Rammstein Fan ru Rammstein - последние новости О Rammstein Аудио, видео материалы Фэн-зона Работы фанатов группы Rammstein Магазин Форум
домойкарта сайтадобавить в избранноесделать стартовой
  + обои на рабочий стол
  + комиксы
  + рисунки
  + рассказы
  + сценарии для клипов
  + табы и миди



Нож. Лирика Нож. Лирика

Сборник составлен из стихотворений на двух языках, немецком и русском, а иллюстрации на разворотах выполнены Дэном Зозулей.

далее


Рассказы фанатов


"Театр абсурда" (в исполнении… ну, сами знаете, кого.)

Автор: Laravi Дата: 16.06.2003
Автор: Laravi

Посвящается… кому бы посвятить-то… А! Шекспиру. Какое счастье (для него), что он уже умер и этого не прочтёт… И для нас (не все любят ходячие умертвия).

Пролог

В комнату, где лениво расположились, потягивая пивко, Раммштайн, вбежал Флаке, и с порога заорал:
- Ребята! Вы не поверите, что вчера со мной произошло!..
- На тебя упал…ик!.. кирпич, - буркнул зеленоватый после вчерашних возлияний Пауль.
- Почти! Слушайте: полез я вчера на антресоли, не помню уж за чем, и на меня сверху свалился Шекспир…
- Он же умер, вроде, - поморщился Рихард.
- Что, прямо таки, на тебя упал скелет в камзоле? - съязвил Оливер.
- О, мне это уже нравится, - Тилль даже отставил бутылку. - Ну-ну, продолжай.
- Трагедия!.. "Отелло"!.. Бессмертная классика!..
- Н-да… Видать, хорошо его приложило… Шекспиром, - прокомментировал из-за бутылки Шнайдер.
- Ну, и в чём фишка этого твоего отеля? - поинтересовался Тилль, ещё со школы ненавидящий литературу.
- Отелло, - поправил его, некогда работавший в библиотеке, Пауль, - Это такой тип, он жену свою придушил за здорово живёшь.
- А-а... - уважительно потянул Тилль.
- Ну, и дальше что? - утомлённо закатил глаза Шнайдер (не один Пауль мучился похмельем).
- А то, - Флаке был полон прямо таки отвратительного (по мнению остальных) энтузиазма. - Поставим спектакль. Покажем Хелнеру. Будем знамениты!
- Очнись, Флаке, - скривился Оливер, - Мы и так знамениты.
- Но не в театральных кругах, - возразил фанатично поблескивающий очами (очками) Флаке.
- Ещё чего, - попытался зарыться в диван Пауль, - В театре светиться… Мало нам концертов долбанных!
- А мне это кажется интересным, - возразил Рихард, уже представляя себя в роли томного Ромео.
- Решено! - треснул по журнальному столику воодушевлённый вокалист. - Играем этого твоего Отэля.
- Отлично, - потёр лапки Флаке, - Завтра в 11.00 первая репетиция. Просьба - не опаздывать.

Первая репетиция

Флаке, постукивая ногой и поминутно поглядывая на наручные часы, стоит в центре комнаты, напустив на себя вид разгневанного режиссера. Без пяти двенадцать Раммы вваливаются в помещение.
- Ну, и как это понимать! - с ходу набрасывается на них герр Лоренц. - Просил же не опаздывать! Раздолбаи… Почему вы в таком виде? И где Тилль?
Раммы сгрудились в кучку и прислонились к невозмутимо возвышающемуся посерёдке басисту. Вид, и правда, у них был несколько потрёпанный и пожёванный. Три пары бездумных, пустых глаз обратились в сторону Флаке. Флаке попятился. Олли вздохнул.
- Ребята вчера немного перебрали, - объяснил он. - А охрана не хотела нас пускать.
- Но, как я вижу, вы, всё-таки, прорвались, - хмыкнул Флаке.
- Это Тилль, - пояснил Оливер, - Он там, внизу. С охраной договаривается.
Похмельные Раммы, икая, растеклись по горизонтальным проекциям. Новоявленный режиссер схватился за голову. Невозмутимый Оливер, присев в кресло, принялся обмахиваться пропитанным сандалом веером (от его спутников так и разило перегаром).
В дверях показался Тилль с пятилитровой канистрой прозрачной жидкости. Взгляды всех присутствующих обратились к нему (или, по крайней мере, к жидкости у него в руках).
- Ты что принёс нам минералку? - с подозрением вопросил Пауль.
- Это корн, - возмутился Тилль.
Слабенький всплеск эмоций, страждущие сползаются к благословенному источнику и некоторое время слышно лишь сосредоточенное бульканье.
Флаке подождал, пока взгляды приобретут более-менее осмысленное выражение, и развернул блокнот.
- Что ж, приступим к распределению ролей...
- Чур, я Отэль, - разминая пальцы, произнёс Тилль.
- Э-э… Хорошо, - пожал плечами Флаке, - Не у кого возражений нет?
Возражений как-то ни у кого не нашлось.
- А я буду Яго, - сказал Пауль.
- Ага, тебе подойдёт - мелкий и ядовитый, - фыркнул Шнайдер.
- Я могу одолжить тебе своё боа из розовых перьев. Будешь сидеть на плече у Тилля и давать ему советы, - Рихард "Отелло" не читал, зато смотрел мультик про Алладина, так что с именем Яго у него были связанны определённые ассоциации.
Пауль задохнулся от возмущения, а Шнайдер принялся так хохотать, что подавился корном, даже невозмутимый Оливер, хлопая по шнайдеровской спине, не смог сдержать улыбку.
- Отличная режиссёрская находка, - злорадствовал Флаке, помечая что-то в своём блокноте.
Нечего не понявшие, Тилль и Рихард, недоуменно хмурились.
- А ты, Шнайдер, - продолжал Флаке, - Будешь Кассио.
- Что? - поперхнулся ударник, - Не хочу этого идиота играть!
- Что ж, есть ещё роль Дездемоны…
- О, я передумал, Кассио я сыграю в лучшем виде.
- Чудненько, - Флаке радостно сделал в блокноте очередную пометку. - Рихард, будешь Дездемоной.
- А кто это? - наивно вопросил гитарист.
- Это жена Отелло, которую он душит в конце пьесы, - заботливо просветил ближнего Пауль.
- Ну, нет уж. Увольте. Чтоб меня душили! Ещё чего, - надменно задрал нос Рихард.
- Да ладно тебе, - попытался уговорить его Тилль, - Я тебя не больно душить буду. Ты даже не почувствуешь.
- Как же, щаззз, - не поддался на провокацию Рихард.
- Как же мы без Дездемоны-то? - огорчился Флаке (предчувствуя, что за неимением ничего другого, придётся закрывать амбразуру собственной не широкой грудью).
- Ладно, я сыграю Дездемону, - подал голос Оливер.
- Спасибо, Олли, - расторгался Флаке.
Все остальные облегчённо вздохнули (особенно Рихард). Оливер в это время тихо улыбался собственным мыслям. Но этого никто не заметил.
- Хм, остался Рихард, - задумчиво поскрёб подбородок новоявленный режиссёр.
- А что я, - Рихард попытался спрятаться за спинами друзей.
- Будешь отцом Дездемоны, Барабанцио…
- Уф!.. Я согласен.
- И женой Яго, Эмилией…
- Ик… И-и тем и другим?.. Одновременно?
- Ну, что ты! Сначала тем, потом… Не дёргайся. Обе роли нигде не пересекаются. И текста у обоих совсем немножко. Так что будешь ещё Бьянкой.
- А это ещё кто? - подозрительно насупился Рихард.
- Любовница Кассио. И без возражений! А я буду венецианским дожем. Роли получили все? Вот вам слова, чтоб к следующей репетиции выучили!

Вторая репетиция

Флаке, постукивая ногой и поминутно поглядывая на наручные часы, стоит в центре комнаты, напустив на себя вид разгневанного режиссера. Без пятнадцати час Раммы вползают в дверь, цепляясь за Оливера, который, не церемонясь, поочерёдно отцепляет от себя похмельных товарищей и небрежно складывает их в кучку у ног онемевшего от возмущения Флаке.
- Не кантовать!..- пищит Рих.
Бум!
- Бэээээээ…
- Полундра! Шнайдера щас стошнит! - вопит Пауль, пытаясь заползти под кресло.
- Посторонись! - Оливер, подцепив Шнайдера за одежду, препроводил его в туалет и аккуратно закрыл за ним дверь.
- А…- начал Флаке.
- Тилль скоро придёт, - невозмутимо пояснил Оливер.
- Вас опять не хотели пускать? - слабым голосом поинтересовался Флаке.
- Ага. Но ты же знаешь, Тилль кого угодно своей харизмой задавит.
Флаке сглотнул, подобрался на цыпочках к лестничному пролёту и осторожно направил вниз одно ухо. Снизу доносилось харизматичное рычание и слабенький писк. Флаке вернулся в помещение.
- Кто-нибудь выучил слова? - поинтересовался он как бы, между прочим.
- Я - да, - голосом примерного отличника сказал откуда-то с пола Рихард.
- А у меня вообще отличная память. Я никогда ничего не забываю. Ик! - забурчал Пауль, незаметно оглядываясь в поиске книги, дабы оную отличную память освежить.
В дверях показался Тилль с пятилитровой канистрой прозрачной жидкости. Взгляды всех присутствующих обратились к нему (или, по крайней мере, к жидкости у него в руках).
Жаждущие потянулись к заветной ёмкости. Даже Шнайдер, ради такого случая, выполз из туалета. Далее следует звуковое сопровождение процесса:
- Буль-буль…
- Кха!..
- Тьфу!
- Тииииилль!!! Ты чего нам подсунул!
Тилль выхватывает бутыль, опускает в неё нос, потом глаз, затем опрокидывает некоторое количество жидкости себе в глотку.
- Ну, всё ребята, - печально констатирует Тилль. - Старею… Совсем нюх потерял. Раньше я корн и за закрытой крышкой чуял…
Дальше Тилль поведал друзьям, как столкнулся на входе в офис со старушкой, у которой была похожая ёмкость. От столкновения старушка полетела на землю, так же, как и все её вещи. Тилль перепугался, поднял старушку (к счастью не пострадавшую от столкновения - крепкая бабка оказалась), все её вещи и помог донести их (и вещи, и саму старушку) до её дома. За что получил от простившей его бабульки большую ватрушку (которую он тут же съел). Бутылки он, конечно, перепутал.
Представляя реакцию старушки, когда она откроет бутыль, Раммы не могли удержаться от смеха. К тому же, как ни странно, минералка помогла от похмелья, и повеселевшие Раммы смогли сосредоточится на пьесе.
Пауль под шумок завладел книгой, и, к своей радости, нашёл неучтенного Флакой персонажа. Быстренько проверив пересечения персонажей, он невинно поинтересовался:
- Флаке, а кто будет играть Родриго?
- Да, я вообще хотел убрать эту роль. Это же не ключевая фигура, - пытался отмахнуться Флаке.
- Ну, нет! Я не согласен, - возразил Пауль. - А кто мне будет "служить кошельком и даровой забавой"? (И кого я потом прирежу? Хи-хи. - этого Пауль вслух не сказал.)
- А ты не можешь сказать это про Отелло?
- Что? Про меня такое? - взъярился Тилль.
- Вот видишь, - притворно вздохнул Пауль, который явно начал вживаться в роль.
- Ну, ладно. Хорошо. Рихард, придётся тебе взять на себя и Родриго, - сдался Флаке.
- Как? Ещё? Это уже слишком! - разразился праведным гневом Рих.
- Этого нельзя, к сожалению. Видишь, - Пауль сунул книгу под нос Флаке, - Тут Родриго пересекается с Бьянкой. (Не говоря уж о том, что Бьянка-Рихард встречается с Эмилией-Рихадом. Но оставим это на потом. Хи-хи, - этого Пауль тоже вслух не сказал.)
- Но Родриго в этой сцене в виде трупа. Так что, заменим его манекеном, - пытался отбиться Флаке.
- Отлично придумано! - подхватил Пауль.
- Спасибо, - Флаке недоумевал, почему вечный спорщик Пауль, так быстро сдался.
- Тогда объясни мне гений режиссуры, как у тебя Бьянка-Рихард будет переругиваться с Эмилией-Рихадом? - вытащил козыря Пауль.
- Действительно,- поразился Рих, - Как это я буду сам с собой?
- И что же ты предлагаешь? - поинтересовался у Пауля Шнайдер.
- Пусть Флаке возьмёт на себя и Родриго, и Эмилию. (И я убью его два раза!) Эти роли нигде не пересекаются и текста у них немного.
- По-моему, здравая мысль, - одобрил Тилль.
Остальные согласно закивали и обратили свои взоры на Флаке. Тому пришлось согласиться.
Третья репетиция
Абсолютно трезвые Раммы (уже смешно), постукивая ногами, пальцами и, эпизодически, лбами, поминутно смотрят на шнайдеровские наручные часы, напустив на себя вид обманутых актёров. Оливер, соорудив из пластиковых стаканчиков пирамиду, пытается налить в них воду из той самой пятилитровой канистры. Тилль в уголку играется с отнятыми у охраны наручниками.
- И где это может пропадать наш режиссёр? - уже в который раз вопрошает Пауль в пространство. - Шнайдер! Сколько времени? - Пауль резко дёргает Шнайдера за руку с часами, тот, не удержав равновесия, падает на риделевскую башню из стаканчиков.
- Это возмутительно! - Рихард вскакивает, перерывая негодующего Оливера. - Мы тут с одиннадцати, понимаешь, торчим!..
- Может, ещё раз позвоним ему? - Пауль уныло наблюдает, как Шнайдер ворча что-то про "бестолковых гитарастов", пытается отряхнутся от воды, а Оливер восстанавливает стаканчиковую пирамиду.
- Зачем? Никого же нет дома. Наверно он где-то в пути, - предположил Рихард.
- Два часа?! Да здесь пешком пятнадцать минут! - взвыл Пауль. - Ох, чует моё сердце - что-то произошло…
- Тебе видней, - ехидничает мокрый Шнайдер. - Вы же с ним столько лет вместе.
- Да, вместе! - набрасывается на него обезумевший от беспокойства Пауль. - Он мне как второй сын… Хлюп!.. Как второе "я"… Как…
Что ещё для Пауля Флаке, никому узнать не довелось, так как снизу до Раммов отчётливо донёсся голос пропавшего. Все кинулись из комнаты и свесили головы вниз. Все, кроме Тилля, который запутался в наручниках и рухнул на восстановленную пирамиду из стаканчиков.
Внизу грязный, ободранный и лохматый Флаке, препирался с охранниками. Раммы немного послушали, наслаждаясь доносящейся снизу перебранкой, а когда к ним присоединился, выпутавшийся из стаканчиков и наручников, Тилль, спустились в Флаке, который им страшно обрадовался.
- Ребята! - кинулся к ним клавишник. - Скажите же, этим… доблестным секьюрити, что я - это я.
- Вестимо, что ты - это ты, - успокоил его Шнайдер, одновременно пихая локтями обоих гитаристов. - Только, кто ты? Вот в чём вопрос. - Выдал он с гамлетовской интонацией.
- Действительно, - хихикнул Рихард, включаясь в игру. - Я - они разные бывают.
- Это я - Флаке, ваш клавишник! - возмутился Флаке.
- Какой ещё Флаке-клавишник? - Пауль тоже решил отомстить за причиненное беспокойство. - Олли, ты помнишь такого? Я - нет.
Подразнив ещё немного удручённого таким предательством Флаке, Раммы, сменив гнев не милость, объяснились с охраной и поднялись наверх. Охранники, впрочем, им и не перечили, так как увидели идущего к ним, и поигрывавшего наручниками, Тилля (хотя зря они волновались - Тилль просто хотел вернуть им наручники).
Объяснять своё почти двухчасовое отсутствие Флаке не пожелал. Во-первых: в отместку за "дурацкие шутки", когда его не хотели признавать и пускать; и, во-вторых: "это не ваше дело", как заявил Флаке, выпятив подбородок. Из вредности - как заключили остальные, ужасно недовольные тем, что Флаке не только не удовлетворил их жадного любопытства, но и заставил изрядно поволноваться. Все, кроме, как ни странно, Пауля. У которого, видимо, от долгого общения с Флакой, развилась, в какой-то степени, ментальная связь с клавишником. Так что, если у Пауля и появились какие догадки, то он предпочёл держать их при себе. До поры. Дабы отвлечь коллег от неприятных для Флаке разборок, Пауль предложил "раз уж все, наконец, собрались" заняться пьесой.
Так как Флаке находился в состоянии далёком от того, чтоб режиссировать, Пауль взял это на себя. Раммы достаточно бодро отрепетировали первую часть (до отъезда Отелло на Кипр), но… слова-то они выучили, однако, будучи личностями творческими, каждый активно привносил в классический текст и постановку отсебятину в качестве эксперимента (который одобрялся режиссёром-Паулем, и не мог быть отвергнут, по вышеозначенным причинам, режиссёром-Флакой). В результате оного эксперимента выплыли и недочёты, и интересные находки (что, впрочем, зачастую было одно и тоже). Например, Рихард-Барабанцио, вняв внезапно взыгравшему отцовскому чувству, так вцепился в Оливера-Дездемону, решив, ни за что не отдавать его-её "поганому мавру", который азартно тянул в противоположную сторону, что остальным пришлось срочно делать выбор - или вмешаться, или искать себе новую Дездемону. Оливер стоически перенёс пытку, и, даже, внёс некоторые неожиданные итерпритации в текст (которые пришлись очень кстати) и в постановку - он сгруппировался и поджал ноги (остальные восприняли это, как удачную находку и решили оставить).
Решив, что на сегодня - хватит, сговорились, что следующая репетиция будет в костюмах.

Четвёртая репетиция

Ровно в 11.00 бодрые Раммы, нагруженные пакетами с костюмами и реквизитом, собрались у входа в офис. Только Тилль по непонятным причинам отсутствовал. Это отсутствие, в итоге, сыграло роковую роль - охрана, напуганная столь ранним появлением абсолютно трезвых Раммов почти в полном составе, отказалась их пускать.
Праведное возмущение, заверения в собственной лояльности - не помогли. Умасливание доблестной немецкой охраны - тоже. Пришлось таки им ждать Тилля. Который заявился спустя пол часа, и, рявкнув: "Вы ещё не на месте?", потопал наверх, игнорируя вытянувшихся по струнке охранников. Остальные Раммы только рты раскрыли от такой наглости.
- Харизма, - со значением произнёс Оливер и бросился за Тиллем, пока охрана не передумала (или не вышла из ступора).
Остальные, подхватив барахло, поспешили следом.
Прибыв на место, Раммы заполонили все плоские и выступающие поверхности мебели одеждой, головными уборами, штабелями косметики и ещё бог знает чем. И принялись одеваться, гримироваться и (это неизбежно) пререкаться.
Оливер-Дездемона стащил у своей матери самое длинное её вечернее платье из малинового бархата, которое, правда, еле закрывало Оливеру коленки, и белокурый парик с крупными буклями. Платье украшало роскошное декольте, то есть, оно бы выглядело роскошно, будь у Оливера бюст. Оливер и сам это понимал. Напиханная куда надо туалетная бумага не спасала положение, так как имела тенденцию расползаться и высовываться при движении из весьма неожиданных, гм, мест. Поразмыслив, Оливер направился за помощью к Рихарду, среди шмоток которого и правда жил экспроприированный у жены бюстгальтер.
Ничего не подозревающий Рихард мирно сидел перед небольшим зеркальцем и пытался приклеить седую бороду из какой-то беловатой паклеобразной бяки. Почувствовав чью-то руку на своём плече, он неосторожно обернулся.
- Ааааа! - заорал Рих, потом, признав в малиново-бархатном чучеле, увенчанном блондинистыми кудряшками, Оливера, снова отвернулся к зеркалу и занялся своей бородой. - Чего тебе? - неприветливо буркнул Рихард - борода никак не желала приклеиваться.
Оливер объяснил.
Рихард снова обернулся к Оливеру, и критически оглядев его, вынужден был признать, что тут явно чего-то недостаёт, но пожертвует ли Рих столь ценным предметом - вопрос ещё тот.
Наблюдавший эту сцену Флаке, покатывался со смеху. Сам он уже успел облачиться в подозрительныё балахон, при ближайшем рассмотрении оказавшийся мексиканским пончо. Этим самым тщательным осмотром занимался Кристоф, который, подёргав за флакино пончо, вслух усомнился в историчности данного одеяния в контексте пьесы. На что Флаке ехидно поинтересовался, знает ли Шнайдер, что именно носили венецианские дожи. Шнайдер не знал. Далее Флаке развил идею о вне и над историчности шекспировских произведений, и, следовательно, совершенно всё равно, во что одеты актёры - пусть хоть в набедренные повязки. К тому же, под пончо прятался костюм, который с натяжкой, можно было назвать классическим - это был смокинг (в нём Флаке должен был изображать Родриго).
Сам Шнайдер был облачён в одеяние, сшитое его сестрой и наиболее приближенное к шекспировской эпохе. Он мог бы возразить Флаке, что, поскольку, Шекспир творил в определённое время, то, следовательно, и одежду того времени можно считать классической для постановки шекспировских произведений. Но, добитый последним флакиным аргументом, Шнайдер, даже не пытался возражать.
Тилль, который находился рядом, и тоже слышал рассуждения Флаке о над историчности классических произведений, задумался о влиянии набедренных повязок на неокрепшие умы подрастающего поколения. Причем задумался он столь крепко, что так и остался стоять с ногой вдетой в одну штанину.
Пауль в это время на другом конце комнаты воевал с портянками. Дело в том, что у Пауля с дедовских времен сохранилось настоящее обмундирование с первой мировой. Пауль просто не представлял себе, во что может быть одет настоящий служака всех времён и народов (что касается вне историчности, здесь Пауль был полностью солидарен с Флаке). А тут ещё такой случай подвернулся - покрасоваться в дедулиной форме! К коей и прилагались ужасные портянки.
- Какой садист мог придумать такую одежду! - пыхтел Пауль, пытаясь навертеть на нижнюю часть ноги (поверх ботинок) злополучные тряпицы. - Может заменить их носками? Как думаешь, Шнайдер?
Подошедший к гитаристу Шнайдер, которого Рихард попросил передать Паулю обещанное розовое боа, недоумённо уставился на милитаристский прикид, и, тем паче, на невообразимый цвет паульского хаера (ночью Паулю пришла в голову идея покрасить волосы).
- Что? А? Носками? - оторвался, наконец, от незабываемого зрелища Кристоф. - Можно и носками. Только… ты и носки будешь поверх ботинок натягивать?
- Чего? - Пауль перевёл взгляд вниз. - Оооо…
Тилль, тем временем, вышел из симбиоза со штанами, (он их снял) и, решив, что раз уж он играет мавра, то вполне может позволить себе носить набедренную повязку, которую тут же и соорудил из близлежащего коврика. Далее костюм дополнил белый (когда-то в прошлом) камзол из DRSG и позаимствованные оттуда же ботфорты. Всё это венчала адмиральская треуголка.
Обмотавшись розовым боа, как Остап Бендер своим знаменитым шарфом, Пауль искал какой-нибудь головной убор в куче шляп, который подчеркнул бы его злодейскую роль.
- Хочешь, я тебя загримирую? - повернулся к нем у Рихард, который только что закончил умащивать тилльское личико гуталином и теперь искал новую жертву.
- Валяй, - согласился Пауль, немного подумав. - Придай мне злодейский вид.
- Ресницы красить?
- Да. В красный цвет.
- Ты думаешь, он будет сочетаться с твоими зелёными волосами? - усомнился Рихард.
- Ну… тогда крась в розовый.
- Хорошо, - согласился Рихард и принялся за дело. Закончив, он задумчиво оглядел творение рук своих и сказал. - Теперь ты похож на цветочек.
Пауль похлопал розовыми ресницами сначала недоумённо, потом кокетливо.
- На кактус, - уточнил Рихард.

День премьеры

Беспрепятственно проникнув, в кое-том веке, в собственный офис, Раммштайновцы принялись сооружать из подручного и подножного барахла сцену, кулисы и зрительный зал (в качестве одного стула - для Хелнера). Распределив за сценой, каждый в своём уголку, костюмы, грим, выпивку и (в случае Тилля) закуску (ну, там, копчёную грудинку, бараний бок и т.п.). Раммы принялись с нетерпением ожидать своего продюсера. Который приехал вовремя, но… его не пустила охрана. Почему - вопрос, безусловно, любопытный: дело в том, что бедные охранники, так привыкли к неформалам в лице Раммштайн, что пришедший в кое том веке нормальный человек, вызвал у них волну подозрений: во-первых, в терроризме; во-вторых, в скудоумии. Напоследок они ещё и усомнились в его (Хелнера) сексуальной ориентации (но Якоб этого, к счастью, не понял).
Случайно выглянувший Флаке, узрел Якоба, который выворачивал карманы перед секьюрити, показывая, что металлоискатель обнаружил лишь связку ключей, а вовсе не набор холодного оружия. Быстро смекнув, в чём дело, Флаке поспешил сообщить об этом товарищам.
Раммштайновцы, посовещавшись, решили выслать на переговоры, с целью вызволения своего продюсера, Тилля с его знаменитой харизмой. Раммы преследовали, таким образом, две цели: не травмировать неустойчивую психику, приученных к неформалам, охранников, и, наконец, посмотреть в действии смертельный номер "задавление харизмой" в исполнении герра Линдеманна.
Тилль спустился вниз, а его коллеги в количестве пяти злорадных, гм, физиономий, свесились вниз и приготовились наслаждаться бесплатным спектаклем. Тилль спокойно подошёл к охранникам, пожал им руки, поинтересовался их здоровьем, спросил, как поживают их родичи (до третьего поколения включительно).
Притаившиеся наверху Раммы в большинстве своём были разочарованы, они-то ждали побоища, воплей и взрывов, а вовсе не исчерпывающей информации о том, у кого младенца прорезался первый зубик и чьего дядюшку переехал велосипед.
Потом один из охранников предложил Тиллю сигарету, тот милостиво принял, а второй охранник поднёс огоньку. Затем Тилль, как бы межу прочим, поинтересовался, кого это задержала доблестная охрана. Охранники с гордостью показали ему "злоумышленника". Тилль объяснил, что это никакой не злобный террорист, а продюсер группы. И попросил, чтобы его отпустили, а то им без продюсера не начать спектакль. В итоге охранники Хелнера отпустили, извинившись, а так же напросились присутствовать на премьере бессмертного классического, уф… в общем, того что получится. Тилль немного поломался и согласился.
Проводив Хелнера до предназначенного ему стула, Тилль ускакал за кулисы. Хелнер, со спокойным достоинством заняв стул, стал ждать обещанного представления, с интересом прислушиваясь к возне за кулисами.
За кулисами актёры очень волновались: Флаке изгрыз себе ногти обоих рук и, теперь цедил трясущимися руками корн в пластиковый стаканчик. Тилль тоже грыз, но не ногти, а припасённое заранее филе индейки (вот именно, что грыз - оно было неразмороженное). Рихард, которому надо было играть сначала мужскую, потом женскую роль, по сотому разу перекладывал с места на место костюмы и грим, перепутал всё, в итоге получился эдакий Zwitter (Барабанцио в чепце и Бианка с седой бородой, которую он забыл отклеить). Но Рих играл с таким апломбом, что все подумали, что так и должно быть. Оливер сел в позу лотоса и отвернулся к стене как Дарума. Шнайдер, через дырочку в занавесе, подглядывал за зрительным залом, то бишь, за Хелнером (заглядывающих в дверь охранников, он не заметил). Пауль, казалось, совсем не взволнован предстоящей премьерой. Однако, это было совсем не так. Пример тому - Пауль не смог отнять у Флаке бутылку с корном. Так что вышел на сцену совершенно трезвый, и, видимо, из за этого позабывал половину своих реплик. Пришлось Флаке-Родриго самому произносить яговские слова. Флаке скоро понял свою ошибку, а так как играть за место Пауля он не мог по известным причинам (суфлёрство отметалось сразу - нет текста, вернее, Раммы его так переврали… ну, в общем, он бы и не понадобился). В конце первой сцены, поймав Пауля за шкирку, Флаке сунул ему в зубы бутылку с корном. Потом он, правда, спохватился, но попытка выдрать бутылку обратно, кончилась там, где началась. Клавишник шепотом призвал на помощь Шнайдера, дабы тот держал злобно рычащего Пауля, и Тилля, который только раз дёрнул и чуть не оставил гитариста без зубов. Однако дело было сделано, и подзаправившийся Пауль больше не забывал текста (ну, разве что, по мелочам).
Охранники текста не знали, и проглотили, не жуя, но Якоб заблаговременно позаботился о первоисточнике, и, теперь, держа на коленях томик Шекспира, сверялся по тексту ("Отелло" он читал в далёкой юности, и взял с собой книгу, что б вспомнить, о чём вообще речь). Впрочем, вскоре он бросил бесполезное занятие и о книге напрочь забыл, увлечённый спектаклем. Перед глазами Хелнера и охранников, высунувшихся из двери, разворачивалось грандиозное действо, которое, по мере своего продвижения, вскоре затмило, довольно таки двоякое впечатление, производимое эксцентричными костюмами и, мягко говоря, странным гримом актёров.
Пьеса бравурным галопом скакала далее, пока не споткнулась на сцене с платочком. О платочке стоит сказать отдельно: его притащил Пауль, при чём, где было добыто это чудовищное покрытие (не хилая такая скатёрка 3 на 4 метра с (такая очаровательная деталь) листьями земляники вышитыми по краю), он умолчал. Об данный реквизит, надо заметить, неоднократно спотыкались, запутывались и падали, буквально все участники пьесы на протяжении всех репетиций (посему, они называли оное не иначе, как "эта чертова хреновина").
Итак, Оливер-Дездемона, заметив у любимого супруга признаки мигрени, предложил(а) завязать ему голову платком, на что Тилль-Отелло, рявкнув: "он слишком мал", с силой оттолкнув руку Оливера, послал "платок" в свободный полёт. Преодолев N-ное расстояние, "платочек" полностью погрёб под собой раммштайновского продюсера. Якоб, не ожидавший такого развития событий, просто застыл столбом на своём стуле. Актёры немного растерялись, нервно поглядывая на закрытого с головой продюсера, и не решаясь прервать пьесу. Так он и седел, как неоткрытый памятник, рассеянно прислушиваясь к репликам со сцены. Наконец скатёрку с Хелнера сняли, когда оная понадобилась для следующей сцены.
Органично включив в себя, таким образом, зрительный зал, театральное действо понеслось дальше к победному финалу. Именно победному, ибо на вполне традиционный вопрос Тилля-Отелло: "Молилась ли ты на ночь, Дездемона?" Оливер-Деземона, совершенно неожиданно, со вкусом, начал(а) перечислять кому именно он(а) молилась. От Аматерасу и Атона и далее по алфавиту до Ярилы и Яхве. Украшая список уточнениями, каким образом сие делалось, какими песнопениями сопровождалось и какие "требы были покладены". Не ожидавший такого поворота событий Тилль обалдело таращился на блаженную физиономию Оливера, явно находящегося в своей стихии. Дело в том, что на репетициях они так и не дошли до финальной сцены. Тиллю очень захотелось затолкать в пасть Оливеру тот самый "платочек", и он принялся незаметно из-за оливеровской спины семафорить друзьям, чтоб они кинули ему "эту чертову хреновину". Однако, не задействованная в данной сцене бессовестная четвёрка, просто помирала со смеху за кулисами. Даже невозмутимый продюсер начал кудахтать на своём стуле. Охранники же были в полном восторге, ибо думали, что так и нужно.
Тилль, поняв, что помощи со стороны коллег ему не дождаться, решил действовать сам. Но как? Невежливо перебить Оливера и банально его придушить? Или, сначала, чем-нибудь оглушить? Мрачные страсти терзали тёмную душу "мавра".
Наконец, Тилль выбрал подходящую месть - он закатил глаза, пошатнулся и с наслаждением рухнул к ногам Дездемоны (постаравшись уронить на любимую мозоль басиста одну из своих не лёгеньких конечностей). Таким образом, Тилль избавился от ответственности, переложив оную на товарищей. Пусть теперь выпутываются, как хотят!
Оливер прервал свой монолог и перевёл взгляд на тушу у своих ног.
- Опа!.. - высказался он.
За кулисами, Раммы, резко прекратив веселиться, возмущенно переглянулись. Ладно Оливер со своими выкрутасами, но коварство Тилля, поставившее всю группу в затруднительную ситуацию, не у кого не вызвало симпатию. Закончить пьесу на столь оптимистичной ноте никто не догадался. А может, им не позволила сценическая гордость.
Итак, Тилль валялся поперёк сцены со злорадным выражением нагуталиненного лица. За кулисами, Раммы, не зная, что предпринять, затаили дыхание. К счастью, Оливер сам вышел из положения: не отрывая взгляда от распростёртого на полу "Отелло", басист, вытянул за кулисы длинную руку и потребовал:
- Воды!
Флаке среагировал быстрее всех - схватил хрустальную вазу, и, выкинув вялые гвоздички, сунул оную ёмкость в оливеровскую длань. Оливер, не долго думая, выплеснул всю (не слишком свежую, мягко говоря) водицу на довольную тилльскую физиономию. Тилль вскочил, яростно отплёвываясь, и с классическим воплем, в охотку бросился душить "Дездемону", коя бессовестно поддавалась… хотя, как знать… хрипела и отбрыкивалась "она" очень натурально.
Ну, в общем, пьеса была благополучно завершена - все умерли.
Раммы вышли на общий поклон, с достоинством принимая знаки зрительского внимания.
Охранники аплодировали и свистели, бурно выражая свой восторг.
Продюсер, открыв рот, очумело моргал на своём стуле. Рот открывался и закрывался, но слова не шли.

Эпилог

Якоб, в самых мягких выражениях, постарался убедить своих подопечных, не ставить больше классических произведений. Да, по правде, Раммы и не хотели больше - полгода они отходили от собственной постановки, которую не могли вспоминать без содроганий.
Впрочем, данное деяние имело и положительный результат - охранники (и так-то эмоционально неустойчивые), теперь и вовсе заделались ярыми фанатами Раммштайн: отрастили ирокезы и покрасили их зелёнкой, нанесли боевую раскраску на лица в виде чёрных разводов, и одевались исключительно… кхе… ну, ладно, не будем об этом.


  Количество комментариев: 6

[ добавить комментарий ]    [ распечатать ]    [ в начало ]