Рассказы фанатов

Психогоча.

Авторы: Laravi & Шрайк

Рассказ написан по одноимённому видеоматериалу (Psychogotcha), что, впрочем, не мешает ему быть совершенно безумной фантазией.

Ларави: Я тут вычитала в одной умной книжке, что куры предпочитают поп-музыку. Это, безусловно, многое объясняет! :)))
Шрайк: Ужас, своими руками задушил бы :)
Ларави: Кого? Курицу? ;)
Шрайк: Ну дак!
Ларави: *патетически* Кур душил одной рукою. :)
Шрайк: Одной левой!
Ларави: Одной левой он душил пучок куриц. :-Р
Шрайк: Пучки, веники и букеты :-D
Ларави: Причём, всё это из кур.

«Мексиканские фанаты – самые фанатичные фанаты в мире...» - эхом прозвучал голос кого-то, напоминающего Менеджмент Группы В Едином Лице.
Раздавшееся в ответ икание было снисходительно принято за решительное согласие.
«Куда и зачем летим?», «кто в этом виноват?» совместно с пресловутым «где Мы?» и «кто из Них я?» занимали похмельные мозги шестерых пока их запихивали в мексиканский самолёт - раздолбанный "кукурузник". Где под сиденьями обнаружились клетки с курами, на сиденьях пучки какой-то зелени и сельскохозяйственные приспособления, а в сами сиденья были зашиты пакетики с наркотой.
- Располагайтесь, гости дорогие ... Эй! Не трогать сиденья! Вот, глупые гринго! На полу сидеть! Понятно? - радостно ухмыляясь, рявкнул пилот на ужасной смеси английского и испанского. - Дверь я сам закрою.
Пилот захлопнул дверь.
Рихард, насупившись, повернулся к ритм-коллеге.
- Что он сказал? – его насторожил явно нездоровый энтузиазм пилота.
- Может, желает приятного путешествия... - пожал плечами Пауль. - Тилль отпусти птичку! - заорал он, адресуясь к вокалисту, заинтересовавшемуся теми, кто живёт под сидениями.
- Курица - не птица, - обрадовал окружающих своими познаниями в биологии Тилль, выгребая из под сиденья удивлённую таким поворотом событий «не птицу». - Значит, если она в самолете, то лететь будем низэнько-низэнько, - добавил он с интересным акцентом и такою же логикой.
- Да, курица – это такая еда, - вздохнул Пауль, оставляя обречённую в тилльских лапах.
- Курица – это пернатый эквивалент пиццы, - выдал Линд, любовно вращая взятую за лапки курицу вокруг её собственной оси.
Олли принялся с интересом внюхиваться в пучки зелени, разложенные на сидениях. После первого же пучка басист недоуменно искривился и как-то неуверенно чихнул с явным вопросительным знаком в конце. Его культурно проигнорировали. Оливер приободрился и чихнул более настойчиво, преисполнившись гордости за такой звук. Басиста опять никто не понял. Чихание повторилось, приобретя грозную восклицательную интонацию. И вновь усилия пропали втуне. Наконец, Олли разозлился и чихнул с яростью камикадзе.
- Надеюсь, мотор этой колымаги зазвучит лучше, чем чихание нашего Оливера, - высказался Рихард, предусмотрительно задвинувшись за ударника, чтобы быть подальше от чихающего в его сторону басиста.
Ударник, страдая от последствий непривычной воды, тоскливо пялился в окно.
- Стюардесса, пакет! - не выдержав, заранее воззвал он.

- Поищи в хвосте, там мешок из-под угля должен валяться… - посоветовал доброхот Флаке, и первый же полез на поиски. - Ой, тут какие-то пакетики с белым порошочком... – умилился он же, обнаружив вместо угольного мешка симпатичные упаковки. Оливер, вычихнув последние травинки, заинтересованно взял из его рук пакетик, решив расквитаться с Рихардом опосля.
- Смотрите, пилот привязывает дверь, - продолжал волноваться Рихард.
- Ну и что, - мстительно отвечал Олли, расковыривая пакетик, - это же Мексика.
- Д-да, - Рихард начал тыкать пальчиком в иллюминатор, - но изнутри…
- Да успокойся ты, - Флаке на пару с Оливером был занят изучением белого порошка. - Ты что американские фильмы не смотрел? Здесь все так делают. Чтобы не улетели белые феечки... – промурлыкал клавишник.
- Из облаков льется хор... - счастливо вторил ему Оливер.
Судя по физиономиям исследователей, белые феечки окружали их буквально табунами, застилая своей светлой видимостью темноту полетного будущего.
- Что, все обвязывают самолёт перед взлётом верёвками? - ехидно спросил Шнайдер, заглядывая в другой иллюминатор.
Раммштайн всем составом поползли туда же – посмотреть (самолёт опасно накренился). Действительно – пилот, замотав самолёт, аки паук муху, упёрся ногами в самолётные бока и потянул верёвку. Самолёт издал протяжный скрежет.
- Тут действительно стало тесно? Или мне это только кажется? - задумчиво вопросил Пауль.
- Похоже, нас утянули, как корсет на престарелой моднице, - Линдеманна пробило на поэтические сравнения.

Пилот прекратил химичить над гордиевым узлом собственного производства и резво помчался на должностное место – в кабину. Взревел мотор. Раммштайновцев тряхнуло, пристукнуло об потолок кабины, потом тюкнуло об пол, и самолёт, растопырив крылья, побежал по полю. Тилль от неожиданности опрокинулся на спину и выпустил курицу, та, радостно кудахтая, закружила по ограниченному пространству, роняя на раммов помёт и перья. Рихард вцепившись в Пауля, тихонько завыл от переизбытка эмоций. Пауль тоже завыл, только тоном пониже – ногти у Круспе были что надо. В группе бытовало мнение, что это не ногти, а боевые имплантанты, встроенные в себя мнительным гитаристом во время одной из поездок в Америку. Шнайдер, забыв про то, что он боится высоты, прилип к иллюминатору и угощал товарищей, внезапно ощутивших лёгкий приступ дурноты, красотами быстро мелькавшего пейзажа. Оливер и Флаке, упустивши во время взлёта интересные пакетики, ползали по полу, отыскивая сокровенное. Взлётная полоса везения кончилась. Самолёт неохотно оторвался от грешной почвы и устремился в синее никуда.
Пилот в кабине, хлебнув текилы из плетёного бутыля, заорал пьяную песню.
Раммсы в багажном отсеке, почуяв спиртное, принялись царапать обшивку самолёта в направлении божественных миазмов. Но, увы, дверь в кабину пилота оказалась наглухо заваренной.
- А вдруг он там сопьется? – обеспокоился Флаке. – Без нас!
- Упадет-то он точно с нами, - тоскливо произнес Рихард, спонтанно вспомнив, что так и не составил завещание.
- Я требую живьем доставить меня в порт приписки! - сообщил Оливер, злобно глядя на расцарапанную дверь.
- Вот слова не мальчика, но мужа! - напыщенно возвестил Флаке и собрался было посвятить Оливера в таинство мужской общины, но басист возмутился, восстал во весь рост, стукнулся затылком об потолок и озверел окончательно.
- При чем тут порт? - живо выразил свою заинтересованность в этом вопросе Пауль, не оставляя попыток прорваться к вкусному запаху текилы.
- Спорим, что ты не будешь это пить, - поспешил заявить Тилль, опасаясь, что если Ландерс прорвётся в кабину, спиртного самому Линдеманну достанется меньше.
- Я пью всё, что горит, - не оставил ему надежды Пауль.
- Что, и бензин? – вмешался Кристоф.
И мечтательно улыбнулся, представив себе пламенеющего в лучах заката Пауля. Жить стало намного веселее.
- Нет! – под всеобщее ржание завозмущался ритм-гитарист.
- Как бы туда пробраться, а? – протянул Флаке, которого белые феечки настроили на воинственный лад. – Ни у кого нет пары кило тротила?
Шнайдер опять завял и пожух, представив, что будет с его пищеварительной системой после такой встряски.
- Вот из-за таких как вы, - раздулся от гнева Тилль, - в рыболовном промысле пышным цветом цветет браконьерство! – и погрозил соратникам толстым пальчиком.
- Ам! – жизнерадостно сказал Оливер, пытаясь ухватить вокалиста за палец. Басист, под тлетворным влиянием всё тех же феечек, представлял себя хищной рыбкой, которой показывают червячка.
- Сюда бы газовый резак пошел или горелка ацетиленовая, - мечтательно вздохнул ударник, на секунду прекращая копаться в помойке, которая гордо называлась багажным отсеком.
- У Тилля зажигалка есть! – подло сдал товарища Рихард. – Ею титан резать можно!
Тилль состроил злобную физиономию и схватился за карманы, кои он считал неприкосновенной собственностью и всегда запирал на замок (а с его штанов свисала цепь). Товарищи впятером набросились на своего фронтмена и попытались выдрать из него зажигалку.
- Тилль! Ты выпить хочешь? – пыхтел Пауль, разжимая тилльские пальчики.
- Хочу, - пыхтел в ответ Линдеманн, зажимая разжатое обратно.
- Ну, так давай зажигалку, жадюга! – рычал Кристоф.
- Если откроешь дверь – тебе половину, - Флаке знал, как разговаривать с Тиллем.
- Отпусти! – вырвался вокалист, отталкивая чужие загребущие руки и перекошенные товарищеские лица. – Я сам! – гордо возвестил он, и, отвернувшись, стал возиться с цифровым замком наштанных карманов.
- Что значит – извращенцы? – неожиданно завопил Оливер, выхватывая из воздуха что-то красное и фрейдистскоподобное. – Это что такое?
- Тсс, - зашипел Флаке, тщетно пытаясь отобрать у Оливера то, что тот считал материализовавшейся мыслью вокалиста. – Это мой воздушный шарик!
- Вот-вот, тишина должна быть в библиотеке! - гаркнул на шумельщиков Пауль, опасаясь, что Тилль забудет код на штанах, и спиртного им так и не достанется.
- Шарик? – повторил Шнайдер, тщетно пытаясь припомнить, можно ли использовать его вместо пакета для тех, кого тошнит. Но в голову лезло только: «Входит... и выходит. Мой любимый размер!»
Тем временем, Флаке выхватил у Тилля зажигалку, которую тот неохотно достал и все норовил спрятать в ладонях, и виртуозным движением поднес слепяще-белый язычок к сварочному шву. Пламя, лелеемое линдеманновскими помыслами, жадно вгрызлось в дверь.
- Победа близко! - хищно разулыбался Пауль, наблюдая, как плавится металл.
- Чур, мне пятьдесят процентов победы, как спонсору! – снова поспешил влезть Тилль, дабы освежить память коллеги.
- Ну, хорошо, пусть будет пополам, - возражать сейчас не имело смысла и Пауль, воодушевленный скорым распитием, был на удивление покладист. К тому же, он лелеял надежду, что как-нибудь да сумеет обдурить Тилля. Например, слогарифмировав бутылки (это было его любимым занятием). - Эй! А нам? – хором спросила обделенная часть группы.
- А вам сухой остаток, - категорически отрезал Пауль.
- Что такое? Как сухой? – от возмущения Шнайдер «пустил петуха», чем привлек особое внимание освобожденной обезклеточенной курицы. Она и так-то была введена в заблуждение шнайдеровским ирокезом, и принимала его за представителя своего вида.

Дверь в кабину пилота эффектно упала вовнутрь. Пилот даже не обернулся. Он громко храпел в обнимку со штурвалом. Раммсы бросились к бутылке (наплевав на только что озвученное деление спиртного) и сделали с ней нехорошую вещь. Потом заметили, что пилот спит.
- Вот ведь… - (далее следует не одобренное цензурой заклинание злых духов) кивая на пилота, заявил Пауль. – Спит, понимаешь! А как нам садиться, а?
В ответ пилот нагло всхрапнул.
- Щас я его сделаю! – выступил вперед Оливер, на которого сочетание содержимого бутылки и пакетика оказали неизгладимое впечатление.
- Олличка, - походя исковеркал имя друга захорошевший Пауль. – Только не ногами!
- Не ногами, но силою интеллекта, - успокоил его Оливер, ввергнув остальных в зависание Малой Операционной ЗаГогулины (МОЗГом именуемой). Басист засучил рукава, не забыв протереть бритый череп, и свирепо уставился на пилота. Тот нервно заерзал и еще раз всхрапнул. Взгляд Оливера принял еще большую сфокусированность и свирепость, а по макушке поплыли разноцветные пятна. Свидетели этого на автомате поползли назад, в уютную тесноту багажного отсека, где курица расклевала оброненные пакетики и теперь нацеливалась на побег из курятника, то есть самолёта-курятника.
- Аааа! – раздалось из кабины пилота.
В дверях появился вопросительнообразно скрюченный Оливер, сияющий как поднос. Что он сделал с пилотом, для приведения того в чувство, определить не представлялось возможным. Басист, как истинный адепт неизвестного учения, никогда не раскрывал своих секретов, даже будучи в состоянии полного нестояния. Догадки и предположения со стеклянным шорохом разбивались о непроницаемую стену из радужных пятен. Пауль нахмурил ученый лоб, стараясь просверлить в воображаемой преграде реальную дыру. На секунду сияющая завеса приподнялась: дохнуло затхлой сыростью, нависли каменные своды, подсвеченные красноватыми отсветами. Металлически звякнули блестящие инструменты, мелькнуло перекошенное лицо пилота с распяленным в крике ртом, и неведомый голос уныло и жутко произнес: «Gredo in unum Deum!»... Впечатлительный Пауль схватился за горло. «Верую в единого Бога!» - сурдопереводом возникло в его голове.
- Ну? – дружно спросили остальные.
Оливер поднес палец к губам, загадочно искривился и, спустя пару секунд, сделал эффектный взмах рукой, достойный потомственного фокусника.
Паулю примерещился шелест огромных крыльев (на самом деле это курица хлопала крыльями, пытаясь взлететь Оливеру не плечо, но, перебравшись пакетиков, не совладала).
- Эй, гринго! – снова радостно заорал пилот. – Самолет развалиться, никто не спасаться, все быстро-быстро падай-падай! – это он так шутил.
- Что он там говорит? – снова замутил воду Рихард.
- Возможно, предлагает бесплатные развлечения в виде прыжков с парашютом? – удачно предположил Пауль, слегка оклемавшись.
- Н-нет, я отказываюсь, я не застрахован, - кокетство Круспе не имело границ на земле, а в небе тем более.

Самолёт с жизнерадостным гулом устремился к родной земле. Шнайдер, солидарно с главным гитаристом, отказался от заманчивого праздника жизни и снова настроился на поиски пакетика... или, на худой конец, мешка. В этом ему составили компанию вокалист (он искал среди мусора своё кровное имущество, то бишь, зажигалку), второй гитарист (уронивший в тот же мусор бутыль с бесценными остатками текилы), а также басист и клавишник (вспомнившие об упущенных возможностях из пакетиков). Курица, из солидарности и внезапно обретенных родственных чувств, тоже рылась в мусоре, составляя им неожиданно серьезную конкуренцию.
Поэтому состыковка Самолёт – Земля, прошла незамеченной для наших героев. Летающий курятник с раммштайновцами плюхнулся на мягкую почву, прокатился несколько метров, торопливо выпуская воздух из кое-как залатанных шасси, и остановился окончательно, слегка склонившись носом к гостеприимной тверди земной. Раммштайновцы в самолётной утробе тоже склонились носами, независимым образом собравшись в кучу и перекувырнувшись кверху ногами.
Первым отреагировал Шнайдер, мгновенно ощутивший вестибулярным аппаратом единение с надежной опорой. На самом деле он хотел сказать что-нибудь более подходящее случаю, но образ шарика, который входит и выходит, прочно засел в голове. Вместе с ним засели некоторые другие крылатые фразы.
- Кажется, дождь собирается! – изверглось из барабанщиковых глубин.
Верёвки, которыми был обмотан самолёт, свалились и дверь беспрепятственно… отвалилась. Сперва из самолётных недр показался нос Рихарда. Следом за носом выдвинулись глаза, но сам гитарист пока что не появился. Глаза описали правильный круг в орбитах, сообщая хозяину, что опасных скоплений homo fanatics поблизости не наблюдается. Принадлежащий Круспе глазонос убрался, на его место явился грозный Линдеманн, загородив своей немаленькой персоной вид на «аэродром» для засидевшихся в самолёте товарищей. За спиной вокалиста шло суетливое копошение. Из-за широкой спины попеременно высовывались носы, глаза, руки, ноги, шарики, счетчики Гейгера и загадочные белые перья. Затем Тилль сделал шаг… Но красной ковровой дорожки (или хотя бы трапа) под ногами не оказалась, поэтому некий краткий отрезок пути Линдеманн преодолел в столь же кратком полете (то бишь, попросту рухнул лицом вниз).
- Хх-кхх!.. – высказался он, отплевываясь от травы, самоубийственно кинувшейся в зубастую пасть герра.
- Поздравляем с удачным прибытием! – охотно откликнулся пилот из кабины и добавил парочку крепких выражений для веса.
- Какая предупредительность! – восторгнулся Флаке, пряча счетчик Гейгера за спину. – Тилль, ты как всегда любезен...
И он сделал шаг, имеющий целью встать на мягкое место валяющегося. Валяющийся громко заплевался травой от возмущения, Флаке споткнулся о какую-то неровность фронтмэна, и Тилль громко охнул про отбитое ребро. Флаке ему не поверил и продолжил своё триумфальное шествие по вокалисту. Следуя путём желудочно-кишечного тракта (но, разумеется, снаружи), Флаке совершил большую ошибку, попытавшись наступить на шею, втянутую в плечи. Затылок вокалиста повернулся лицом, челюсти громко щелкнули в воздухе, Флаке ахнул, плавно взмахнул руками и красиво упал. Торопящийся следом Оливер споткнулся о Флаку; пробирающемуся на цыпочках Рихарду Тилль сделал ловкую подсечку рукой, а Паулю, соответственно, ногой. Шнайдер в изящном прыжке перемахнул было препятствие, но волна народного гнева догнала его и повалила, схватив за разные части тела. Немного повозившись (исключительно из дружеских побуждений и радости бытия) на приятной травянистой поверхности, музыканты поднялись и начали старательно отряхиваться, искоса поглядывая по сторонам – а не торчит ли где-нибудь телеобъектив? А не преследует ли их по-змеиному извивающийся шнур чьего-нибудь микрофона?
Последней из самолёта выбралась наклевавшаяся пакетиков курица. Она остановилась на пороге неведомого огромного мира, гордо обвела его окосевшим взором и соизволила выразить своё мнение:
- Ко-ко, - сказала она со значением, что переводилось как «мир прекрасен и удивителен», или, с тем же успехом, это могло значить «где бы найти кукурузы».
Потом резво сбежала на землю и растворилась (как ниндзя) в бескрайних мексиканских просторах.

- Добррро пожаловать на Землю обетованную! – внезапно грянуло над равниной.
Раммштайновцы, присев от неожиданности, испуганно оглянулись на громогласный зов, ожидая увидеть ходячий национальный символ – небритого как кактус, обладателя сомбреро и револьверов. Однако приветствующий их человечек мало походил на кактус, разве что цветом, и то слегка (потому что был в камуфляже, нацепленном поверх национального мексиканистого одеяния). Зато у него были очки в пол лица. Револьверы у него тоже были – только пластиковые.
- Это кто? – невежливо спросил Пауль, а Оливер потыкал человечка пальцем.
- Ну разумеется, я ваш экскурсовод! – эпатажно воскликнул человечек, подхватывая сползающий пояс с кобурой.
- Чего ты орёшь? - вокалист, все еще не совсем опомнился после своей роли напольного покрытия. - Всех куриц распугал, - глубокомысленным тоном выбравшегося из аквариума Карлсона, изрёк Линд.
- Позвольте отрекомендоваться: Геракл Родригес, - и человечек поклонился, уронив сомбреро.
- Геракл? – переспросил Шнайдер, так и не сумев подавить предательское хихиканье, превратившее славное имя во что-то блеющее.
- Родители хотели вырастить героя, - смутился Геракл Родригес.
Флаке сочувственно покивал головой. Он прекрасно помнил, что мамочка, увлекающаяся древнегреческими мифами, тоже хотела назвать его не каким-нибудь Христианчиком, а вовсе Зевсом. Но маленький Зевсик этого не оценил и истошно верещал, пуча глазенки, при каждом обращении к нему по имени. Малыша так раздувало, что мать-героиня, опасаясь за его здоровье, выбрала более нейтральное имя, проповедующее смирение и добродетель. Однако бурная греческая составляющая успела прокрасться в нежную психику ребенка, и в положенное время он всё-таки сбежал из дома, заделавшись панком.
- Прошу размещаться в автобусе! – продолжил тем временем Геракл, одновременно совершая попытку пожать руки всем сразу.
Раммштайновцы испуганно забрыкались, подозревая, что неизвестный, назвавшийся Гераклом, пытается утащить на память что-нибудь ценное в виде сувенира.
- Всего один автобус? – с сомнением протянул Рихард. – Такой маленький?
- Нам не пойдет, - поддержал его Флаке, и проверил, не вытащил ли Геракл из карманов волшебные порошочки.
- Мы с вами отправим... кхе... не пойдет? – Геракл подавился речью и тоже оглядел Мерседес с тонированными до черноты стеклами.
- Мой багаж! – произнес Рихард с таким выражением лица, как будто это все объясняло.
И обнял ноутбук, всегда носимый с собой для разных целей (например, для расчистки при помощи оного личного пространства в группе).
- Возможно, для багажа найдется отдельный транспорт, - пробормотал Родригес, отчаянно охлопывая себя по карманам и не находя там волшебной трубочки, то есть мобильника.
- Ой, что-то мне колется, - внезапно запрыгал на одной ноге Шнайдер, неприлично засовывая руку за пояс джинсов.
- Шило в заднице, - хихикнул Пауль.
- Да нет! Ты-то здесь стоишь, а эта фигня колется! – не потеряв остроумия, ответил Шнайдер, продолжая прыгать в ритуальном танце. Не успел Пауль раздуться от гнева, как ударник извлек нечто, оказавшееся куском пластика с запаянной в него белоснежной бумагой и черноугольными буквами. Каллиграфическим почерком там было выведено: «Багаж летит отдельно. Приятной прогулки».

- Негодяи! Предатели! Я им это припомню! – несдержанно и несолидно верещал Оливер, пока Геракл пытался упихнуть его в низкое для двухметрового басиста средство передвижения.
- Итак, мы отправляемся в наше маленькое путешествие! – бодро вещал Родригес, обмахиваясь шляпой после удачной погрузки. – Для начала мы посетим те места, которыми всегда гордилась Мексика!..
Тут он на пару торжественных секунд переполнился гордостью за свой род, нацию, страну и все остальные общественно-политические конструкции, знакомые ему с детства.
- Бордели! – радостно заверещали с задних сидений.
Флаке, не глядя, кинул назад геракловым сомбреро оказывая поддержку ораторствующему Родригесу. Сзади послышался девичий вскрик, плавно переходящий в мужской. Это фанатки, пробравшиеся в автобус устроили визг, а раммштайновцы их радостно поддержали (тоже визгом). В общем, всем было весело, пока гид не выловил всех фанаток и, за ухо, не выпроводил их из авто. К обоюдному огорчению и кумиров, и их фанаток. Раммштайновцы просили оставить их, но Родригес был непреклонен, мотивируя это тем, что в автобусе и так мало места для самой группы.
В отместку за то, что их лишили приятного общества, раммсы принялись бузить. Поводом послужило кинутое клавишником сомбреро. Оно им так понравилось, что они его обратно отдавать не захотели. В битве за сомбреро приняли участие все гитаристы и барабанщик. Клавишник, удобно устроившись на переднем сидении, исподтишка тыкал в воинственное образование неизвестно откуда взятым зонтиком. Вокалист не принял участия в общем веселье, прилипнув носом к боковому стеклу. Фанатки успели неведомым путем содрать тонировку, и Тилль, загородив от согруппников окно, активно демонстрировал им богатый репертуар неприличных жестов и телодвижений, характеризующих так и не начавшиеся отношения. Фанатки восторженно внимали, кидались облизывать стекло и экстатически закатывали глаза. Тилль закончил пантомиму прижиманием к стеклу листка с номером телефона и, напоследок, сделал еще один жест, ввергнувший особо чувствительных и восторженных в обморок.

В это время водитель все-таки сумел разогнать демонстрацию в количестве трех представителей конкурирующих туристических фирм и вдарил по газам. Фанатки остались за бортом, и Тилль жадно наблюдал за ними сквозь вылизанное снаружи до блеска стекло.
На заднем плане, в драке за предмет национального искусства победил Рихард – в основном потому, что нещадно применял ноутбук по непрямому назначению, колотя им остальных претендентов на уникальную шляпу. Обернувшийся Геракл умолк на полуслове, узрев надутого от важности лидер-гитариста, по уши натянувшего на себя сомбреро ручной работы. Остальные жались к нему, словно опята к материнскому грибу, стараясь хотя бы краем уха присоседиться к великой, в буквальном смысле, шляпе.
- Так каким местом вы гордитесь? – жизнерадостно спросили из-под правой части сомбреро.
- ...и это будут национальные кухни, - с укоризной завершил Родригес.
- Это правильно, - удовлетворенно произнес Тилль. – Еда – это правильно, - уточнил он и сложил ручки на животе, уподобляясь японскому божеству богатства - Хотэю.
- А как же бордели? – разочарованно заныли из-под шляпы на три гитарных голоса и один барабанный.
- А как же семейные отношения? – передразнил вокалист, ухмыляясь самой мерзкой улыбочкой из своего запаса и подсчитывая в уме, от скольких фанаток ожидать сегодня телефонных звонков.
- Гад! – определились подшляпные обитатели. Они ведь не видели, как шоферюга опрыскивал стекло снаружи жидкостью из баллончика с надписью «пурген».
- Как хорошо быть не связанным никакими обязательствами, - задумчиво резюмировал Флаке, поглаживая зонтик. И коварно сверкнул очками, ибо видел, ЧЕМ опрыскиваются стёкла. Он решил промолчать в воспитательных целях: не фига облизывать стёкла – это негигиенично. И в скором времени кое-кто из фанатов в этом убедится…
- Господа! – укоризненно призвал надувшихся к целибату Геракл.
- Шеф, там кто-то стучит, - нервно перебил его шофер.
- Не смей говорить, что это в моторе! – шепотом накинулся на него Родригес, обильно потея и утираясь рукавом национальной куртки, специально выписанной из местного музея. – Это дипломатический скандал!
- Но шеф, там действительно что-то скребется! – тихо нервничал шофер, с трудом нацепив на лицо приятную улыбку.
- Ко-ко, - раздалось откуда-то из района задней части автобуса.
- Кто там? - почти в рифму откликнулся вежливый Оливер, приподнимая над удивлённым Рихардом свою голову вместе с сомбреро.
Лидер-гитарист поспешно натянул убегающую шляпу обратно.
- Коооо! – нечеловеческим голосом (гы – прим. биологич.) взвыли сзади.
Жуткий индустриальный звук плавно перешел в надсадный скрежет, а потом в заднюю стенку задолбило со скоростью швейной машинки «Зингер». Опять захлопали гигантские крылья, Пауль побледнел и постарался втянуться под сомбреро с ногами, хитро оттеснив из шляпы лидер-гитариста. Рихард нервно хихикнул от щекотки. Раммштайновцы охотно изобразили мини-панику, к полному нервному расстройству Родригеса. Подобные маленькие, но милые шалости всегда помогали поддерживать боеготовность сопровождающих лиц на должном уровне.
- Террористы, - вещал загробным голосом Флаке, - всегда начинают с малого!
- Д-д-ды-ды-ды, - охотно подержали из-под левой части сомбреро, пытаясь спрятать предательски торчащий нос в соседнее ухо, принадлежащее опять же лидер-гитаристу.
- Ну что вы! Какие террористы! – возопил Геракл, тщетно пытаясь изгнать трехмерный ужас из голоса.
- Наверное, - задумчиво предположил Оливер, - это хозяева белых феечек. Ведь мы не спросили у них разрешения...
- Не отдам! – непреклонно заявил Флаке хватаясь за невесть когда зашитые двойной ниткой карманы.
- Я посмотрю! – мужественно вызвал огонь на себя Геракл.
Осторожно пробравшись по салону, Родригес прижался носом к стеклу.
И он увидал… Гераклу никогда раньше не случалось встречаться с подобным оком. Оно было слишком круглым и слишком оранжевым, что-то вроде вроде бешенного куриного глаза.
- Саурон!!!... - Мгновенно ощутив себя маленьким ничтожным Фродо, Геракл канул в тёмные воды беспамятства.
Раммштайновцы, вняв геракловому воплю, кинулись из-под сомбреро к окну. Не могли же они всё пропустить когда началось самое интересное. Те, кто рискнул посмотреть в окно и встретился со страшненьким глазом, радостно заверещали, пугая водителя. Сауроново око затянулось полупрозрачной пленочкой и отдалилось. Вместо этого в поле зрения появился Клюв.
- Птеродактиль! – издал сигнал тревоги Флаке и с размаху вдарил зонтом по стеклу.
Стекло выдержало, а оттуда ответили.
- Отдай кольцо! – страшным голосом произнесли снаружи.
Град ударов обрушился на прозрачную преграду, но стекло упорно сопротивлялось, возомнив себя единственной надежей и опорой для пассажиров. - Это питца Рух! – восторженно закатил глаза лидер-гитарист, обожавший цикл арабских сказок.
- Нет, это археоптерикс, - возразил Пауль, ухитрившись занять оппозицию одновременно к обоим товарищам.
- Циклоп! – хохотал Шнайдер, стараясь заглушить возникшие птицефермерские подозрения.
Пассажиры немедля разделились на два лагеря: Ужаса и Восторга, а Оливер воздержался, первым догадавшись, кто это, и немеряно возгордившись. - Тилль, а вот и твой крылатый эквивалент пиццы! – сообщил он, брызгая минералкой на обеспамятевшего Геракла.
- Где? – обрадовался вокалист, начиная ломиться через весь салон к предполагаемой дислокации эквивалента.
Гид, истерично всхлипнув, восстал из пепла и бросился к водителю, попутно растолкав подсомбрерных товарищей и сбив с ног рвавшегося к курице вокалиста. Под его чутким, но несколько сумбурным руководством водила совершал трюки, пытаясь скинуть куру, но тщетно. Раммштайновцы радостно выли в салоне, перекатываясь из стороны в сторону, как картофелины в потрясаемой кастрюле.
При выходе из микроавтобуса Тилль как бы между прочим свернул к местонахождению курицы, и почти машинально её приХватизировал, повинуясь древней, как мир, привычке подбирать всё, что плохо лежит. Курица, склонив голову ему на плечо, с томным любопытством взирала на идущего следом Шнайдера. Ударник нервничал, прятал глаза и даже пытался спрятаться сам – за первым попавшимся миниатюрным предметом, то есть, за Паулем – и тут же почувствовал себя очень глупо. Вылез из–за Пауля, расправил плечи и задрал клюв, то есть нос.
- Кооо! – восхищенно протянуло пернатое, и Шнайдеру показалось, что в ее глазах мелькнул нехарактерный для мирной птицы плотоядный огонек.
- Шеф! Это она скреблась! – завопил шофер, высунувшись из кабины и обвинительно тыча пальцем. – Змея в перьях!
- Змейса-пиявса? – моментально заинтересовался Оливер, с уважением поглядывая на горделиво выпятившую зоб курицу.
- Она ссссамая, - поддался стереотипам водитель.
- Горлум... – поддержал Геракл, со стыдом припоминая неожиданный обморок. – То есть, это... Вэлкам!

Они стояли перед длинным приземистым зданием, оказавшимся на проверку харчевней. На харчевне значилось название на непонятном нашим героям местном наречии. Буквы были латинскими, сочетания их смахивали на английский, но в целом надпись «Titty Twister» ничего хорошего не говорила.
- Это значит… как это… «Вращательная грудная железа», - интеллигентно перевёл гид.
- Какое-то неаппетитное название, - поморщился Кристоф.
Остальные, скомбинировав различные варианты, согласно закивали.
В кормительном заведении вышедший на встречу дорогим гостям шеф-повар попытался отобрать у Линдеманна добычу, видимо затем, чтобы потом подать оную в виде цыплёнка «мексикале». Линдеманн его намерений не понял и курицу из рук не выпустил. Некоторое время повар и Тилль, напряженно сопя, перетягивали птичку, как канат, покуда курице это не надоело, и она не клюнула повара. Клюнутый повар, приглушенно ругаясь, удалился на кухню, а раммштайновцы, ободренные маленькой победой над чужеземным поваром, проследовали в зал, уставленный все теми же кактусами. Пробираться приходилось с осторожностью, поглядывая на угрожающе торчащие колючки, с которых свисали клочки одежд предыдущих посетителей. Некоторые особо знаменитые кусочки были снабжены именными табличками. «Ух ты! Сам Тарантино!» - повосхищались Раммы и старательно обошли экспонат, поскольку никто из коллектива не горел желанием отметиться на кактусе посетителей.
Вся группа скучковалась возле опять же именного стола. Пока что стол был пуст, если не считать бутылки, водруженной строго по центру с прикреплённой к ней табличкой. Из красиво намалеванных на ней слов понятно было только одно, обозначавшее, собственно, название группы. Прежде чем кто-нибудь успел поинтересоваться переводом интересных закорючек, густо усыпавших все вокруг понятного слова, гид громогласно откашлялся и завел вступительную речь.
- Наша мексиканская кухня не оставит вас равнодушными! – соловьем разливался Геракл, ежеминутно поправляя сползающее сомбреро, которое с большим сожалением вернул ему Рихард, пока не умевший искусно лавировать шляпой между кактусов. – Она порождена смешением кулинарных традиций индейских племен мезоамерики...
- Мезоамерика... – прошептал Рихард. – Это как парк Юрского периода, да?
- Мезозой, - поправил очки Флаке, - древнейшая историческая эра, продолжающаяся в период с...
- Кажется мне, что мясо динозавра здесь не подадут! - перебил его Тилль, обуреваемый нормальными раммскими желаниями: ну там, подраться, поесть, выпить...
- В основе мексиканской кухни, - продолжал гид, - лежит огромный выбор местных продуктов: кукуруза, авокадо, томаты, кактусы...
- Чего? – неинтеллигентно спросил Шнайдер. – Кактусы? Прямо так, с иголками?
- Конечно! Готовятся десятки блюд из кактуса «нопаль», - смело устремлялся в кулинарную историю родной страны гид.
- Какой кактус? – вякнул Оливер. – На кого напал?
- Кактус, как Вильгельм Завоеватель, нападает на желудок, - пояснил находчивый Пауль. – И иголками его… Иголками изнутри, - гитарист демонстративно задёргался и заскрёб живот.
- Поэтому мексиканская кухня считается очень острой, - закивал Флаке.
- Используются листья, цветы, плоды и семена, - туманно пояснил Геракл.
- Но это... я слышал, что кактусы не цветут... – робко попытался возразить Рихард.
- У нас цветет все! – категорически патриотично заявил Родригес.
- А что-нибудь еще пожрать, кроме кактусов, можно? – влез в беседу Кристоф, тоскливо посматривая на курицу в руках вокалиста, которая в свете последних событий казалась ему весьма аппетитной - курица ответила ему игривым взглядом.
Геракл еще раз откашлялся и хорошо поставленным голосом продолжил:
- Главенствующее место в народной мексиканской кухне занимает кукуруза - жареная и вареная, в виде муки и как напиток, с майонезом или тертым сыром, с мясом и молотым перцем... Самые распространенные блюда из кукурузы - печеная на углях кукурузная лепешка с начинкой "тако", мясо в кукурузной муке "посолес"…
- Мясо! – молитвенно сложил руки Шнайдер. – Посолесно... тьфу, посоленное!
- Лепешки с разнообразными начинками, - неутомимо лилась съедобная речь, - например, "начос".
- Какие ещё лепешки с начесом? – теперь пришла очередь возмущаться Паулю. – Мяса хочу!
- Мяясаа... – зарычали остальные, пуская слюни.
Геракл поперхнулся и резво перескочил на указанное блюдо.
- Не знавшие до прихода европейцев крупного рогатого скота и кур, индейцы создали множество оригинальных рецептов из местной дичи: отварной уж, игуана с кукурузной кашей, запеченная змея...
- Пусть это будет хоть маринованная гадюка, - перебил его Тилль, успевший разместить себя за столом и пристраивая курицу у себя на коленях, в качестве воплощения живых консервов европейской культуры. – Но я хочу есть!
Ударник поддержал его барабанной дробью по столешнице при помощи подручных средств, то бишь, столовых приборов.
- Из спиртных напитков настоящую славу стране принесла текила! – вдохновенно воскликнул гид, нервно косясь в сторону кухни и запаздывающего повара.
Пауль радостно взвыл и накинулся на бутылку, чем вызвал завистливые и злобные взгляды окружающих. Ибо прикоснуться к бутылке первым никто не решился, так как было не ясно, уж не очередной ли там кактус. Теперь стало поздно.
- Производится двойной перегонкой сока сердцевины голубой агавы, - улыбаясь, уведомил его Геракл.
Пауль резко передумал глотать и замер с надутыми щеками. Что за агава такая? Или это ящерица? Остальные раммштайновцы нехорошо оживились. - А также хороши мексиканские вина, - без устали перечислял экскурсовод, - бренди "Дон Педро"...
Остальные развеселились и загыгыкали, тыкая пальцами в любителя голубизны. Пауль искривился так, как будто хлебнул чего-то омерзительного, вроде уксуса и срочно озадачился проблемой, куда бы все незаметно выплюнуть. Подходящего места не находилось, и Пауль постепенно принимал оттенок сердцевины голубой агавы, с легкой ноткой нежно-лилового.
Тем временем, состояние словесного экстаза у Геракла достигло апогея, и с громоподобными словами: «Жгучий стручковый перец чили - визитная карточка мексиканской кухни!» - он сделал рубящую отмашку рукой. Одновременно Пауль бросил раздумывать над проблемой утилизации алкоголя и резко вскочил. Гераклова рука случайно попала Паулю по животу. Повинуясь многим законам физики, недоупотребленный алкоголь покинул гитариста и отправился на радостную встречу с остальными раммштайновцам, как бы предлагая себя попробовать. Товарищи кинулись в разные стороны, сшибая именитые кактусы и щедро оставляя на них сувениры для грядущих посетителей. За столом остался восседать один Линдеманн, ибо не мог позволить курице удрать. К тому же он был занят ответственным делом - проверкой исправности благополучно найденной зажигалки. Инстинкты пиромана не подвели его и на этот раз, в результате чего кормительное заведение осветилось красивой трепещущей струей огня, которая начиналась от Пауля, пролегала через просеку, оставленную разбежавшимися музыкантами, и немного не доходила до торжественной процессии, двигавшейся в сторону именного стола.
- Вот приблизительно так он и действует... - слегка обалдело подвел итог Родригес, поглядывая на замерших в отдалении служителей культа кухни, то есть официантов, если по-простому. – Прошу снова занять места!

Покинув кактусовые дебри, раммштайновцы расселись по местам. А из кухни потянулся караван, возобновив, прерванное пиротехникой, движение. Раммштайновцы впились взглядами в плывущие к ним блюда, поражающее разноцветьем, количеством и запахами, взывающими в желудках голодное сочувственное урчание.
Официанты едва успели отдёрнуть руки, дабы эти руки не были откушены. И поспешно отскочили от опасного столика.
Раммштайновцы организованно и дисциплинированно углубились в процесс поглощения внеземных, то есть иноземных цивилизаций, в виде странно выглядящих, но вкусно пахнувших объектов или (в прошлом) субъектов, покоящихся (вечным сном) на их тарелках. Персонально каждый думал что-то вроде: «О, наконец-то еда… Так, а это мы ещё не пробовали… Надо есть быстрее, чтоб Этим не досталось… А эти толстые макароны с глазками мне вообще ПОДМИГНУЛИ… М-м… Интересно, а салфетки здесь подают?» Весь этот мыслимый и немыслимый процесс происходил без участия вокалиста, переместивший оный процесс буквально под стол.
Под столом Линдеманн ныкал не только разные части тела, включая руки: одной рукой он подкармливал обалдевшую от свалившегося изобилия курицу, а другой – доставлял себе интеллектуальное удовольствие и приобщался к прекрасному, в бешенном темпе перелистывая страницы спертой из автобуса брошюры. На странице, касающейся алкогольных напитков, Тилль, с ужасом для себя, открыл страшную истину: к алкоголю в Мексике добавляют опарышей. Зачем это делается – брошюра умалчивала. Выудив неведомо откуда увеличительное стекло (которое входило в походный боекомплект пиромана), Линд с преувеличенным вниманием начал изучать дно своего стакана: там действительно обнаружился дохлый червяк. «Утопился как в бочке Мальвазии», - подумал Тилль. Ему даже удалось разглядеть выражение блаженного страдания на червячном лице. Тилль воспылал червяколюбием, и, разжав руки, выпустил курицу на волю, дав ей невнятную команду «фас!». Адаптировавшаяся курица вняла команде и деловито забегала по столу, споро засовывая клюв в бокалы с напитками и выхватывая оттуда белковый ингредиент. Сначала Раммштайновцы возмущались и кидались в нее разноцветными остатками блюд. Однако, потом были направлены на путь истинный тремя пивными кружками (пустыми), одним блюдом (пустым) и двумя берцовыми костями (обглоданными), исходящими со стороны вокалиста, а так же насильственным просвещением путём зачитывания вслух интересных мест из брошюры.
- Но это не опасно! – заикнулся было Геракл и умолк, устрашенный поднесенным ингредиентом. – Червяка можно не есть, - сдался он, делая скидку на глупость всех известных ему белых гринго, не желавших есть такую вкуснятину.
Курица покончила с зачисткой территории и вернулась на базу, то есть на колени к Тиллю. Плюхнулась на огузок и сыто заулыбалась, приоткрыв клюв. Тилль принюхался к курице. Явно пахло спиртным. Вокалист тотчас же извлёк зажигалку, и стал рассеянно поигрывать с нею в опасной близости от раскрытого клюва. Ловким движением руки он крутанул колесико... Курица, стараниями доброго вокалиста, тоже стала слегка огнедышащей: Тилль встряхивал курицу, а когда оная икала – подносил зажигалку.

В порыве душевных алкоголических изысканий никто не заметил подкравшуюся к их столику полуодетую особу. Затем, некоторые приняли ее за официантку; хорошо образованные - за террористку; обделенные вниманием фанаток - за маркитанку; самые тщеславные – за журналистку...
Тётенька, кокетливо нацепив на шею национальное блюдо – отварного ужа, - без спросу полезла на стол, топча хорошую еду и, что самое возмутительное, проливая хорошую выпивку.
- Отвратительное обслуживание! – возмутился Рихард, спешно выхватывая из-под ног у тетеньки стаканы и бутылки.
- Где только таких официанток берут? - автоматически поддержал его Пауль, тщетно пытаясь проникнуть взором сквозь более чем скромное одеяние тетеньки.
- Что-то мне это напоминает, - задумчиво сказал Шнайдер, опустив один глаз в стакан, а другим – посматривая на Флаке.
Флаке поспешно прикрыл жевательный аппарат тарелкой, не обратив внимания на тот факт, что содержимое тарелки перекочевало на его брюки. Впрочем, там все равно находилась предусмотрительно развернутая походная салфетка. Бывшее содержимое тарелки попыталось просочиться сквозь салфетку, однако наткнулось на прорезиненную основу.
Тетенька, стоя на одной ноге, оглянулась, пытаясь разыскать достойного реципиента для принятия эротического дара в виде политой алкоголем ноги, но свободных ногоприемников не нашлось. Самый высокий застыл, как истукан, завязнув зубами в каком-то труднопроизносимом блюде. Второй трогательно заботился о курице, скармливая ей половину собственной порции и ужасающе сюсюкая при этом. Курица закрывала глаза и довольно кудахтала – она ведь не знала, что благодетель ностальгирует по барабанам. Третий злобно пялился на тётеньку, прижимая к широкой груди ценную стеклотару. Четвёртый пялился тоже, но тётенька благоразумно исключила его как возможного кандидата. Пятый изображал из себя солдата за бурствером, непримиримо сверкая стеклами очков поверх столового фарфора. Причина временного отсутствия энтузиазма у обладателя очков уходила корнями во что-то личное. Может быть, даже интимное. Шестой - привлекательный мужчина со щеткой, наклеенной на лысую голову, тыкался загадочным длинным носом в стакан, словно чаял отыскать там блаженство высших сфер. Больше кандидатур не было. Кактусообразный гид не считался. Тем более, что он, высунув нос из-под сомбреро, поинтересовался:
- Ой, тётя Роза, а что это вы тут… ик!.. делаете?
- Кастрато! Импотенто! – гордо бросила тетенька, с трудом слезая со стола.
Одновременно она бросила, точнее, залепила ужом прямо в озабоченного курицей вокалиста.
- Спасибо, - машинально поблагодарил сын артистичных родителей, отскребая от себя блюдо, и выковырял у рептилии глазик, дабы скормить его курице.
- Флаке, выходи из окопа, - позвал друга Рихард, спешно водружая обратно на стол стеклотару.
- Не выйду, - гнусаво донеслось из «окопа». – Ик! Мне и тут хорошо.
Пауль сделал попытку извлечь Флаке из-за укрепления, но потерпел неудачу. Лоренц клацнул зубами, злобно сверкнул стеклами и даже булькнул.

- Уважаемый! – воскликнул Рихард, завистливо присматриваясь к тому, что происходило за тарелкой. – Да вы уже пьете! За тарелкой утвердительно забулькали, и послышался характерный звук, который бывает, когда потребляют через соломинку. Тайком.
- Еще стокатто граммо под третий столик и беллисиммо! – пьяным голосом сказали из-под сомбреро.
Раммштайновцы, посовещавшись, решили переводчику больше не наливать, а то он никакого лыка не свяжет. Так же было мужественно решено не допустить окончательного отравления алкоголем недоотравленных тел, как отечественных, так и особо ценных мексиканских (в смысле, ценного экскурсоводного тела). Спрятав бутылки с оставшимся алкоголем под одежду, они налегли на жратву.
Официанты, нагруженные подносами с национальными, колоритными и калорийными блюдами, трусцой побежали от кухни к именитому столику и обратно, но уже с пустой грязной посудой. И снова побежали. И еще раз. Повар вдохновенно дирижировал половником, обрадованный столь явным проявлением хорошего аппетита у дорогих гостей.

Курица вконец раскрепостилась и, видимо решив воплотить в жизнь неудавшийся бенефис тетеньки с ужом, походкой танцовщицы из варьете пошла по столу. При этом кончик хвоста того самого ужа залихватски торчал из уголка куриного клюва. Помогая себе крыльями, и размахивая ими аки вёслами лодка, она, игриво косясь на мужчину со щеткой, приклеенной к лысой голове, исполнила народный мексиканский танец: «а мы с тобой как в бочке две селёдки». Крылья периодически попадали в остатки алкоголя, и в воздух взлетали брызги различных цветов и крепости градуса. Курица в очередной раз икнула и попыталась глянуть на объект обожания двумя глазами сразу.
- Пауль, - нервно прошептал объект, - тебе не кажется, что она… мм… неровно ко мне дышит?
- Да вы, герр Шнайдер, совсем распоясались, - гнусно хихикнул Пауль. – Вам уже не только телок и цыпочек, но еще и курочек подавай! А что по этому поводу скажет Тилль? – продолжал он измываться.
Шнайдер, срочно обнял коллегу, намереваясь найти за паулевой не очень широкой, но какой ни есть, спиной временное прибежище от превратностей чувств.
- Кооо…
Курица еще раз икнула и попыталась сгладить свое недостойное поведение, прикрыв клюв обоими крыльями. В этот момент Тилль услужливо щелкнул зажигалкой. Невинный «ик» перерос в катастрофу - курица самовозгорелась.
- Пожар на объекте! – громовым голосом возвестил Флаке, отшвыривая салфетку и готовясь к эвакуации.
- Слава Господу! – жестоко обрадовался Шнайдер, выпуская Пауля из удушающего захвата.
Малость помятый Пауль грохнулся обратно на стул. Находчивый Рихард схватился за миску с соусом и запустил его (соус) навстречу курице. С миллисекундным опозданием к нему присоединился Оливер, кинувший, из эстетических соображений, соус Другого Цвета в том же направлении. Тилль кинулся за пламенеющей курицей через весь стол. В разные стороны полетели остатки еды, питья, кактусы и гид. Траектории курицы, Тилля и соусов пересеклись в одной точке пространства-времени. Соусы равномерно диффузировали с курицей и Тиллем. Потеки соуса распределились на боевой морде лица вокалиста, создавая полное сходство со впавшим в разрушительное безумие жителем прерий. Зрители за окнами захлопали в ладоши, предвкушая бесплатную сцену убийства.
- Не по злому умыслу, а исключительно благими намерениями! – попытался реабилитироваться Рихард, отыскав сей афоризм в недрах ноутбука. - Эх, - махнул рукой Тилль, столкнувшись взглядом с младенческой чистотой в глазах Оливера. И полез на свое место, вытирая курицей соусы с лица. Та возмущенно трепыхнулась, вырываясь, но потом решив сменить гнев на милость и вернуться к хозяину и благодетелю, благополучно повисла вниз головой, пока Тилль стряхивал с неё остатки трапезы. Курица весьма пострадала от национальных блюд – цвета она стала совершенно невообразимого, всем тропическим пернатым на посрамление. Растопырив крылья и вытянув длинную тощую шею, курица заняла самое безопасное место – на голове вокалиста. Увидев это чудо в перьях, прилипшие к окнам харчевни местные жители сразу обозвали раммскую протеже Кетцалькоатлем – Пернатым Змеем. Раммштайновцам название понравилась. Тем более, что курица была куда круче, чем даже пернатый змей. Змеев она ела сама, на завтрак (вспомнить хотя бы доброй памяти отварного ужа).

Тем временем, тема еды исчерпала себя и общественно мнение стало склоняться (буйной головушкой) к тому, что неплохо бы теперь куда-нибудь залечь и тихо переварить сожранное. Словно прочитав общественную мысль (подкреплённую красноречивыми зевками) из ниоткуда материализовался благообразный старец ростом со среднюю табуретку (а шириной в три таких же табуретки) и профессионально осклабился. - Мы иметь честь предлагать вам номера! – с пафосом и акцентом произнес метрдотель (Раммштайновцы предположили, что это именно он). - Ну имейте, - довольно пробубнил Шнайдер, первым откликаясь на столь щедрое предложение.
Следом за ним потянулись и остальные. На месте остался восседать лишь Тилль, выпрямившийся в позе каменного сфинкса с невозмутимым лицом. Таким образом возник неожиданный вопрос - после какого праздника сфинксы позировали скульпторам?
- Не идтить? – уточнил метрдотель.
- А, не обращайте внимания, - махнул рукой добрый Шнайдер. – Он всегда из-за стола последний встает.
- Я застрял! – рявкнул Линдеманн, изменив образу, с явственными жалобными нотками в рявке.
От рявка курицка шлёпнулась на пол и там затаилась.
- Все это потому, что кто-то слишком много ест, - мстительно процитировал Пауль бессмертный советский шедевр.
- Ландерс, я сейчас тебе язык-то пооткручу! – пропыхтел Тилль, пытаясь вылезти из-за стола.
- Пооткусываю? – переспросил Оливер. – Повторите, не понял! Правое или левое?
- Да у тебя воображение стало работать как у нашего вокалиста, - отметил Шнайдер.
- Кто знает, - возгордился Оливер. - Может у меня и другие подобные склонности развиваются?
- Я тоже застрял! – пискнул сидевший напротив Тилля Флаке, прерывая сравнительный анализ склонностей. – И меня кто-то тянет вниз, - с некоторым ужасом констатировал он, судорожно цепляясь за стол.
- Зыбучие пески! – вспомнил о специфической пустынной опасности Рихард и вцепился в спасательный квадрат ноутбука.
- Держись, друг! – Тилль героически ломанулся на помощь.
И тут Флаке упал под стол, выскользнув из почти спасших его дружеских рук.
- Веревочки, однако! – с умным видом сказал Пауль, выныривая из-под стола, где скрылся в момент падения Флаки. – Вас веревочками кто-то того... Жаль что не я, - закончил он свою невнятную речь, заныривая обратно и отвязывая вокалиста от клавишника.
Раммштайновцы уставились на верёвки в руках ритм-гитариста.
- Похожи на ту, которой пилот привязывал дверь, - определил подозрительный Рихард, клацая ноутбуком.
Тилль выпросил у пилота эту верёвочку для себя, правда, представлялось загадочным – каким образом верёвка покинула тилльские закодированные карманы и отправилась в круиз вокруг ног клавишника и вокалиста. Линдеманн всерьёз обеспокоился – он точно знал, что никто из группы взломать замки не может (попытки предпринимались). Но кому-то это всё же удалось! Была проведена срочная ревизия всех карманов и проверка замков. Тилль впервые почувствовал, что они в чужой стране. Маленькие и беззащитные. Метрдотель, уже не казавшийся безобидным старичком, а скорее смахивающий на опухшего от голода вампира, приветливо скалился, провожая дорогих гостей. Тилль постоянно хватался за карманы, совершенно нелогично подозревая персонал гостиницы, косящих под вампиров, в сребролюбии. Хотя было бы логичнее обвинить его в этом. Персонал серебро любил (большинство людей серебро любят). К осине относился равнодушно. А чеснок им был до кучи. Поэтому путешествие закончилось благополучно, ведь серебра-то у Тилля как раз и не было (только золото в виде цепей на шее, руках и ногах – прим. Правдивых Согруппников. Клевета! – прим. Тилля)... Оказавшись в кровати, Тилль постарался спрятаться под одеялом. Во сне его преследовали табуреткообразные вампиры, а он отмахивался от них связками чеснока и отплёвывался святой водой. В суматохе он совсем забыл про курицу. А в это время…

А в это время курицу запихивали в мешок. Невзирая на воинственное кудахтанье, попытки снести атомное яйцо и применение лапокрыльного боя старинной методики Ку Каре-Ки-До. Превышающие силы противника ругались на своем языке, облизывали уклюнутые пальцы и ударенные части тела, но все-таки делали свое грязное дело. В конце концов, темные силуэты растворились в безлунной ночи, унося с собой трепыхающийся мешок.

На следующий день, страдающие от похмелья, слегка заЧморившие червячка, обнаружившие пропажу курицы и потому страшно злые раммштайновцы прочёсывали окрестности на предмет кур (а также золота, текилы, дублонов, дубов и женщин). Но вместо всего этого обнаружили змей в ассортименте, кактусов – их было много, и своего гида, мирно храпевшего под сомбреро.
- Хм! – громко сказал Шнайдер, вступив ногой на тропу войн… в некондиционный катышек. – Курьим духом пахнет!
- Не ходите дети в Африку гулять! – пьяно донеслось из-под сомбреро.
- Найти и обезвредить! – замахал руками Пауль, воинственно настроенный из-за непрекращающегося похмелья.
- Все... ик... в сад! – добавили из-под сомбреро.
- Кажется, у нас есть первая зацепка, - поправил очки на носу Флаке.
- А вот и вторая, - задумчиво произнес Оливер, оглядывая то, куда влез.
По следу из бывших продуктов питания великолепная шестерка устремилась вглубь леса, волоча за собой «языка» в виде Геракла Родригеса.
- Это не куриные… э-э… следы, - сказал вдруг Линдеманн.
Товарищи остановились и выжидательно воззрились на своего вокалиста.
- Куриные, это такие… Скорее, на кляксы похожи, - смущенно откашлявшись сообщил им Тилль.
- И мне всегда казалось, что куриные… меньше, - согласился Пауль.
- Значит, мы идём по ложному следу, - подвёл итог Флаке. – Предлагаю вернуться на прежний уровень…
- Не пойду я обратно, - раскапризничался Шнайдер, не понимая, что толкает его на поход за курицей.
- Точно, - поддержал его Рихард. – Надо было сохраниться, то есть, запомнить место.
- Ну что бы вы без меня делали? - ухмыльнулся Оливер. Он как Мальчик с Пальчик (версия 2.0 удлинненная) или же подобно немецкому эквиваленту этой сказки - Гензелю и Гретель (два в одном), бросал за собой на дорогу странные зернышки, обладавшие не только цветом, но и запахом (это был черный перец).
Раммштайновцы оптимистично двинулись по следам из зёрнышек, пока не уткнулись в ту же непроходимую чащобу из кактусов, в которой они продолжали блуждать последние полчаса. Зёрнышки кончились, видимо съеденные проходящим мимо гиппопотамом, как утверждал знаток прерий Флаке. Музыканты, убоявшись гиппопотамов, постарались образовать точку обороны, сгрудившись на единственном сухом пяточке суши среди незаметно проступившего меж кактусов непролазного болота, и выставив перед собой сладко спящего переводчика. Болото самодовольно издавало чавкающее звуки, передразнивая похрапывающего Родригеса, обволакивало незваных гостей галлюциногенным болотным газом и посылало своих лазутчиков в виде москитов-мутантов. Один из них внаглую завис перед шестью озадаченными бодрствующими лицами.
- Это ещё что за чудо-юдо? – с неприязнью произнёс Рихард пытаясь поймать ноутбуком крылокозявчатую тварь.
Флаке разинул рот, мечтая пополнить редким экземпляром свою коллекцию бабочек (и прочих странных существ).
Тварь ловко увернулась и зависла с другого раммштайнокрая, подальше от жадно разинутого риховского ноутбука и такого же рта герра Лоренца. - Вот бы нам Кетцалькоатля сюда, - тоскливо потянул Линдеманн. – Она бы сразу эту муху схрумкала.
- О черт! – воскликнул Шнайдер, выловивший в глубинах линдеманновой брошюрки информацию о неопознанной летающей твари. – Это ж мексиканский муравьед, ужасно ядовитый!
Раммсы поспешно бросились наутёк, размахивая Родригесом и невнятно вопя о чьей-то (не своей) виновности, мести и курице.
Муравьед похабно подмигнул, взмахнул радужными стрекозьими крыльями и улетел.

Внезапно перед бегущими открылась полянка, на которой неизвестные в камуфляже направили на них диковинного вида оружие и чего-то требовательно заорали. Еще на полянке было много всего, но именно вид оружия нервировал группу больше всего.
- Эй! Как тебя там! Геракл! – свистящим голосом позвал Шнайдер. – Это что, часть экскурсии?
- По-моему, это все-таки террористы, - высказал свое мнение Флаке и решительно отгородился о жестокого и несправедливого мира опять-таки неизвестно откуда возникшим зонтиком.
Рихард попытался отнять зонтик под предлогом защиты самого ценного – ноутбука, но был бит изящным ботинком клавишника и с позором бежал под прикрытие Тилля.
- Прошу всех занять места согласно расписанию… - пробормотал Родригес. – Кактусиэндро ностра!
- Вита бревис, - с умным видом поддержал интеллектуальную беседу Оливер.
- Да это что! Это кто! – замахал руками Пауль, моментально заводясь. – Это как понимать?!
Неизвестные поняли, что их не принимают всерьез и в качестве убойного аргумента извлекли Клетку. Клетку с большой буквы. В ней сидела курица. Чувствительное сердце Линдеманна взbrenntнулось.
- Кооо? – жалобно сказала Кетцалькоатль со слезами в голосе.
- Держись, Кетцалькоатль! - возопил Тилль. – Мы спасем тебя!
- Совсем рехнулся, - прошипел Рихард, но тут заметил на кривой лапе курицы свое любимое кольцо. Лидер-гитарист затрясся и побледнел. – Конечно спасем! – гаркнул он, с успехом конкурируя с убивающимся Тиллем.
Кольцо было тяжеленное – курица ходила прихрамывая.
-Ко-о! - с интонацией оперной дивы пропела курица, кокетливо скребя лапой по полу клетки. Кольцо сверкнуло, а у Рихарда начало дергаться веко. В такт поскребываниям и посверкиванию.
- Нафига мне это надо! – громко возразил Пауль, скорее, из вредности, чем из чего-нибудь другого. – Подумаешь, курица!
Шнайдер только-только собрался сделать подобное заявление, но позволить себе плагиата не мог, поэтому обратился к ритм-гитаристу с пламенной обличающей речью.
- Затверди себе как «Отче наш» - мы всегда спасаем попавших в беду товарищей! – воздел кулаки к небу ударник.
-Я атеист! – попытался отбрехаться Пауль. – И кур нам не tovarisch!
За спиной раздался нехороший утробный звук, в котором натренированное ухо гитариста моментально опознало признаки надвигающегося приступа ярости у Линдеманна. Это он так готовился зарычать.
- Что, приступ гастрита начался? – повернулся к Тиллю сверхзаботливый Пауль. - По-моему, - характерным жестом поправил очки Флаке, - вы все питаете к этому пучку перьев подозрительную слабость. Тилль, успокойся и выпей валерьянки.
- Да он... – одновременно начали Рихард со Шнайдером с явным намерением перебрать по косточкам личную жизнь своего дорогого друга.
- Стрессы, стрессы, - покивал головой Флаке. - Говорят, вязание очень успокаивает...
На клавишника злобно глянули все, кроме Оливера.
- Наглая ложь. Единственное занятие, которое меня по настоящему бесит, - ровным голосом сказал Олли.
Затем басист устремил неподвижный взгляд на курицу и в глазах его читалось благоговение, сопровождаемое дублирующей мыслительный процесс бегущей строкой. Из этой строки становилось ясно, что Оливер видит в курице ничто иное, как воплощение Будды.
Товарищи, прочитав бегущие строки в глазах (или над головой?) басиста, ушли от темы курицы, принявшись мусолить религиозную тематику.
- Хм… Вот как… - Флаке прищурился, пытаясь увидеть в курице воплощение Будды. - Ничего подобного!
- Нос не похож, - поддакнул Кристоф, гордо пощупав свой выдающийся нюхательный прибор.
- Хотя, яйцо – символ мира… - задумчиво предположил Пауль. - Хм… Типа – глобус.
- Какое яйцо?! – взвыл Рихард. – Кольцо! Там моё кольцо!
- Яйцо, кольцо… - взорвался Тилль. – Курица от нас уплывает! А вместе с ней мясо, пух, перо, белок, желток и...
- И мое кольцо! – снова вклинился Рихард.
- ...и на кого же ты нас покинула! На кого же оставила! - горькое вопрошание Тилль изрядно сдабривал заунывными трагическими воплями. Получалось очень пафосно. Хоть бери диктофон и ваяй новый "Плач Ярославны". - На земле чужой!.. Неласковой! – тут Линдеманн прекратил причитать и повернулся к Оливеру. – Ты умеешь вязать?
Товарищи недоуменно сморгнули, не уловив связи между вязанием и трагическим воем.
Оливер степенно кивнул:
- Приходилось.
- Да, Олли связал мне на День Рождения такой милый шарфик, - принялся трещать Пауль. – Полосатый такой, как у Фреди Крюгера…
- Это которым ты дверь заматываешь? – припомнил Шнайдер.
- Что! Ты дверь!.. Моим подарком!.. – Оливер был возмущён до глубины души. – Неблагодарный!.. – зашипел басист, нависая над ритм-гитаристом.
- Помогите! – заверещал Пауль, выходя на привычную ухораздирающую частоту ве(ре)щания.
- Свяжи нам стратегию, Ларс! – командным голосом прервал драматическое представление вокалист и протянул Риделю клубок из Tой Cамой верёвки. Тилль произнес кодовое имя, в голове басиста что-то явственно щелкнуло, символизируя о переходе на боевой уровень. Пауль икнул и заткнулся, пораженный превращением. Если раньше, в самолете, басист просто явил окружающим аномальную иллюминацию, то в боевой обстановке он спецэффекты гордо игнорировал. В его глазах вспыхнул холодный рассчетливый огонь, зрачки сжались в игольные точки. И так напоминающий ликом египетского фараона Оливер, в данный момент вовсе превратился в иллюстрацию по теме «Сфинкс: Вечная Мрачность-Сейчас Укушу За Нос». Длинные пальцы хищно мелькали в воздухе, проворно свивая разлохмаченную веревку во что-то нереальное, абстрактное…
- Эт-то что? – очнулся от восторженного ступора Шнайдер, подозрительно шевельнув носом.
В руках басиста красовалось ажурного плетения слово «Стратегия» с кокетливым бантиком на конце.
- Какая такая «стратегия»?! – взвыл вокалист. – Я план просил! План!
Оливер открыл было рот, чтобы сообщить, что в таких условиях конопля не водится, но потом передумал. Чтобы не будить в Линдеманне Вечно-Спящее Лихо.
- Хм, не то? – счел он нужным удивиться. – Ну ладно…
И отошел в сторонку, где средь кустов начал с загадочным видом плести что-то совершенно паутинообразное, временами приговаривая «Вектор судьбы… линии напряженности…» и тому подобные загадочные буквосочетания (на самом деле он играл сам с собой в «верёвочку» - игру, при которой надо всякие узоры на пальцах делать из нитки).
Незнакомцы в камуфляже, разобиженные тем, что на них не обращают внимание, вновь свирепо затрясли клеткой с курицей и громко выразили свой протест. В ответ раммштайновцы мстительно затрясли своего переводчика, успевшего заснуть стоя. Геракл открыл глаза и удостоился лицезрения некоторого количества размытых лиц (его беспрерывно трясли). Лица требовали объяснить ситуацию, чего Геракл не мог себе позволить по причине того, что сам эту ситуацию не понимал, и лишь обалдело хлопал глазами. Убедившись в полной невозможности втолковать что-либо переводчику, обвитому зелёным змием, раммсы догадались повернуть Родригеса лицом к оппонентам, вооруженным курицей. Геракл, наконец-то, узрев перед собой цель, нерешительно перебирая ногами, двинулся в правильном направлении.
Раммштайновцы воспользовались передышкой и углубились в совершенно ненужные споры:
- Рихард, зачем ты притащил в лес ноутбук? – поразился Шнайдер.
- Конкурс: применение ноутбука в условиях леса! – радостно завопил Пауль.
- Раздуть с его помощью костёр, - отозвался Тилль.
- Или обмахивать тех, кто его пытается раздуть, чтобы инфаркт не хватил от усилий, - подхватил Олли, на секунду вынырнув из расчетов.
- Плоская поверхность для резки хлеба, - остроумно предложил Пауль.
- Попытка отправить сообщение в стиле SOS на официальные (и не очень) сайты, - технично присоединился Флаке.
- Отмахивание при помощи оного предмета цивилизации от нецивилизованных москитов и глупых согруппников, - злобно проворчал Рихард, пресекая дальнейшие поползновения на эту тему.
Товарищи, не понаслышке знакомые с ноутбуковой твёрдостью и острыми углами, благоразумно умолкли.
– Буду рассчитывать вероятность удачного исхода, - смилостивился лидер-гитарист. – Все отошли на три метра!
Все тут же отошли на четыре метра, перестраховавшись. Флаке заносчиво фыркал, полагая, что уж кто-кто, а Рихард вообще ничего не смыслит в такой тонкой технике. А вот он, Флаке, пианист и синтезаторист от природы… Чего стоят его героические выходы в Интернет с целью облагодетельствовать миллионы страждущих фанатов умными мыслями!

Пока Интернет-корифей фыркал и дулся, остальные потихоньку начали разбредаться, тем самым опровергая распространенное мнение о том, что Раммштайн всегда и всюду находятся только коллективно и неразрывно связаны какими-то подозрительными узами (уж не Гименея ли?). Дальше всех отодвинулся Шнайдер, удачно сев на муравейник (дабы не мучить вас вопросом – почему Шнайдер не был съеден муравьями, поясним: муравейник был необитаем; так как все муравьиные яйца местные жители продали в ближайший ресторан, муравьи обиделись и ушли искать лучшей доли; возможно, они эмигрировали в США) и грезя о высоком, а так же сбыче этих мечт. Из них его вырвал тихий вскрик «Дум!» - изданный Рихардом. Ударник встрепенулся и попытался привстать с муравейника, но уточняющих призывов не последовало, поэтому от дальнейшего подъема над уровнем моря он отказался. Буквально через пару минут ситуация повторилась. Круспе, увлеченно колотя по клавишам, всё время приговаривал: «Дум! Дум!». Кристоф уже не знал что делать – больше всего он был склонен к панике. Ему казалось, что в грядущей стратегии самая главная и неприглядная роль по милости владельца ноутбука достанется ему.
«Ду-ум», - нежно пропел гитарист.
Шнайдер подпрыгнул на муравейнике и подозрительно оглянулся. Других Думов в округе не было. Зато были сотоварищи, за спинами которых ударник понадеялся спрятаться, если вдруг Рихард съедет с катушек и кинется к нему с каким-нибудь предложением.
«Дум!» - чуть ли не в экстазе воскликнул Рихард, привлекая этим внимание не разбредшихся слишком далеко.
Шнайдер заерзал на муравейнике, чувствуя, как незримые узы проклятого Гименея затягиваются на горле поперек кадыка.
- О чем беседуете? – медовым голосом вопросил издалека Тилль, сосредоточенно ковырявший какой-то малоизвестный науке грибок.
Флаке, нависающий над ним с лицом профессионального консультанта (по семейным вопросам?), поддакивающее закивал головой.
Тут уже Рихард занервничал, согнулся над ноутбуком и покраснел, как будто его застали за сочинением валентинки в особо розовых и рюшечных тонах.

Тем временем Геракл подвел к концу переговоры, сопровождавшиеся истошными куриными криками. Тилль, запихнув грибок за щеку, чтоб не потерять, при каждом крике хватался попеременно то за сердце, то за булыжник (орудие пролетариата), то за ирокез. Ирокез образовался самопроизвольно, так как вокалист в приступе мазохистического самобичевания нещадно вырывал из головы клочья волос. Клочья сопротивлялись, не желая терять корни, и подло обламывались у самого основания, умирая в твердой уверенности, что из их остатков взойдет новое племя младое, непокорное.
Время от времени на его телодвижения подозрительно косился Рихард, по-прежнему прикрывший собой происходящее на экране ноутбука. Он уже начинал жалеть, что не отобрал у Геракла сомбреро. Взгляд Пауля так и сверлил спину, пытаясь провертеть в ней подсматривающее отверстие. Рихард поежился и хихикнул, тюкая двумя пальцами по клавишам. Про кольцо он благополучно забыл.
- А вот и Геракл идет! – сообщил Оливер из кустов.
- Где? – нехорошо оживился Тилль и нечаянно проглотил засунутый за щеку гриб.
Проглоченный гриб подействовал мгновенно, поэтому вокалист был настроен набить всем морду (и уже закатывал рукава). Геракл об этом пока что не подозревал, но вид его был какой-то квелый. Как у старого облысевшего кактуса. Приближался он все медленнее, пару раз останавливался поправить сомбреро, три раза завязывал шнурки и один раз тщательно и долго сморкался в вышитый национальной символикой носовой платок.
- Я переговорил с ними! – объявил он, остановившись в полутора метрах от группы.
- И? – подбодрили его, злостно посверкивая очами, очками и линзами.
- Они требуют… - Геракл собрался духом. – Требуют они… Они хотят, чтобы вы…
- Чего хотят, говори быстрее! – разволновался Шнайдер, меркантильно прикидывая общественную наличность.
- Они представители компании… - название компании Геракл пробубнил совсем неразборчиво, - и хотят, чтобы вы приняли участие в военной игре типа пейнтбол!
Выпалив все как есть, экскурсовод с чувством выполненного долга и глубоко морального удовлетворения повалился на спину, изобразив обморок.

- Нам надо посоветоваться, - сумрачно обронил Тилль после паузы в сторону обморочного тела и уставился куда-то вверх.
Поскольку между собой никто не переговаривался, Геракл даже в обмороке впал в священный трепет, предполагая, что общение идет на мысленном уровне. На самом деле каждый замкнулся в своих переживаниях, смутно надеясь, что умное решение (а так же ответственность за его последствия) возьмет на себя кто-нибудь другой.
- Кхм! – отважно высказался Флаке, не выдержав тягостного молчания.
Напряжение возросло до предела. Геракл приоткрыл глаз, и была в этом глазу такая надежда, что Флаке даже стало стыдно за свое пока что невысказанное предложение. Остальные с отчаянием наблюдали подвижную мимику клавишника.
- Ну я предлагаю ничего не предпринимать, - буркнул Флаке. - «Ничего» - это лучшее, что может произойти с человеком, – закончил он своей любимой фразой. И удовлетворённо улыбнулся.
- Тьфу на тебя! - Пауль отплевался и ринулся к Родригесу, схватил того за пояс и потащил в сторону оливерских кустов.
- Интересно, что он с ним собирается делать? – без особого интереса, только неприличия ради, поинтересовался Рихард, наблюдая как беспомощно дрыгающиеся ноги переводчика скрываются в густых зарослях. И снова уткнулся в ноутбук.
Шнайдер мечтательно созерцал окружающие красоты (про курицу он уже забыл) и наслаждался редкими минутами тишины и покоя, радуясь тому, что Рихард умолк и больше не компрометирует его в глазах товарищей. Тилль продолжал методично закатывать рукава, поглядывая в сторону представителей неизвестной компании, сжимающих свое оружие.
«Где спрятаны боеприпасы, капиталистическая сволочь?!» - донеслось из кустов, куда ритм-гитарист уволок переводчика.
В соседних кустах внезапно активировался и завозился Оливер. Рихард пугливо оглянулся и попытался еще больше прикрыть ноутбук, растопырив для этих целей уши. Флаке нервно оглянулся на кусты, в которых скрывался басист, и начал им (кустам) активно подмигивать, намекая на то, что сейчас самое время удалиться в астральные сферы. Клавишник рассчитывал соблазнить Оливера на совместное удаление, дабы избежать ответственности принятия решений. Не получилось. Оливер в зарослях нервно грыз ногти, продумывая план мести неблагодарному Ландерсу. Его шарфик! Полосатый шарфик связанный Вот Этими Ручками (с уже полуобгрызенными ногтями)! И что? И как его использует мелкая сволочь? Обматывает им дверь! Оливер живо представил себе, как одиноко и обидно полосатому шарфику. Безмолвная вещь всем своим видом взывала об отмщении. Басист подавил порыв задушить гитариста немедленно, поскольку месть – это блюдо, которое надо подавать холодным. А холодных омутов в лесу было предостаточно. «Каковы цели противника?! Где командная ставка?!» - продолжал разоряться невидимый Пауль, и кусты тряслись как припадочные.
- Все-таки я предлагаю… - глубокомысленно начал вокалист, еще не зная что предложить, но не в силах больше терпеть изнуряющее молчание. - Посмертно! – рявкнул Пауль, вылезая из кустов и таща за собой то, что раньше было Гераклом. Остатки Геракла вяло дергались и отмахивались ногами.
- Попал! – одновременно взвыл Рихард и в обнимку с ноутбуком заскакал по поляне в направлении басистских кустов. Присутствующие на поляне шарахнулись в разные стороны, в стане противника началась легкая паника.
На пути скакания, Рихард случайно попал ногой в «стратегию» Оливера, запутался и резко спланировал на бренную землю. Оливер заругался страшными буддийскими словами, Шнайдер опомнился и выхватил у поверженного соперника ноутбук.
- Doom. 3-ий уровень, - зачитал он вслух результат Рихардовых усилий. - Ах вот оно значит как! – тут же возмутился ударник, крайне оскорбленный тем, что в него играют, и приготовился опустить продукт цифровых технологий на голову гитариста.
- Товарищи! Это сбой в программе! – попытался отбрехаться Рихард, безуспешно барахтаясь в траве и веревчатой паутине. – Все что нажито непосильным трудом, подсчитано и сформулировано – все же пропало!
- Врет, - безжалостно уличил его Флаке. – Я засекал время. Исходя из средней скорости прохождения одного уровня, сейчас как раз третий и должен быть. Шнайдер, стой! Не порть ценное имущество!

Пауль, закончивший к тому моменту потрошить Геракла, обнаружил нечто интересное и удивлённо присвистнул, разглядывая Это. Это был план того, как добраться до оружейного склада. Пауль, протянув руку, ухватил за одежду первого попавшегося согрупника и подтянул его к себе. Но так как этим согруппником оказался Тилль, то Пауль подтянулся к нему сам и немедленно сунул под нос близорукому фронтмену карту склада. Тилль неторопливо взял карту, повертел, понюхал, лизнул, признал несъедобной, и уж было хотел выбросить, как вдруг услышал со стороны Пауля:
- Ребята, вы гляньте, что скрывал этот подлый тип! – и носок паульского башмака ткнулся в переводчиковые рёбра. – На этой карте склад с боеприпасами!
Линдеманн, передумав выбрасывать бумажку, покрепче вцепился в неё руками и впился глазами, надеясь извлечь как можно больше полезной информации. Раммштайновцы, бросив очередной спор (касающийся методики наказаний тех, кто развлекается игрушками в то время, как Родина (и курица) в опасности), обложили несчастную карту и тоже вцепились в бумажку грязными пальцами, стремесь урвать и себе кусочек. Шестеро тянули несчастную бумазявку каждый в свою сторону. В итоге, карта развалилась на шесть неровных обрывков.
- У меня оружие! – сообщил лидер-гитарист после внимательного изучения своего обрывка.
- На мне краска, - откликнулся Флаке.
- Где? - Тилль внимательно оглядел согруппника и, не найдя никакой краски, заподозрил Флаку в издевательстве над лучшим вокалистом всех наций и географических пространств. – Ты что-то путаешь, Флаке, - начал он. – На тебе нет краски…
- Есть, - встрял Пауль. – Флаке вогнали в краску. Гы-гы!
- И лучше его оттуда не выпускать, - пакостно захихикал Оливер.
- Откуда не выпускать? – не понял Шнайдер.
- Не очень удачная шутка, - скривился Круспе.
Начавший закипать клавишник благодарно на него покосился.
- Ему гадалка предсказала, что в Мексике он встретит девушку неземной красоты, - меланхолично отколупывая остатки муравейника от ноутбука, произнёс Круспе. - Что такого интересного вы пытаетесь найти в краске? Я бы на вашем месте сконцентрировался на нижнем белье - поверьте, там открывается куда больше возможностей!
Одногруппники с интересом посмотрели на будущего отца многих детей, а тот зарделся, как лампочка тревоги.
- Глаза б мои вас не видели! – свирепо выкрикнул Флаке, решительным жестом срывая очки.
- Ах так? – с вызовом ответил Рихард, ловким движением выковыривая линзу и пряча ее в карман. Окружающие передернулись.
Засверкали глаза и зубы, вздыбилась шерсть и ирокезы, копыта и ласты взрыли землю. Переводчик, до сих пор живописно притворявшийся мертвым, решил напомнить о себе, долге, маме и Родине - дернулся и для правдоподобия изобразил затяжную агонию. Агонию он изобразил очень артистично – раммы даже отвлеклись от своей ссоры, чтобы полюбоваться на пляску святого Витта в исполнении Родригеса. По окончании номера, они поаплодировали, поцокали языками и покивали головами.
- Давайте разделимся и начнём поиски, - тут же предложил Шнайдер, дабы окончательно погасить местный конфликт и направить энергию в правильное воинственное русло.
- Разделиться? – недоверчиво протянул Рихард. – К чему такая скрытность?
Ему уже мерещилось, как сговорившиеся товарищи бросают его в лесу вместе с ноутбуком на растерзание похитителям курицы. Похитители наступают, угрожающе щелкая кусачками и хищно косясь на беззащитный, гладенький и тонкий, как кожа младенца, жидкокристаллический экран. Рихард взревел, и бизоном кинулся сквозь заросли.

Флаке тоже возражал. Ему не понравилась сама постановка вопроса. Он представил, как начинает аморфно колебаться, выпускать ложноножки и обтекать какой-то органической слизью. Затем он медленно начинает делиться. Разделяться пополам. Сердце остается во владениях левой половины, а в правой незамедлительно возникло новое. Прочие органы (в том числе мозги) равномерно распределились между двумя вновь возникшими организмами. А потом деление произошло снова. И снова. И еще раз. И вот уже тысячи практически безмозглых Флаков, Флакей, Фляков и Флак живенько разбегаются по лесу, в буквальном смысле слова, развеивая гордость, красоту, интеллект и оригинальность группы (герр Лоренц знал, что ему суждена смерть от скромности). Вынырнув из футуристических кошмаров, он обнаружил, что остался в гордом одиночестве.
Ибо товарищи, запечатлевшие в памяти скоропостижный старт Рихарда, не могли не поддаться чувству стадности. Они летели на крыльях любви. Не к спринтерским прогулкам - к сокровищам (как они сами считали). Увидев столь решительное бегство самого финансово умного (проигрыш на бирже – не считается), Раммштайн поняли, что дело пахнет нулями на счету в банке. И, рванув по горячим следам, теперь пытались сориентироваться в лабиринтах кустарников и добраться до материальных благ прежде, чем их растащат завывающие конкуренты. А в том, что они растащат, никто не сомневался ни секунды. Опять же никто не верил в существование такого организма, который был бы равнодушен к деньгам. Кто-нибудь образованный с легкостью возразил бы, что к таковым можно стопроцентно отнести мельчайших вирусов и микроорганизмы, но как раз в микроорганизмы сребролюбцы тоже не верили.
И так они неслись в неизвестных направлениях, пока не устали. Остановившись и опомнившись, извлекли обрывки бумажек, после чего приступили к изучению маршрута. По хитрому замыслу устроителей кампании, маршрут должен был завершиться в точке ХЫ, где ждали журналисты, аккредитованные фанаты и техперсонал.

Сверившись с путеводной бумажкой, Оливер закусил губу, просветлился и двинулся в незнаемом направлении, строго придерживаясь заданного пути и примет на местности.
Шнайдер подозрительно рассматривал свой обрывок карты – его настораживало слишком понятные координаты, написанные, кстати, на безупречном дойче: «Перейти мостик из пяти досок и повернуть налево от сломанного Кадиллака, а от него 350 шагов в сторону ближайшей бетонной стены…» и прочее в том же духе.
Флаке просто следовал старательно налепленным на деревья маркерам, изображающими стрелку со странной надписью «Psychogotcha». Пока всё шло хорошо и Флаке был настроен вполне благодушно. Он шел по красивому лесу, как Красная Шапочка, помахивая зонтиком, срывая время от времени росянку-другую и лирично мурлыкал: «Ты на школьном дворе, я готов убивать… моя черная кровь, твоя белая плоть…». От такой лирики росянки в корчах раскаяния выплевывали полумертвых насекомых, после чего кидались в руки герра Лоренца, чтобы покончить неправедно прожитую жизнь самоубийством. Флаке радовался невиданному урожаю ценного растения и с улыбкой глядел по сторонам. Внезапно его внимание привлекло что-то восседающее в траве – гордое и одинокое. «Ой какая лягушечка…», - наклонился он над лягушкой-быком (это такой вид). Лягушечка ответила ему мрачным взглядом. Флаке растроганно помахал росянкой и приветливо потянул к земноводному длинный перст…
Рихард был настроен не столь оптимистично – мало того, что их отправили неизвестно куда, так ещё и обозвали это неприличным словом, не иначе как связанным с психами. Прекратив рассекать кусты и сшибать прочие зеленые насаждения, Рихард остановился перед указательным деревом. Ему вспомнилась страшная русская сказка, рассказанная однажды добрым ритм-гитаристом. Как там: «направо пойдёшь – ноутбук потеряешь (для Рихарда аналогом коня служил ноутбук)… налево пойдёшь – головы лишишься… русский витязь прямо не ходит… а ходит он вокруг да около, петляя не сворачивая». Гитарист протёр глаза: стрелка игриво разветвлялась и прихотливо вилась кельтским узором. Рихард зажмурился, нащупал в карманах линзы, надел их и отважился посмотреть – стрелка указывала в одну сторону. Пока она не передумала, Круспе бегом кинулся в указуемом направлении, прикрываясь ноутбуком как щитом.
Тилль тоже нашел дорогу с помощью стрелок с надписью, которая (надпись) ему очень понравилась. Он даже сорвал парочку маркеров – на память. При этом он довольно посмеивался, стараясь так или сяк пристроить к своему обрывку карты обрывок украденный у Шнайдера. Он с гордостью вспоминал составленный второпях поддельный обрывок, довольно приговаривая: «Топай, топай, и Кадиллаки там тебе будут, и стены бетонные, и тетки голые…» Надо сказать, что Тилль стремился к освобождению курицы только не из альтруистических и животнолюбских побуждений. Где-то на дне сознания расчетливо заседала мысль о том, что в глазах фанаток самоотверженный спаситель беззащитных тварей (а к таковым относились и согруппники) может рассчитывать на повышение рейтинга. Пунктов на пятьдесят. Соответственно, количество обожательниц можно смело умножать на два, а то и на два с половиной.
Предаваясь приятным расчетам, Тилль неукротимо пер вперед, пока не уперся в искомый склад. Задумчиво уперевшись в стену лбом, некоторое время он пытался прободать её насквозь, потом опомнился, устыдился и, отряхнувши ирокез, вальяжно вошел в ворота. Где обнаружил, что он не первый - Пауль прибыл на место быстрее всех и тут же произвёл разведку боем, ворвавшись в здание склада и распугав местных крыс, мирно совершавших послеобеденный променад в своих законных владениях. На самом деле Пауль благополучно ошибся и, миновав укрепленный фронт, зашел в тыл противника. Склад боеприпасов никто не охранял. Пауль принялся вооружаться: набивать карманы боеприпасами, краской, рационом и увешиваться оружием. Тилль, открыв рот, некоторое время созерцал ощетинившегося автоматами гитариста, затем, закрыл рот, злорадно улыбнулся и пополз за ящиками к не замечавшему его Паулю.

- Давай закомиться? - дружелюбно предложил юный (ну… не совсем) натуралист подозрительно взиравшей на его палец лягушке. Не встретив бурных оваций, Флаке надулся, приобретя сходство с объектом любопытства, и ткнул в грубиянку пальцем. Жаба душила многих великих людей. Но в этот момент не успевшая толком проснуться лягушка вспомнила инстинкты древних зубастых предков, грозно раззявила пасть и больно цапнула Флаку за палец. У жертвы биологического произвола встали дыбом не только волосы, но и уши. Клавишник мужественно взмахнул пострадавшей рукой, однако лягушка держалась крепко. Описав рукой полный круг, Флаке выставил вперед зонтик, заорал страшным голосом и, отчаянно размахивая тяжеленной лягвой, ринулся в неизведанные глубины леса, с каждой секундой ненамеренно приближаясь к запланированной представителями компании N точке встречи.

- Триста сорок восемь, триста сорок девять, триста сорок десять… Триста сорок одиннадцать… Гмм.
Шнайдер добросовестно отсчитывал указанное в методическом руководстве количество шагов. За Кадиллак он решил принять с трудом обнаруженный остов автомобильного колеса неизвестной марки, порядком поросший мхом. Шнайдер подивился коварности неизвестного составителя записки, но в то же время возгордился своей наблюдательностью, умом и сообразительностью. Так он уже обнаружил мостик из пяти досок – это были пять веточек через невзрачную ямку посредь звериной тропы. Шнайдер был уверен, что это на самом деле ловушка, поставленная местными жителями на ядовитого муравьеда. И он, Шнайдер Воинствующий, только благодаря своим выдающимся качествам избежал печальной участи быть погребенным заживо в муравьеденой яме.
- Триста пятьдесят! – торжествующе закончил Кристоф и огляделся.
Бетонной стены не было. Шнайдер почесал в затылке и огляделся, пытаясь отыскать какую-нибудь альтернативу. Альтернатива показываться на глаза не желала. Ударник еще раз почесал в затылке и решил изучить клочок с другой стороны. И – о чудо! – под слоем грязи и пыли удалось разобрать волшебные слова: «В кусты свернешь – голую женщину найдешь». В этот момент кусты у соседнего дерева затрещали и в них кто-то призывно (на слух ударника) застонал. Ударник издал трубный рев лося в период гона, и, раскинув объятия, бросился в кусты…
Стоны издавал застрявший в кактусах Рихард, брыкающийся в колючих зарослях. Без посторонней помощи ему было не выбраться. Рихард обреченно поскуливал на кактусе, когда на него налетел, обрадованный обещаниями голых женщин, барабанщик. Кристоф свалил и Рихарда, и державшие его кактусы в одну колючую кучу. Рих, не ожидавший внезапной атаки, испуганно прикрылся ноутбуком.
- О, донна Ррроза, аморрре мия, - сладострастно пророкотал Шнайдер, обнимая колючую «розу».
Рихард решился выглянуть из-за ноутбука.
- Привет, Шнайдер, - радостно заявил он. – Спасибо, что выручил, а то кактусы эти так мне впились в…
Шнайдер, торопливо отпустив согрупника, оскорблено выпрямился.
- А где голые женщины? – поджав губы, спросил он довольного своим спасением Рихарда.
- Голые женщины? Ну, у меня в ноутбуке есть пара десятков картинок… - начал было гитарист, но, заметив кислое выражение лица собеседника, быстро сник: - Но, вижу, ты вовсе не это имел в виду.
- Не это! – рявкнул Кристоф и протянул Круспе свою часть карты для озакомления.
- Хм, пахнет знакомо, - Рихард закрыл глаза и втянул ноздрями флюиды, исходящие от листка. – Точно! Пончики! – определился он. – Мой любимый рецепт, с корицей. Откуда взял?
- П-пончики?! – ударник заикнулся от бешенства и позеленел, как юный росток корицы. – Ну, Линдеманн! Ну, погоди!
Рихард гнусно хихикнул, готовясь запечатлёвывать грядущую сцену нанесения увечий посредством встроенной в ноутбук мини-камеры.
- А ты! – ткнул в него пальцем Шнайдер Воинствующий. - Ищи!
- Ч-чего искать? – взбледнул с лица владелец ноутбука.
- След в воздухе! По запаху обнаружим!
Ударник был в ударе и потому изъяснялся исключительно восклицательно-повелительными предложениями. Рихард недовольно покривился, но счел за лучшее не возражать. Повертевшись на месте, точно высокоинтеллектуальный пылесос, он шумно принюхался и устремился в загадочном направлении. Шнайдер поспешил следом, ухвативши гитариста за полу куртки.

Тилль прозмеился среди ящиков и устроился точно напротив гитариста. Тот, увешанный оружием, чувствовал себя неустрашимым, непобедимым и много прочих разных «не». Поэтому сейчас Пауль с достоинством репетировал победный выскок из-за дерева и поливание врага боеприпасами и матом. Он прицеливался в разные уголки склада, издавая при этом воинственные звуки вроде: «Бух! Бдыщь! Тра-та-та! Ба-бах!». Тилль с трудом удержался от презрительного хрюканья и взрыл землю ногтями. Похлопав по карманам, Линд вытащил необходимые ингредиенты. Недоставало лишь самой малости. Тилль сделал неимоверное усилие, которое удается лишь раз в жизни – и отрыгнул проглоченный гриб. Вытащив обслюнявленный гриб, Линдеманн задумчиво осмотрел его со всех позиций, задумывая гадость ближнему своему. Облив обретённый мухомор напалмом из неприкосновенного пузыречного запаса, Тилль прищурил глаз и запустил гриб вертикально, а затем отправил вслед ему длинную струю огня из почетной зажигалки. Окутавшийся дымным пламенем гриб взревел, как стартующий с космодрома международного класса Шаттл. Чудовищно разбухший контур явил собой Хиросиму в миниатюре.

Тем временем, двигающийся в правильном направлении Олли попал в засаду, устроенную журналистами. Обступив длиннющего басиста, как новогоднюю ёлочку, журнального дела валятели навели на несчастную жертву камеры и принялись тыкать в зубы микрофонами. Оливер принял это издевательство с примерным хладнокровием (на самом деле он онемел от ужаса). Крепко сжав губы, он упорно не хотел отвечать на каверзные вопросы вроде: «Как вам понравилось в Мексике?» и «Что вы ели на завтрак?». Тем более, что переводчика поблизости все равно не было. Геракл настолько увлекся изображением обморока, что подло уснул на месте, закопавшись в бурьян.
Пока специальный отряд журналистов (с самых низкорейтинговых телеканалов) обшаривал поляну на предмет экскурсовода, остальные пытались добиться от жертвы внятного ответа. С какой-то стороны отсутствие переводчика играло на руку Оливеру, так как у него сложилось особое мнение о Мексике, червяках в национальных блюдах и полуголых престарелых девушках, лезущих на стол. Басист всегда говорил правду и только правду, поэтому товарищи старались вообще не пускать его на любые интервью. В данный момент сдерживающая сила товарищей отсутствовала, и басист вполне мог погибнуть: разъяренная национальная гордость журналистов забила бы его микрофонами. За честность.

Шнайдер наткнулся на Рихарда – тот внезапно остановился, шевеля носом – знакомый запах пончиков с корицей (запах Тилля) перебивали многочисленные и чужие запахи (ассоциирующиеся с микрофонами, разгоряченными типами снабженными журналистскими бирками и скандалами). Рих и Шнайдер, которого чуткий нос лидер-гитариста, вывел к объекту N, случайно стали свидетелями пленения Оливера. Увидев издалека толпившихся врагов-журналистов, двое доблестно повернули назад и бысто спаслись влезши на дерево. Оттуда можно было безопасно подсматривать и подслушивать.
- По-моему, они что-то говорят про шарфик… - поделился результатами подслушивания Рихард с державшим его за ноги барабанщиком, услышав какое-то мексиканистое слово, которое на немецком звучало как «шарф».
Оливер тоже услышал слово «шарф» и задёргал глазом (на специфическом языке жестов басиста это означало бурную истерику). Засевшим на дереве товарищам было очень жалко Оливера, но что они могли предпринять?
- Шнайдер, должны же мы ему как-то помочь! – искренне горевал Рихард, болтаясь в полутора метрах над землей. – Ну придумай же что-нибудь!
- Как придумай, так сразу Шнайдер, - пыхтел в ответ ударник, пытаясь комфортабельно устроиться на ветвях и не выронить тяжеленького лидер-гитариста. – А сам?
- В ноутбуке нет инструкций по спасению товарищей из рук озверевшей толпы! – отбивался Рихард, шевеля пятками.
- А давай я тебя с дерева сброшу? – радушно предложил ударник. – Типа сверхсекретного оружия массового поражения?
Лидер-гитарист молча попытался извернуться и двинуть Шнайдера пяткой в ухо. На что барабанщик сделал вид, что роняет гитариста. Рихард взвизгнул, и тотчас пугливо оглянулся – он ведь не хотел привлекать к себе лишнего внимания.

Перед обалдевшим от взрыва Паулем появилась огромная злорадная физиономия, которая произнесла «Бу!» с таким видом, как будто её (физиономии) появление должно доставлять окружающим всенепременное счастье. Слегка потрясённый взрывом Пауль этой физиономии не признал, иначе он не стал бы делать того, что сделал. А именно – врезал оной физиомордии прямо в глаз…

Басист находился на грани помешательства, когда Провидение послало ему подмогу. Сначала издалека послышался какой-то невнятный шум, как будто отдаленный рокот приближающейся снежной лавины. Окружившая Оливера толпа внезапно прекратила извергать поток тщательно выстраданных вопросов. С каждой секундой непонятный звук нарастал, ввинчиваясь в мозг через все уши, включая среднее. Журналисты дрогнули и начали отступать. Оливер задергал вторым глазом, но отступать ему было некуда. Звук усилился до невыносимых пределов и…
Сквозь кусты прорвалось нечто, больше всего напоминающее хищный иглообразный нос сверхзвукового истребителя. Следом за ним, раздвигая зеленую стену всей своей грозной массой, прорвалось тело. Тело носило очки, обладало открытым ртом (из него-то и доносился жуткий звук), а так же неизвестным оружием, помещенным на правой руке. На первый взгляд оружие смахивало на фантазийную насадку для руки киборга-убийцы, только зелёное и с глазами.

Киборг-убийца взмахнул зонтиком и сделал рукой очередное раскручивающее движение, чтобы посредством силы тяготения оторвать озверевшее земноводное. Земноводное действительно оторвалось, оставив в покое изжеванный палец, и смертоносным зеленым болидом устремилось в сторону журналистов, раззявив мелкозубчатую пасть в угрожающем «Ква!!!» Журналисты хором завопили и бросились бежать, растеряв микрофоны. Оливер, опознав клавишника, мужественно упал столбом там, где стоял, хитро избежав таким образом, контакта с жабой. Та, по стреловидной траектории, устремилась вслед позорно бегущему врагу, а Флаке устремился к бревнообразно лежащему Оливеру.
- Подъем! – накинулся он на басиста.
- И все-таки шарфик… - басист явно бредил.
- Наплюй на шарфик! Надо бежать, пока ОНО не вернулось!
- А что, кто-то может вернуться? – со страхом спросил Оливер, тут же приподнимаясь на локте.
- Да хотя бы… - начал Флаке и замер.
«Шлеп-шлеп» - раздалось из леса. Клавишник побледнел и оглянулся. «Шлеп-шлеп» - прозвучало чуть ближе. Теперь уже оглянулся Оливер. «Шлеп-шлеп» - послышалось совсем близко. Флаке пнул Оливера, таким деликатным способом призывая его подняться. Басист исполнил просьбу, наступив Флаке на ногу, и теперь оба встревожено вглядывались в лесную зелень. «Шлеп-шлеп» - и перед глазами остолбеневших товарищей по несчастью явилась…
- ЖАБА!!
Издав сей вопль, Флаке воздействовал на басиста зонтом, и тот моментально поддался воздействию и… вознесся. Это гитарист и барабанщик оперативно выловили басиста и втащили его на дерево.
На взгляд клавишника мерзкое животное стало еще больше, явно кем-то пообедав. А из пасти точно свисал изжеванный кончик микрофона. Задумчиво прожевав остатки, жаба оценивающе оглядела Флаку и пришла к выводу, что это распробованный, но недоеденный десерт. Клавишник, прочитав в маленьких выпученных глазках кровожадные намерения, начал отступать, выставив перед собой зонтик. Жаба напружинилась и метко прыгнула, отпихнув защиту клавишника – тут же вцепилась в штаны Флаке, вместе с тем, что было в них одето. Клавишник мученически вскрикнул и стремительно побежал куда глаза глядят по хаотической кривой, распугивая попадающих в траекторию пробега журналистов.

Флаке поймать было сложнее – но они с этим справились. Со второй попытки. На дереве Оливер дрыгался и вскрикивал о шарфах, жабах, червяках и омерзительном климате. Пришлось его успокаивать: Кристоф нашел в кармане пожилую конфетку. А Рихард позволил подержать ноутбук, пока сам законный владелец ноутбука был опущен с дерева и, расставив клешни сильных рук ловил бегающего кругами клавишника. Отодрав от Флаке кровожадную лягушку, они по дереву перебрались на крышу склада. Лягушка, сброшенная вниз, просто так позиций сдавать не желала, поэтому начала нести торжественный караул внизу, мерно прыгая туда-сюда перед входом на склад.

Потоптавшись на крыше, четвёрка раммштайновцев нашла в крыше склада плохо укреплённую черепицу и проникла в здание склада. Где их встретил вооруженный до зубов Пауль. Он смерил новоприбывших хмурым взглядом. Тилль был тоже вооружен - фингалом – и от того очень опасен. Посмотрев на нерадостные лица двоих, четверо не стали выяснять, что произошло (хотя кто-то и пытался, но получил предупреждающий тычок под рёбра), вместо этого они принялись вооружаться и экипироваться.
Тилль заграбастал себе самый навороченный шлем, мотивируя произвол потребностью сокрытия фингала. Пауль покаянно закрыл глаза и убрал тянущиеся к шлему руки. Что произошло между этими двумя, никому так и не довелось узнать. Известно лишь, что после этого Тилль подарил Паулю цепь на шею, а Пауль никогда впоследствии с этим подарком не расставался.

* * *

Вооруженные курицей злоумышленники, то есть представители неведомой компании, мирно разговаривали под укрытием кактусов, как вдруг один из них замолк и уставился куда-то поверх кактусов и голов собеседников. Собеседники обернулись в ту же сторону… Медленно и торжественно над деревьями поднялся огромный красный… шарик. А под шариком, в лучших традициях Винни-Пуха, висел неопознанный вооруженный субъект. Субъект, зловеще сверкнув круглыми очками, залихватски щелкнул затвором и давай всех расстреливать очередями!
Злоумышленники, застигнутые врасплох, кинулись врассыпную. Тилль, злобно ухмыляясь, намотал верёвочку на кулак, опуская развед-зонд в виде Флаке на шарике. Группа ринулась в атаку, грозно вопя боевой клич (который у каждого был свой). Тилль, например, вопил: «За курицу!». «За Сталина!» - не отставал Флаке, передвигаясь плавными трехметровыми прыжками (помогала подъемная сила шарика). «Отдай кольцо!» - ревел Круспе, и ноутбук в его руках щерился безумным оскалом газонокосилки. «Отдай кольцо, проклятый Саурон!» - вторил ему Пауль, давясь смехом. «Отдайся Брахме!» - завывал Оливер. «Спасите Вилли!» - догонял Шнайдер, не придумавший ничего лучше этого лозунга юных гринписовцев.
Неприятель ответил: Psychogotcha! Psychogotcha!
Не ожидавшие такого отпора Раммштайн юркнули обратно в лес и там рассредоточились среди естественных укрытий. Враги единым фронтом двинулись вперед, уверенные в своем превосходстве.

Затаившись в буреломе, Тилль очередями расстреливал все попадающие в поле зрения объекты, горько сожалея об отсутствии под рукой пары десятков литров напалма (единственный маленький пузырёк разбил неуклюжий ритм-гитарист). Ах как бы весело горело и трещало, и взрывалось, и летело, и ругалось, и стонало, и сдыхало... Тилля посетила Муза. Уронив оружие, Линдеманн достал писательские принадлежности и быстро забегал карандашом по бумаге. Доселе удерживаемый им за веревочку шарик освободился и взмыл в небесную синь. Флаке под шариком хотел было завопить от страха, но потом передумал, нацепил боевое выражение лица и открыл сплошной огонь.

Пауль, блуждающий в кустах со зверствующим выражением торчавшего из под шлема лица, наткнулся на неприятеля. Неприятель Пауля не заметил, так как предприимчивый гитарист, будучи и так небольшого роста, присел на корточки и умудрился затеряться в невысоких и чахлых от жары зарослях. Замочив неприятеля, Пауль злобно захихикал, сделал шаг, попал в капкан-ловушку, и теперь болтался в трёх метрах над землей кверху ногами. Временами он постреливал в пробегающих противников, давая понять, что повержен (или наоборот - возвержен), но еще не побежден окончательно. Сбить его не могли, так как гитарист начинал раскачиваться, как огромный маятник, ускользая с линии огня.

Воздушная атака со стороны Флаке на шарике захлебнулась, когда неприятель плюхнул жидкой краски прямо в раззявленную в героическом крике клавишниковую пасть. Флаке выронил ружарик, пытаясь отплеваться от краски и протереть залепленные очки. В то время неприятель коварно подбил раммштайно-авиацию – они лопнули шарик. Результат, однако получился непредсказуемый – лопнутый шарик со свистом «усвистал» по странной траектории неизвестно куда, оставив преследователей с носом.

Рихард, рыча, расправлялся с неприятелем при помощи верного ноутбука. Побитые, укушенные и пожеванные ноутбуком противники, спасались от разъяренного гитариста, прячась за кактусами. Но Рих достал их и там. Завывая не хуже Кентервильского привидения, он загнал неудачливых оппонентов на самую верхушку кактуса, и теперь ходил вокруг, злобно клацая ноутбуком, не позволяя слезть врагу с колючего насеста. Враги плакали, кололись, но продолжали насиживать кактус. Мимо них лихо посвистел лопнутый шарик с Флаке. Рихард бросил кактусозаседателей и побежал за клавишником. Ему хотелось активных действий.

Басист гнал перед собой врагов при помощи выдранной из забора жерди. Косил их как траву. Или травку. Как вдруг услышал над собой знакомый голос. Удивлённо задравши вверх лицо, Оливер встретился глазами с ритм-гитаристом. По басистскому лицу расползлась предательская ухмылка – Оливер вспомнил про шарфик. И возжаждал мести.
- Привет Олли, - обрадовался перевёрнутый Ландерс, принимая зловредную гримасу басиста за приветливую улыбку. – Помоги мне, пожалуйста.
- Уиии… «Пожалуйста», подумать только! - Оливер аж взвизгнул от счастья, наблюдая болтающегося над землёй обидчика шарфиков.
- Ну давай, снимай меня отсюда, - нетерпеливо задёргался ритм-гитарист, не ожидая от друга подлянки.
- Зачем? По-моему ты и так неплохо смотришься, - Оливер развернулся, притворившись, что уходит.
- Оливер, я не шучу! – теперь Пауль забеспокоился. - Так нельзя!
Басист придвинул свой нос к носу Пауля и, сузив глаза, спросил:
- А моим подарком дверь заматывать можно? Ты же знаешь как я не люблю вязать!
Пауль закатил глаза, увидел землю под собой, вздохнул и открыл рот для признания (заключавшегося в том, что на пресловутой двери сломался замок и дверь всё время открывалась от сквозняка, а оливеров подарок очень кстати пригодился держать дверь закрытой, защищая ценного гитариста от коварных сквозняков).
Однако страшному признанию так и не суждено было покинуть ритм-гитариста. Ибо внезапно ему пришла помощь свыше в виде аэро-Флаке, который с лёту врезался в дерево, державшее Пауля.
Прибежавший следом за летающим клавишником Рихард наткнулся на Оливера, который с недовольной гримасой наблюдал переплетённую, постанывающую композицию Флаке энд Пауль в верёвочном спагетти, приправленном обрывками шарика.
- Какая приятная встреча! – завопил Рихард, приветственно раскрывая ноутбук.
- Я бы так не сказал, - процедил сквозь зубы Оливер, плотоядно поглядывая на композицию и делая пальцами характерные вилковтыкающие и ножеразрезающие движения.
Рихард талантливо прикинулся глухим и дебиловатым. Рассыпая вокруг себя смех, счастье и улыбки (потом о них не раз спотыкались резервные части противника) он старательно выгораживал ритм-гитариста, слипшегося с Флаке. У Рихарда был корыстный интерес – не дать Оливеру открыть вакансии на место третьего гитариста в группе. А вдруг очередной претендент окажется конкурентоспособным?
Вняв цветистым речам ноутбук-коллеги, Оливер с кислым выражением лица стащил с дерева трепыхающийся кокон. Флаке тут же выскользнул на свободу, а Пауль, напротив – затаился в глубине веревочно-шарикового убежища, предпочитая пересидеть в укрытии.
- Все за мной, господа! – провозгласил Рихард, устремляясь в одному ему известном направлении.
Оливер хмыкнул, взялся за веревку и нетактично поволок кокон с начинкой из Пауля по ухабистой просеке между деревьями. В коконе молчали, но двадцать метров спустя не выдержали и зарадировали просьбами о досрочном помиловании. Поняв, что амнистии не будет, обитатель кокона начал взывать к общественности.
- Господа! Спасите ценный экземпляр гитариста! – из последних сил острил Пауль.
- И в снеееег, и в ветееер, и в звееезд ночной полееет! – фальшиво и Очень Громко напевал Оливер, перекрывая доморощенного остряка.
Ему было приятно осознавать, что он волочит Пауля, словно воздушного змея на веревочке. Или, например, шарфик. Оливер осклабился и свернул на узкую тропинку между колючих кустов (не кактусов!). Пауль начал репетировать вокальный номер «Орущие в терновике».
- Вижу Музу, - театральным шепотом определил Флаке, делавший вид, что не слышит завываний из кокона. – Где тетки с арфами витают, там наш поэт – то всякий знает! – продемонстрировал он собственные поэтические способности.

В кустах у Тилля кончилось вдохновение. Муза испарилась с тихим шипением. Невозможно описать физиономию поэта в этот момент (хотя многие авторы и пытались). Линдеманн истово веровал в Бога – он верил, что Бог жуткая сволочь. Но когда пропадает вдохновение кому ещё обратиться за помощью? Тилль склонил главу в молитвенном экстазе. И Бог его услышал (он всегда слышит, но иногда притворяется глухим). И послал Бог своего агента, то есть, ангела… Ангел правда был какой-то не белый, да и порядком ощипанный, мелковатый и кудахтал. Но Тилль был непривередлив. К его удивлению, агент национа… ангел почему-то свернул в другую сторону.
Это Кетцалькоатль, перегрызя прутья решетки, выбралась из заточения, и первым кого она заметила, был Шнайдер. Курица издала крик радости и, величественно переваливаясь, буквально поплыла к ударнику. Словно Титаник.
- Не стрелять! - басом взревел Тилль, деморализуя мощью голосвых связок вероятностного противника.
Противник с шорохом и шелестом начал опадать в кустах. Спокойно и неторопливо, словно осенние листья. Курица обрадовалась такому повороту дела и бросилась в объятья ударника. Тот закочевряжился, начал отбиваться, но Тилль-то знал, что на самом деле... на самом деле... У вокалиста просто волосы вставали дыбом от такого товарищеского предательства. «Айферзухт!» - собственным голосом металлически проскрежетало у него под сводами черепа.
- Точно! – лихорадочно прошептал вокалист. – Ты умнее – я съем твои мозги, ты прекрасней – в ремни разрежу.
- Уйди, противная! – кокетливо отмахивался от птичьих приставаний Шнайдер неподалеку.
- Так не доставайся же ты никому! – прошипел Тилль, погружаясь в кусты, словно ядерная подводная лодка. – Тьфу, нет, не то. Ага, вот. Так умри же, коварный соблазнитель! «И одною пулей он убил обоих и бродил по берегу в тоске»… - всхлипнул Тилль и передёрнул затвор.
От ружья отвалилась какая-то важная часть, упала на ногу вокалиста и затерялась в кустах. Тилль, чертыхнувшись, полез на поиски…
Курица закудахтала и игриво вспорхнула на обрубок сосны, удачно минуя колючие кактусы. Откуда перепрыгнула на обломок дуба, потом на огрызок осины… И так непринужденно заскакала по древесным останкам куда-то в направлении неприятельской базы.

- Нам любые лужи по колено! – бесшабашно заорал Шнайдер Воинствующий, выскакивая на чистое пространство и снимая противника короткими очередями от бедра.
Противник в кустах хрипел и героически помирал целыми вязанками. В конце должен был остаться только один. Подставив всех товарищей под бесславную смерть, этот самый один, самоотверженно принял последний выстрел на грудь и, оседая в танце подстреленного лебедя, нажал на курок… Шнайдер уже размахивал автоматом, выкрикивая что-то победное и ликующее, товарищи стройными улыбчивыми рядами высовывались из кустов, когда по лесу неоправданно громко разнесся звук одиночного выстрела, и Шнайдер с несказанным удивлением почувствовал, как что-то тупо и больно ударило его в живот.
Он опустил взгляд в район седьмой чакры (это чуть ниже пупка)… Мир поблек, теряя краски. По его животу расползалось темное пятно. И Время замедлило свой бег. Шнайдер перевел недоумевающий взгляд на обалдевших товарищей, странно всхлипнул и завалился на спину. Лицо побелело до синевы, заострившийся нос уставился в безмятежную лазурь неба.
- Неееет… - вытянув руку кинулся к умирающему (!) Рихард, не заметив, как падает наземь драгоценный ноутбук.
Кто-то, ахнув, схватился за покрытые щетинкой щёчки…
- Господи… ребята, я умираю, - простонал Шнайдер.
Пауль рухнул на колени рядом с одногруппником, схватил его за холодеющую руку и запричитал:
- Дорогой Шнайдер! Ты всегда был моим лучшим другом! И теперь я хочу тебе признаться… я никогда не мог решиться на это, но теперь…
- Ой не могуууу… - в тон ему завыл Рихард, роняя слезы на кусочки ноутбука
- …я только хотел сказать, - продолжал Пауль, - что все эти глупые розыгрыши… все эти подпиленные ножки стула, клей в ботинках…
- Я все прощаю, - севшим голосом проговорил Шнайдер.
- Нет-нет, это еще не все!
- Куда уж больше-то… - Флаке горестно прижал к груди за неимением шляпы зонтик.
- …И пусть путь твой к Небу Верховному будет устлан цветами лотоса… - сдерживая слезу начал отпевать друга Оливер, доставая из рукавов ладан, свечи и мини-молитвенник.
- Что ты ерунду всякую городишь в такой ответственный момент! – не выдержал Тилль (у него даже ирокез увял).
- Так вот, дорогой Кристоф, - продолжал Пауль, не обращая внимания на окружающих. – Все это… это все делал… Тилль!
- Тилль? – удивился Шнайдер.
Тилль поспешно принял отсутствующий неземной вид.
- Ты его покрывал? – продолжал поражаться ударник. – Но зачем?
«Это слэш, хи-хи-хи!» - отразилось и ехидно забегало по кустам. (кто пропустил?! – прим. ред.)
Тилль синхронно забегал глазами.
- Шнайдер, ты не отвлекайся, - залебезил он. – Всё это несущественно, да и дело то житейское…
Время вернуло своё обычное течение и мир вернул назад свои краски. Умирающий опустил взгляд на свой живот.
- Почему у меня кровь зелёная!? – раздумав помирать, оскорблено завопил Шнайдер.
Тилль спрятал баллончик с зелёной краской за спину и притворился кактусом.
- Ты всё испортил – я почти рыдал! – рассердился на фальшивого мертвеца Флаке.
- Ах, какая была душеПищательная сцена, - Пауль утер рукавом нос.
- Болван! Смотри, что стало с моим ноутбуком, а ведь это последняя модель, между прочим денег стоит немалых! - меркантильно разорялся Рихард, потрясая останками ноутбука.
- Я из-за тебя новую палочку ладана начал и свечу потратил, - вторил ему Оливер. – Когда следующий раз помирать будешь, уж я-то похлопочу, чтоб тебя в баобаб переселили! На пару сотен лет! Баобаб живет без баб! - в истинно паулевской манере закончил он.
Шнайдер открыл рот, возмущенный товарищеской неблагодарностью.
Лучшей защитой всегда было нападение.
- А вы что хотели, чтобы я правда умер!!! – заорал он в ответ. – Один в ботинки клей наливает, другой его выгораживает, третий повёрнут на ноутбуках, четвёртый угрожает!!.. - тут Кристоф брыкнул ногой в сторону знатока интимной жизни баобабов.
- Так кто виноват? – коварно задал вопрос Флаке.
Тут пять раммштайнофизиономий, все как одна, повернулись, подобно стрелкам компаса, в сторону шестой. Пять обвиняющих взглядов уперлись в Тилля. С очками Флаке – шесть. С линзами Рихарда – семь. Для чувствительной натуры вокалиста это было чересчур.
- Это типа, у каждого свой цвет крови… то есть краски, - пытался отбрехаться Тилль, - вот. А это всё случайность, - продолжал он врать, заталкивая ногой баллончик в вырытую в песке ямку.
Тема своего цвета краски вдохновила Раммштайновцев и отвлекла их от неприятных для Линдеманна разборок.
Рихард напыжился, разглядывая пятно голубой краски на рукаве.
- Голубая кровь! – провозгласил он с аристократическим выражением лица.
- А у меня желтая… - скромно вставил клавишник.
- Это кровь? – подозрительно принюхался Шнайдер.
- Это мохмффа… - на оливеровы уста было срочно наложено вето в виде паулевй руки.
- Желчь! – определил Пауль, решивший пощадить достоинство друга.
- Фуу!.. – брезгливо отодвинулся Рихард.
- Так что прочь с дороги! – выпендрился клавишник. - Не то худо будет!
- Засссффх…- прорвалось сквозь вето.

- Господа! – разнесся над лесом дрожащий голос, усиленный мегафоном.
Раммштайн опознали в этом голосе своего экскурсовода.
- Уу, перебежчик, - злобно пробормотал Пауль, передергивая затвор.
- Господа, вы победили! – увещевал голос. Но раммштайновцы ему не поверили.
- Заманивает, - авторитетно сообщил Флаке, потрясая подстреленным шариком.
- А тебя, гадина, мы будем топить в краске медленно и мучительно! – громко озвучил общественные идеи Рихард.
- Мы вернём вам Кетцалькоатля, - последовало заманчивое предложение.
- Моё! – взревело что-то в коллективной душе Раммштайн и бросилось забирать Своё.
Сбив с ног, помахивавшего Кетцалькоатлем Родригеса, Тилль и Шнайдер принялись делить добычу, тягая птичку в разные стороны.
- Стойте, так нельзя! – Пауль взял на себя роль арбитра. – Понимаете, - проникновенно начал он, - это как судьба. Пусть Кетцалькоатль сама выберет себе хозяина.
- Какая судьба?! – закричал Шнайдер. – Это курица!
- Это моя курица, - уточнил Тилль.
- Давайте эта курица будет нашим талисманом, - предложил Оливер. - Как у бейсболистов.
- Уси-пуси, - сюсюкал Рихард, стеклянными глазами поглядывая на кольцо и протягивая жадно скрюченные пальцы к чужой «судьбе».
- Я думаю, что будет справедливо, если «приз» сам найдет себе владельца, - вынес приговор Флаке. – Тилль, желаю удачи, - озвучил он свои симпатии. Осторожно положив курицу на землю, раммштайновцы отошли в разные стороны. Рихард в бессильной ярости щелкнул костяшками ноутбука и отступил вместе со всеми.
Перед Кетцалькоатлем встал мучительный выбор. Неискушенная птичка буквально разрывалась между двумя претендентами на ее лапу и желудочки. Наконец, курица отчаялась и громким кудахтаньем предложила свое решение проблемы. Одногруппники с ненавистью переглянулись. Ведь Кетцалькоатль предложила сравнить святое – так сказать, предмет мужской гордости и достоинства, тщательно лелеемый обеими соперниками. После некоторых раздумий, признаки были предоставлены на осмотр. Кетцалькоатль побродила вокруг да около, практически прикасаясь к оцениваемым предметам, потом все-таки решилась и потрогала крылом, проверяя степень жесткости. После тактильной оценки курица торжественно заквохтала, указывая окольцованной лапой на избранника. Победа осталась за Тиллем, а Шнайдер с позором бежал с поля сравнения. Ибо у вокалиста ирокез все-таки был больше.

Напряженная сцена дележа добычи осталась в прошлом и раммштайновцы снова обрели хорошее настроение и спокойствие духа. Рихард кинулся поздравлять победителя, по-дружески обнял его правой рукой и одновременно начал стаскивать с зажатой между двумя огнями курицы ворованное кольцо – соответственно, левой рукой. Курица вякнула, но гитарист нажал широкой грудью, и птица заткнулась. Содрав личную драгоценность с полураздавленной курицы, гитарист счел уместным прослезиться и, наконец, оставить Линдеманна в покое.
Тилль, придя в себя и прижав к лицу спасенного Кетцалькоатлья, предался ностальгическим воспоминаниям, как на заре своей карьеры они воровали кур с грядки. Сугубо городской житель – Шнайдер, вслух усомнился в том, чтобы куры росли на грядке (хотя в детстве был уверен, что булочки растут на дереве).
- А я не говорил, что они там прорастают, - возразил Тилль. - Они там пасутся – червяков ищут и лесопосадки портят, - объяснил он, сморкаясь в курицу. - А каким концом булочки росли на деревьях?
- Торцом, - сентиментально ответил Шнайдер. – Как грибы.
Остальные впали в ступор. Если куры на грядке и булочки на дереве еще можно было списать на временное куриное умопомешательство, то грибы выводили все в плоскость клинического расстройства.
Начинающуюся биологическую дискуссию прервал один из оставшихся в живых журналистов. Он бочком подкрался к группе, предупредив о себе интеллигентным покашливанием. Флаке нервно дернулся и тут же задергал пальцем, давя на невидимый курок. Журналист побледнел, но видение своей фамилии на передовицах газет не давало ему покоя. Поэтому он сосредоточился и на неожиданном дойче завел известную песню всех времен и народов. В ней фигурировали такие слова как «интервью», «имидж», «рейтинг», «поклонники» и прочие специальные термины, означающие его профессиональную ориентацию.
- Ну хорошо! – прервал унылый речитатив Тилль. – Только я буду делать ЭТО лежа.
- А я сидя! – подхватил Рихард, запихивая в недра искореженного ноутбука драгоценное кольцо (курица, спрятавшись запазухой Тилля злобно оттуда покудахтывала).
Журналист истово закивал, что ja-ja, Великим и Ужасным будут предоставлены комфортабельные подушечки для сидения и лежания на неровных поверхностях. Моментально превратившись в репортера с места событий, он повлек группу к живописно лежащему стволу дерева. Возле дерева группа долго гнездилась, капризничала и временами дралась за лучшее место. Наконец, подушки были расхватаны и, в виде завершающего элемента композиции, чуть в стороне возлег Тилль. Кверху пузом.

Репортер, окруженный сиятельными персонами в камуфляже, счастливо вздохнул, обозрел внутренним взглядом грядущую славу, и ослепительно улыбнулся в камеру, наугад сунув микрофон в одну из Раммштайносторон.
Слово взял Пауль. Он вдохновенно рассказывал в камеру, как победил всех и вся, приписывая себе изрядную долю подвигов. Иногда в разговор влезали Рихард с Оливером, подбубнивал Шнайдер или величественно изронял пару слов Тилль. Флаке молчал с научным видом. Все слова (и внушительное молчание) сводились к восхвалению себя любимых, поэтому закадровый перевод был громким и отчетливым. Заглушая нелицеприятный немецкий оригинал, переводчик разливался в якобы дифирамбах Раммштайн к Мексике, попутно восхвалял национальную кухню, описывал приветливых жителей и пространно благодарил организаторов игрового побоища.
- И теперь я хочу домой, покинуть эту гребанную страну, с ее гребаными жителями и такими же гребаными забавами! Дайте мне билет на нормальный самолет, а не местное угробище! – ослепительно улыбаясь, закончил Оливер.
- Мы благодарны судьбе, что она закинула нас в эти живописнейшие края, предоставила возможность познакомиться с богатейшей культурой и хотели бы как-нибудь снова попасть сюда! Ведь мексиканские фанаты – самые лучшие фанаты в мире! – с ликующим оттенком перевел голос за кадром и бурно сам себе зааплодировал.

На таможне раммштайновцам пришлось сражаться с таможенной службой. Мексиканские чиновники обвинили группу в вывозе редких животных. Пришлось вмешаться Гераклу, который остановил рукоприкладство со стороны группы и объяснил, что это не редкое животное, а всего лишь курица, поигравшая в Психогочу. Курица воинственно клекотала, раздувала зоб и по-боевому скребла лапой.

Постскриптум.

С тех пор раммштайновцы чуть ли не в каждом интервью говорили Как они Любят Мексику. Кетцалькоатля они взяли с собой в Германию. Оливер утверждал, что Кетцалькоатль является их талисманом. Пауль украдкой крестился и уверял, что это Судьба. Клавишник шутил, что это линдеманнова муза. Шнайдер ругался и говорил всем, что это ведьма в курином облике и надо её сжечь, а ещё лучше испечь, зажарить и съесть. Добренький Рихард возражал, говоря, что нельзя этого делать, потому что Кетцалькоатль теперь им как ребёнок. Говоря так, Рих имел обыкновение дышать на перстень, тереть его об куртку, а потом, вытянув руку, любоваться игрой света на драгоценных гранях. А Тилль вверг всех в ступор, сказанув однажды, что Кетцалькоатль – самурай.
Что по этому поводу думала сама Кетцалькоатль, оставалась загадкой. Тилль купил домик в Макленбурге - специально чтоб любимая птичка не травилась выхлопными газами в городе. Птичка нагло пользовалась линдеманновым расположением и весело проводила время в мирной (в прошлом) деревеньке, пугая кошек, терроризируя местных жителей и гоняясь за собаками. На обед она требовала только мексиканскую кухню, отведав которой, превращалась на время в огнедышащую курицу (к линдеманновой радости и умилению). Приходила домой за полночь, хотя вставала с петухами (а, возможно, и ложилась – но бдить непорочность девы куриного племени было некому), однако нести исторический продукт – яйца – решительно отказывалась. Нанятая Тиллем бабулька отчаянно горевала по этому поводу, потому нещадно пилила Линдеманна каждый раз, когда он приезжал на куриную свиданку. Вокалист отмахивался от куриной няньки кредитной карточкой. В общем, у бабульки появилось подозрение, что курица была вовсе даже петухом.

В кустах, затаившись с карабином наперевес и дожидаясь своего часа, дежурил Шнайдер…

  Количество комментариев: 13

[ добавить комментарий ]    [ распечатать ]    [ в начало ]