивлённое хмыканье, затем сдавленный хохот), месье Ландерс и месье Круспе-Бернштайн - воспитатели и основатели колонии для особо одарённых умственно отсталых малолетних преступников, (истерический смех, с трудом удерживаемый ладонями во рту), преподобный Линдеманн (хохот до слёз, топанье ногами и зажимание рта всем чем только можно), месье Шнайдер - работник приюта для покинутых домашних животных (полная потеря контроля над телом, дрыганье ногами и руками, фырканье).
- Я ошибаюсь? - с сомнением посматривая на извивающихся в неестественных позах музыкантов, поинтересовалась тётенька.
- Нет-нет! Всё верно… - просипел пришедший в себя раньше всех Флэйк. - Всё более, чем правильно! Мы просто очень устали…
- Да… - Пампадур сочувственно кивнула, - я понимаю. Такая работа, как у вас, месье, очень утомляет…
- Ещё бы! Хэ-хэ-хэ! - подтвердил преподобный Линдеманн, держась за живот.
- А можно поинтересоваться, - встрял великий хореограф Ридэль, - почему у вас отель так интересно называется.
- "У Погибшего Музыканта", - начала тётенька во внезапно переменившемся на ненавистный и сердитый тоне, - создан специально для людей, которые устали от этой адской кары, именуемой музыка. Мы хотим, чтоб хоть тут хорошие люди могли найти покой и умиротворение, обрести хоть не надолго жизнь, не отравленную мелодиями и ритмами! Я надеюсь, вы, месье, согласны со мной…
Все на секунду оторопели, осознавая, что когда Пауль сказал на отель "концлагерь", он был не далёк от истины, а потом как по команде закивали, удовлетворив мадам Пампадур, которая мгновенно вернула своему строгому лицу доброжелательное и даже уважительное (ну как можно не уважать преподобного Линдеманна и работника приюта для животных Шнайдера?) выражение.
- Я думаю, вы проголодались… - игриво грозя музыкантам половником, осведомилась тётенька.
- Очень! Ужжжавсно проголодались! - выкрикнул Тилль, но вдруг дёрнулся и резко войдя в образ преподобного Линдеманна, исправился, - хвала Господу нашему за то, что вы, сестра, догадались о нуждах наших грешных тел, да благословит Господь дочь его мадам Пампадур..
- Аминь! - в один голос закончили раммы и бросились к столовой, на которую указала им растерявшаяся от такой речи тётенька.
По правде сказать, перед тем как войти в столовую раммы немного помялись - есть хотелось, но инстинкт самосохранения упорно отговаривал ноги идти дальше. Всё дело было в четверостишии, написанном большими красными буквами (между прочим на трёх языках, среди которых к сожалению был и немецкий) над входом, которое гласило:
"Лучше музыку не слушай,
А пойди, сынок, покушай.
Если к песням пристрастился -
Чтоб ты, сволочь, подавился!"

- А есть-то надо… - сглотнув, простонал Рихард.
- Дык, вы же слышали, она не знает, что мы музыканты, так что бояться нечего. - Флэйк кивнул на мадам Пампадур.
- Не знает-то не знает, а как на счёт "чтоб ты, сволочь, подавился?". - неуверенно напомнил Пауль о содержании надписи над дверью.
- Да тебя, как воспитателя умственно отсталых, вообще не должно это волновать! - отрезал осмелевший Тилль и зашел в столовую.
Все двинулись за ним и уселись за чистые, накрытые цветастыми скатертями столики. В столовой было душно, пахло хлебом и душистым перцем, звенели столовые приборы, дразня пустые желудки. Ещё и на стенах как на зло были нарисованы всякие фрукты, овощи, пирожные и… что это?
Вперемешку с изображениями разных блюд на стене были нарисованы до боли знакомые физиономии Фрэдди Мэркюри и Джона Леннона (царство им небесное). Кушать под недвижными рисованными взглядами мертвецов было конечно более, чем неприятно, но прочитав надписи под портретами знаменитых музыкантов, можно было и вовсе утратить какой либо интерес к еде. Гениальный голосистый вокалист Квина несомненно перевернулся в гробу во время написания посвященного ему, а так же еде стишка:

"Уберите со стола
ваши локти, детвора.
Молча ешьте кашку, дети,
Или будет так, как с Фрэдди:
Вокалист был молодец,
Но пришел его конец -
Жил бы молча и спокойно,
Только петь любил покойный."

Леннон в этом плане ничуть не отставал:

"Не болтайте за едой,
Не играйте на гитаре!
Леннон тоже был такой.
Был ли счастлив он? Едва ли!
Плохо кончил бедный Джон,
Больше с нами не живёт.
С музыкой связался он…
Так что пейте свой компот!"

Прочитав про гитару, Пауль вскочил с места, но тут же был водворён обратно пухлой ручищей мадам Пампадур.
- Куда же вы, месье? Я вот вам как раз принесла меню. Каждому индивидуально подобранное! Я ведь отличный диетолог и о ваших жалобах проинформирована.
Мадам сунула каждому тоненькую книжечку со списком блюд положенных музыкантам по состоянию здоровья.
Рихарду после его неудачного посещения рентген-кабинета полагалось кушать только экологически чистые продукты: яблочки там всякие и грушки. Олли - продукты с повышенным содержанием кальция и витаминов. Флэйку позволялось всё (что вызвало небеспричинную зависть у собратьев). Паулю, кстати тоже, лишь бы не курил….
- Почему у меня в меню одни овощные салаты?! - обиженно пробубнил Кристоф, косясь в список блюд разрешенных Флэйку.
- Как же? - удивилась мадам Пампадур. - разве вы не вегетарианец? Ах, вы шутите!? Я так и думала! Вы все работники приютов для животных такие шутники!
- Действительно, когда живёшь на одной капусте, пробивает на шутки… - вяло улыбнувшись, согласился Шнайдер.
Мадам Пампадур подмигнула ему и захихикала. От заигрываней с ударником тётеньку отвлёк преподобный Линдеманн.
- Дочь моя, хочу сообщить вам, что я являюсь служителем храма господнего, а не приюта для зверей, так почему же в моём меню только два блюда: хлеб и вода?
- Не просто хлеб, а чёрный хлеб. - ехидно поправил вокалиста вредный Пауль.
- Ах, вы все надо мной подшучиваете! - опять захихикала мадам. - У вас ведь пост, отец Линдеманн! И к тому же в вашей справке написано, что у вас проблемы с желудком!
- Вы правы, сестра.. - процедил сквозь зубы Тилль не по-преподобному сердито захлопнул меню.

Осталось 10 дней.

- Отстань! Отстань, тварь! - вопил Шнайдер, отдирая от штанины вопящую не хуже него самого кошку.
- Уймись, гринписовское отродье! - шипела кошка, не желая подчиняться, - ты меня должен защищать от враждебной окружающей среды!
Кошку звали Brioche, что переводилось с французского, как Булочка, но такое сложное слово было не под силу произнести всем, кроме хореографа-транскриптора Флэйка, поэтому звали её проще: "Кис-кис-кис" - в хорошем расположении духа, "Брысь!" - в плохом, "мохнатый зверь" или "полосатое чучело" - когда кошары поблизости не было. Если кошку обижали, она мгновенно отвечала на это взаимностью и бросалась обижать Шнайдера. По крайней мере, все так думали. На самом деле кошка была удивительно неглупой и, наслушавшись рассказов мадам Пампадур о добрых гринписовцах и узнав лжеспециализацию ударника, решила не упускать свой шанс. Сама мадам Пампадур от всей души желала всего самого лучшего, как месье Шнайдеру, так и кошке и поэтому поздним вечером никогда не упускала возможности приоткрыть спальню Кристофа и запустить туда "мохнатого зверя", при этом улыбаясь и приговаривая: "Вот хороший месье Шнайдер, вы с ним подружитесь. Его звери любят… то-то я смотрю у него даже на одежде животные.". Мадам наивно верила, что нарисованный на футболке Кристофа кот Феликс с оттопыренным средним пальце, означает ни что иное, как безграничную любовь ударника ко всякой живности.
Но, не смотря на все старания мадам, дружба всё никак не клеилась, и Шнайдер, тощий и злой от вегетарианской диеты, теперь ещё и постоянно хромал из-за налётов Булочки.
- Эй, Шнайдер! - дверь крисового номера открылась и на пороге появился Рихард с красным яблоком в руке (его как на зло диета из экологически чистых продуктов никак не утомляла, что очень расстраивало ударника и вокалиста). - Слышал что!
- Что такое? - спросил Кристоф, наконец-то отодрав от себя кошку и теперь держа её за шкирку на почтительном расстоянии от своего организма.
- Представляешь, оказывается, тут телефон есть…
- Да?
- Угу. - подтвердил Рих, давясь остатками яблока. - Но дело не в этом.
- А в чём же? - Шнайдер медленно опустил кошку на порог и по-гринписовски нежно пнул её ногой.
- Предатель! Позор защиты животных! Ошибка матушки-природы! - возмущалась кошка, труся по коридору.
- Молчи, тварь! - рявкнул ударник в ответ на шипение зверя. - Я же тебя не съел… хотя мог бы!
- А дело в том… - продолжал Рихард, незаметно заталкивая огрызок под шнайдеровскую кровать, - что нам сюда Якоб звонил.
- Яааааакоб!? - яростно крикнул Крис и слыша это, кошка порадовалась, что её вовремя выпихнули из комнаты. - И вы меня не позвали?!
- Да ему и проповедей преподоб… хм…Тилля хватило.
- И что он сказал в своё оправдание?
- Что? Объяснил нам, что мы, мол, жаловались на то, что устали от записи альбома и решил отправить нас в место, где мы могли бы отдохнуть от музыки, да ещё и предусмотрительно придумал все эти бредни про хореографию и колонии для умственно отсталых и особо одарённых.
- А ещё сказал, что нам тут осталось десять дней мучиться. - влез в разговор незаметно прошмыгнувший в комнату Пауль.
- Да поможет нам Господь… - сделал заключение уже через чур вошедший в роль Тилль.
Вокалист подошел к Ландерсу, выхватил у него изо рта сигарету и, бросив на пол, затоптал.
- Ты что творишь? - Пауль обиженно полез в карман за другой, но Тилль забрал у него всю пачку.
- Тебе нельзя! Ты лечишься! - питание одним хлебом с водой (ну и конечно спрятанными под кроватью продуктами) не вызывало у отца Линдеманна никаких позитивных эмоций, ему хотелось делать всем гадости, чтоб остальным было так же плохо.
В общем-то, остальным было не намного лучше.

Осталось 5 дней

Тилль сидел на бачке унитаза и жадно жевал бутерброд с твёрдой и не поддающейся жеванию колбасой. Линдеманн был злой и голодный, он ненавидел это проклятое место (в принципе, как и все остальные). Но самым страшным было то, что не расчитав количество колбасы (а это была последняя палка), вокалист был обречён на голод на протяжении ещё 5и дней. Тилля это очень беспокоило, ведь без воды человек мог прожить 3 дня, без еды две недели, а без колбасы…не-е-ет… без колбасы не жизнь, а сплошной кошмар. В другой ванной комнате, приложив мокрое полотенце ко лбу, сновал перед зеркалом Флэйк. Всё это время он был вполне доволен отдыхом в "У Мёртвого Музыканта", но сегодня задумался о том, что всё не так уж и безоблачно. Сегодня утром клавишник как всегда завтракал в столовой, уже привыкнув к Фрэдди Мэркюри, Леннону и зверским стихам на стенах. Настроение у него было великолепным по случаю удивительно хорошей погоды, а может, это чистый горный воздух наконец-то подействовал благотворно на уставший от городской грязи и шума организм. Кристиан допивал кофе и мурлыкал себе под нос весёлую мелодию Хайратэ Мишь… И это было его роковой ошибкой. На втором куплете пение Флэйка было прервано резким металлическим звуком, возникшим от взаимодействия его лба и неизменного половника мадам Пампадур. - И как вы это объясните?! - рявкнула мадам, сложив руки на обширной груди, вроде Рихарда на сцене. - Ч-что? - ошарашено пялясь на тётеньку Пампадур выдавил Флэйк. - Ваше пение, месье! Вы ПЕ-ЛИ! - Пел? - мгновенно пришел в себя Флэйк. - Неужели? О, горе! Как такое могло случиться?! Пойду, исповедаюсь у отца Линдеманна! С этими словами клавишник вскочил с места и выбежал из столовой, судорожно раздумывая, догадалась ли мадам о чём-либо или пронесло.

Осталось 3 дня.

Рихарду было ужасно скучно. Он бродил взад-вперёд по широкому гостиничному холлу, рассматривал заученные наизусть стихи на стенах о вреде музыки и с горестью вспоминал то, как в последнее время наплевательски относился к записи альбома, как редко брался за свою любимую гитарку, которой ему сейчас очень не хватало. Почти две недели в этой антимузыкальной среде, может, и сделали его тело здоровее по средствам постоянного поглощения фруктов, но внутри теперь зияла какая-то пустота…
Такая же пестота зияла внутри тиллевского желудка, который ежедневно ныл, ностальгируя по любимой колбасе, которой теперь не было рядом… Ах, какая романтика! Хоть песню пиши! Стойте! Какая песня!? Не дай бог хоть слово об этом вслух сказать.. У-у-у-у.. мало ли что будет?! Помимо мадам Пампадур в "У Погибшего Музыканта" водилось ещё с полдюжины таких же ненормальных шизофреников, которые считали музыку карой господней и готовы были разодрать в клочья любого, кто проявил бы к ней какую-либо симпатию. Тем более, если бы раммов дружелюбно выгнали из злосчастного "Погибшего Музыканта", что бы они делали одни, без еды и средств существования на пустынных Альпийских склонах?
Олли тоже очень скучал за студией, бренчанием струн, флэйковскими недовольными замечаниями и ором Тилля. Стараясь хоть немного заполнить пустоту внутри себя, Ридэль тоже постоянно ел (а пил ещё постоянней постоянного), только не в ванной, как Тилль. Он вообще при потребности заходил в эту комнату с закрытыми глазами, что, конечно, вызывало разные неудобства, но это было лучше, чем созерцать настенные надписи рядом с портретом умершего от передозировки гитариста Джима Хэндрикса. Надпись эта было такой же зверской и поучительной, как и все остальные:
"Хэндрикс мыло не любил,
Хэндрикс редко руки мыл,
Плохо зубы чистил Джим,
И лежит он недвижим.
Редко голову он мыл,
А теперь совсем остыл.
Если хочешь долго жить,
Надо чаще руки мыть".

Стоит ли говорить, что руки Олли всегда были идеально чисты?

Остался 1 день.

Раммы сидели в столовой и диковато косились на давно знакомых Мэркюри и Леннона на стенах. Благодаря двухнедельному отдыху музыканты отучились не только разговаривать (а тем более петь) с набитым ртом, оставлять компот недопитым, но и даже класть локти на стол. Вообще они сильно изменились, особенно внешне.
Шнайдера любовь к животным удивительным образом довела до ненависти к ним. А кошку Булочку, скажу по секрету, довела до исчезновения из "У Погибшего Музыканта", тайну которого (исчезновения, а не музыканта) знал только сам ударник. Ну и правильно! В каждом горном отеле должна быть своя тайна: у кого привидения и убийства, а у кого пропажа Булочек. Царапины и укусы на руках и ногах ударника уже почти зажили, но всё ещё были хорошо видны, и хоть что-то напоминало о кошечке. Лицо ударника приобрело здоровый цвет капусты, которой он давился две недели подряд.
Тилль похудел и стал злым и противным.
Рихард откормленный на яблоках противным остался, но его румяности и здоровому цвету лица мог позавидовать не только Шнайдер, но и любая матрёшка в русских сувенирных лавках.
Но объединяло всех одно - раммы хотели поскорее уехать отсюда, вернуться в свой пыльный город, в свою тесную студию с немытыми окнами и писать, писать, писать! Писать МУ-ЗЫ-КУ!

По дороге домой.
В маленьком маршрутном такси было душно, воняло сигаретным дымом и безыс… Ой! О чём это я? Ничем не воняло, а пахло круасанами, которые прямо по-французски некуда испекла на прощанье мадам Пампадур. Она очень расстроилась, узнав, что такие желанные гости, как месье Ридэль и месье Лоренц - преподаватели хореографии в приюте для паралитиков, месье Ландерс и месье Круспе-Бернштайн - воспитатели и основатели колонии для особо одарённых умственно отсталых малолетних преступников, преподобный Линдеманн и месье Шнайдер - работник приюта для покинутых домашних животных уезжают из "Погибшего Музыканта". Все месье так же усердно делали вид, что им ох как не хочется покидать отель, и всё же с трудом сдерживали радость.

Ну, наконец-то я выдавила из себя хоть более-менее happy end. Хотелось бы, конечно, сделать совсем happy, но эта попытка изначально была обречена на провал, так что и на том самой себе спасибо. А так ведь хотелось обвалить где-то на дороге маленькую лавинку, оборвать линии телефонной связи и отрезать несчастных раммов от всего внешнего мира! (Злобно потирает руки). Но это было бы как-то банально… Сдержалась. И за это себя великодушную хвалю. (Сама себя не похвалишь, никто тебя не похвалит.)


  Количество комментариев: 12

[ добавить комментарий ]    [ распечатать ]    [ в начало ]