 |
RaMMкоММуналка
Это было обычное Берлинское утро, не обещавшее быть примечательным… но тут атмосферную гармонию похоронил душераздирающий звук сирен, и колонна пожарных машин со свистом понеслась к месту… катастрофы!
- Господа, вы только посмотрите, ЧТО твориться! Неужели случилось ужасное! Мы только что стали свидетелем пожара, начавшегося в штаб-квартире нашей легендарной, любимой, незабвенной… эээ ….группы Раммштайн, - носился с микрофоном между пожарными представитель профессии «ошпаренной фантазии», за ним еле успевал тащить аппаратуру оператор, мечтавший уже чтоб его напарника придавила какая-нибудь горящая балка.
- И вот мне кажется… сообщают, что ЕСТЬ жертвы! Так… НЕТ? Какого черта вы мне срываете сенсацию…я требую жертв! Звездных жертв! - приставал он к угрюмому пожарнику просто делающему свое дело. В конце концов, не выдержав напора кровожадного журналиста, тот обдал его мощной струей, чтоб он умерил свой профессиональный пыл…
- Чтоб ты сгорел, - донеслось в сторону пожарника из-под подмокшего имиджа. – Где погорельцы?… Может вы нам все объясните? – задрал он голову он к внушающей доверие фигуре, в задумчивости чесавшей закопченную лысину.
- Да, нехорошо вышло! - эта была вся исчерпывающая информация по интересующим СМИ вопросам. Но тут неожиданные вопли несколько разнообразили обстановку классического тушения пожара:
- Пустите меня немедленно… я должен ее вытащить… бесценная… О, боже!… Убью, если не дадите мне туда вернуться! - надрывался на всю кхе-кхе-штрассе мужчина в изорванных в результате постоянных вырываний из заботливых рук пожарных штанах и опаленным ежиком на голове.
- Гражданин, поймите это не возможно… все здание охвачено огнем… Нам очень жаль, но мы уже ничего не сможем сделать!
- Ничего не желаю слышать… верните мне ее!
- Ваша жена или подруга уже наверняка погибла от угарного газа… остается смириться с потерей!
- Жена? Да к черту ее! Верните мне немедленно шкатулку из гостиной... у меня там заначка с концертов!.. аааа!
- …?! МЕДПОМОЩЬ! СКОРЕЕ!
- Я могу помочь? - осведомился у борющегося комка тип с двумя барабанными палочками за ушами и самим барабаном за спиной (собственно, остальное Шнай и не собирался спасать).
- Вы медбрат?
- Нет, я скорее его одногрупп!
- Тогда сдаем вам в руки… - наконец-то удалив от себя источник сотрясания воздуха и героических порывов по спасению материальных ценностей пожарники наконец-то приступили к тушению.
Кристоф поволок находящегося на грани истерики чувствительного Рихарда до ближайшей каталки, тем самым лишив неугомонного журналюгу и этой добычи. Но тут же его воистину пытливый глаз разглядел закутанного в одеяльце в шашечку негритенка с каким-то печальным восхищением смотрящего на догорающее зарево… Недоумевая, что могли здесь потерять представители республик «третьего мира», под напором безумного «узнать, рассказать и показать» он подскочил к нему:
- Может, вы нам все расскажeте?
- А почему бы и нет…
- НЕТ? – закипел папарацци, уже грызя собственный микрофон… Да я тебя щас со всех ракурсов засниму нелегал!.
- Ладно, ладно! Э, значит, я родился в ГДР у бабушки, когда мои родители жили в Белоруссии…
- К делу БЛИЖЕ!
- А! Да неудачный опыт со спичкой… - и негритенок обдал интервьюера лучезарным белозубым оскалом, свидетельствовавшим о том, что разговор исчерпан.
- Молодой человек. Что вы хотите? - донесся сзади интеллигентный голос с ученой степенью.
- Вообще-то узнать: что случилось?
- Узнаете из газет!
- Так я сам журналист!
- Ну тем более… вам даже газет покупать не придется!
После такой убийственной логики, репортер понял, что сегодня видно не его день, и поэтому, сожрав таблетку валидола и в сердцах заплевав асфальт, он схватил подмышку своего замученного оператора, погрузился в фургон и, решив переквалифицироваться в комментатора курса доллара, укатил в телецентр…
- Ребят, вы извините, что так… - к группе «негритенок + интеллигент» в задымленных очках пошел Тилль, все еще сжимавший запал в могучей руке.
- Да ничего страшного, Тилль… Просто ты, ДЕТИНА БЕЗМОЗГЛАЯ, оставил нас БЕЗ ОБЩЕГО ЖИЛЬЯ!
- Ребят, но я правда думал, что так… - Тилль в смущении зашаркал ножкой по песочку.
- Индюк тоже думал!
- Кто-нибудь звонил Якобу? – поинтересовался у компании «виновник + судьи» Шнайдер, на минуту покинувший Риху в его скорби по шкатулке.
- Да! Якоб нас спасет! – оживились Пауль и его память.
- Ребят, ну вы меня простили..?
- Да что поделаешь!..
- Звоните же Хельнеру.
- Да не требуется… вспомнишь, гм - вот и оно! - и Шнай бровью указал на притормаживающий у пожарища якобский «Порш», откуда выпрыгнул на удивление разъяренный «отец Раммштайна» ( изжеванный в ветошь галстук от Гучи свидетельствовал о том, что чаша терпения у Якоба давно плескала через край).
- Якоооб! Благоверный наш спаситель! – зачирикали соловьями Шнай и Полик.
- Ангел-Хранитель, ты прилетел, чтобы выручить нас, - смахнул навернувшуюся крокодилью слезу Олли.
- Не забывай, мы уже почти десяток лет вместе! - подкрепил фактурой льющиеся рекой панегирики Флаке.
- Драгоценный наш! – надрывался с носилок Рихард.
- ЦЫЦ! Да я вас щас всех… тут… в одной братской могиле! - задохнулся от потока славословия Хельнер.
- Прошу вечного огня на средства звукозаписывающей компании, - хотел пошутить Пауль, но тут же юркнул за раздолистую спину Тилля, испугавшись сверлящего взгляда Якоба.
- Кто? Кто виноват?
- Это Рихард курил в постели! - раздалось у Тилля снизу.
- ЧТО!? – подскочила на носилках ожившая гора возмущения и бросилась вязать из Пауля узлы.
- Да ничего! Не хочу с тобой в одной могиле лежать, ты мне и в земной жизни покоя не даешь со своей вездесущей креативностью. Мог бы и пожертвовать собой ради группы! Индивидуалист нес…ссс..частный!!! - уворачивался от расправы Полик, прячась у Тилля между ног.
- Убью!
- Заткнитесь! Еще раз! КТО ВИНОВАТ? – усилил нажим и сверлящий взгляд Якоб.
- Так вышло, - попытался отмазаться Шнай.
- ПОДРОБНЕЕ!
- Тилль, сколько раз я говорил тебе, чтоб ты не покупал вьетнамские петарды! - Флаке мудро решил подставить под нож фронтмена, коль тот действительно провинился.
- Так вот откуда веревочка вьется…
- Да все виноваты! – решил всех подставить Оливер, также мудро посчитав, что казнить одного Тилля несправедливо, раз все они - одно целое.
- Тогда все и ответите! – Якоб еще мудрее решил ввести принцип групповой поруки.
«Порученцы» даже стали шарить глазами по сторонам в поисках симпатичненького местечка для сна вечного где-нибудь под липкой. В это время Якоб, словно вулкан, извергал проклятия:
-Вы мне все отбатрачите на концертах… шкуры спущу… никаких уикендов, катания с гор и серфинга в океане… Только студия два на три без окошка! А в углу параша!
- Но Якоб… где нам сейчас жить-творить? - робко попробовал прощупать почву Шнай.
На даже не лице продюсера заиграла злорадная улыбка - пришло время отыграться за ВСЕ!
- Это ваши проблемы, - и круто повернул к «Порше», продолжая бурлить по поводу тысяч евро, брошенных на ветер.
- А кредитик можно? – не унимался никогда до конца не унывающий Полик.
Ответом ему были хлопнувшая дверь и визг удаляющихся шин, умчавшихся на переговоры с начальством.
- Вондерфуль! Попадись вам навстречу банановая кожура, пьяный полицай и сломанный светофор на перекрестке! - гаркнули им след глотки погорельцев.
- Чур, вон тот мусорный бак мой! - поспешил обстраиваться в своем новом статусе Полик.
- Совсем что ли…
- А что надо же о жилье думать!
- Так еще не все потеряно! Рих звони Эму!
- У меня два цента!
- РИХАРД!
* * *
Пять минут спустя…
- Эму, дорогой, ты просто чудо! Теперь я не буду называть тебя чумазым негром! – улыбался в трубку не менее чумазый Рихард. - Ребят, я обо всем договорился! Жилье у нас в кармане! - Рих прямо сиял от сознания того, как ему все обязаны. - Оно ждет нас на кхе-кхе-штрассе! И тут же поразился глубокому скептицизму на лице сотоварищей. – Что?
- Ты хоть прикинь где это?
- Не может быть!
- Поменьше в Нью-Йорке торчать надо!
- Ладно ребят. Кто что спас - взяли и потащили!
* * *
Спустя полчаса…
Группа беженцев после подавления незначительного конфликта в трамвае счастливо добралась до места назначения. Их взору открылось напоминавшее… да, впрочем, чего там говорить, стандартная панельная коробка с низкими потолками, обшарпанный подъезд и огромная плотность населения на каждый квадратный метр!
- Кажется, здесь… или может…
- Да… раскошелился Эму… я так и знал, что он еврей!
- Дзинь! - издал предсмертный вздох звонок, после чего и сдох окончательно.
- Вам кого? – открылась дверь и оттуда выглянула сердобольного вида старушка.
- Мы ваши новые соседи!
Старушка оценивающее оглядела новоприбывших с ног до головы:
- Если ваши мандарины или бананы стухнут в коридоре… Мы вас выживем отсюда!
- Мандарины?
- Ну, я не знаю, чем вы собираетесь торговать на рынке… кстати, мечеть через два квартала.
- Тетушка, да мы истинные арийцы!
- Что!? Вир зинд алле антифашистен! Прочь от сюда! Зря я, что ли, с мужем Берлин брала! - и хотела хлопнуть дверью перед незадачливыми новоселами, как неожиданно вперед высунулся Шнай:
- Мамаш! Да мой отец Рейхстаг бомбил!
- Да? Тогда милости просим!
- Рейхстаг? – зашипели за спиной Шная пораженные голоса, сквозь которые прорывался сарказм Пауля («не знал, что у Криса был отец, я думал, его нашел в капусте обдолбанный аист!»).
Отметив про себя обязательно устроить «темную» зазнавшемуся гитаристу, Шнай с победным видом вошел в прихожую:
- Между прочим, можете оставаться на УЛИЦЕ! - последовало оттуда, и волна обсуждения родословной Шнайдера мгновенно спала, и все повали в новое убежище.
После кратенького на 2,5 часа погружения в историю Второй Мировой за двадцать одной кружкой чая, во время которого Шнай доврался до того, что его отцом оказался никто иной как сам Штирлиц, чем привел в неописуемый восторг пожилую фрау Марту (все-таки знал Кристоф ключи к сердцам дам), началось наконец расселение.
Глава коммунальной общины предоставила в распоряжение потомкам знаменитого разведчика целых три комнаты – случай беспрецедентный в истории коммуналки № 89 Тилль взвалил на свои плечи нелегкую функцию дележки апартаментов.
- Рихард будет жить с Паулем!
- Ни за что! – заголосили оба.
- Из-за этого субъекта (тычок в сторону ритм-коллеги) я не смогу разместить свое трюмо!
- ЦЫЦ! Папка знает что делает! Кто о вас, оболтусах, еще позаботится! …Так, значит 2-я комната… что опять не так?! Флаке кончай бубнить… слишком узкая? Да и вы с Оливером не шибко широкие! Уместитесь, я сказал! А третья комната – МОЯ!
- А я? – промычал опешивший ударник.
- Ах, да… Шнай… - Тилль в задумчивости почесал ту свою область мозга, которая отвечала за оперативное мышление, - ммм… ввиду того, что Рихард в комнате с Паулем устанавливает трюмо…ты подселишься к Флаке и Олли!
- А ты, значит, ОДИН! - насупился Крис.
- Ну, если желаешь наслаждаться переливами моего храпа - пожалуйста! - с деланным безразличием и лисьей ухмылкой произнес «квартирный агент».
Шнай, задетый до глубины своего человеческого существа подобным цинизмом, впихнулся с Флаке и Оливером в свою «метр на метр» и хлопнул дверью. Началось обустройство и новая жизнь на новом месте...
К деталям обустройства:
В комнате Рихарда и Пауля посередке пролегала «государственная граница», прочерченная Рихардом густой белой краской, стояли пограничные столбы, а посреди – стол переговоров, также разделенный на две части. На каждой из половинок красовалась эмблема «суверенного государства»: у лидер-гитариста – голубой флажок с перекрещивающимися тушью и зеркальцем с гитарной каймой и надписью «Круспеленд», а у его ритм-коллеги – медвежонок в серьгах и бутылкой «Абсолюта» на желтом фоне с надписью «Пауляндия». Ввиду того, что оба жильца курят, их комната уже успела наполниться сигаретным дымом, а также насыщенным ароматом Рихардовского «Живанши.Париж». Кровать у Пауля лидер-гитарист успел конфисковать, ссылаясь на то, что доктор не разрешает ему спать в продуваемой местности, тем более на полу. Так как в комнате была всего одна спартанская кушетка, то Паулю пришлось довольствоваться матрасом, на который он постели сверху спасенное одеяло в шашечку и как подушку положил резинового Покемона, подаренного ему любимым сыночком со словами: «Папа, кажется, этот пучеглазый субъект похож на тебя!»
В комнате «Олли+Шнайдер+Флаке» было более демократично с разделом сфер влияния: каждый получил свой законный угол, а четвертый был приспособлен под Промхимгомеопат-кооператив, где сосредотачивались стратегические запасы благовоний, маковой соломки, пакетики с травкой, склянки, учпособия и постеры Кришны, Вишну и т.д. Так же полкомнаты было отведено под книжную полку и барабанную мини-установку. Комната сразу же наполнилась запахами индийских благовоний, чаев и еще раз благовоний. Лоренц и Оливер расположились на узенькой кровати, а Шнай приватизировал широкую и удобную кровать. Сначала двое сильно возмущались, но потом смирились с выбором третьего. Были проблемы только у Флаки: он все время скатывался с кровати, потому что лежал на краю. Но все в комнате к этому уже привыкли.
В комнате вокалиста, было все намного проще: посреди помещения валялся матрас, на котором было навалено все имущество Тилля, а именно: пивные бутылки, исписанные листочки, крошки от чипсов, носки, фотографии дочек и газеты. На стене фронтмен вывесил кольцо Баварской вареной колбасы, чтоб, созерцая мясной деликатес, к нему побыстрее приходила муза. В комнате стоял ужасный запах пива и табачного дыма. «О, муза! Приди же!»
* * *
Итак, первый день новоселья в коммунальной квартире, вступил в свои права.
Около девяти часов утра дверь от хором Тилля срывается с петель и летит плашмя на пол (с пола поднимаются клубы пыли), хозяин с жатой в трубочку газетой, в позе буквы «зю» разрывает дымовую завесу и ныряет в темный коридор (грохот падающих железных ведер и рев «О, МАЙН ТАЛЬ!»), подбегает к заветной двери, на которой висит пластмассовая табличка с писающим мальчиком, дергает за ручку и... «НАЙН!» - грозное рычание неудовлетворенного самца бегемота сотрясает своды панельного здания времен тысячадевятьсотлохматого года. Комната раздумий и отправления естественных потребностей оказывается занята неизвестным созданием природы, каким оказывается Пауль. Оттуда отзывается голос с оттенками испытываемого облегчения:
- Кто раньше поднялся, тому горшок и достался!
- Под плинтус запрячу! - Тилль с искаженным страданиями лицом, складываясь в три слоя, сползает по стене.
Со скрипом открывается облезлая деревянная дверь, расположенная в конце коридора. Оттуда вылезает помятый на лицо после долгого и мучительного сна герр Шнайдер. В его руке сжат журнал «Пентхаус», который он приобрел в аэропорту Вены. Кристоф, еле шаркая тапочками по потертому паркету, ползет в том же направлении, где корчится вокалист.
В это же время резко отворяется полужелезная дверь с писающем мальчиком. Оттуда на мгновение выглядывает вечно довольный Пауль. На его лице растянута улыбка. Так обычно улыбаются нашалившие мальчики лет шести. Посмотрев сначала налево, а потом направо, он встречается со взглядом Тилля.
Тилль понял, что если он не поторопится, то Ландерс снова займет возвышение на «троне».
Шнайдер, вглядываясь в два силуэта в конце коридора, прибавляет шагу. И, спросонья, со всего размаху налетает на старый ржавый велосипед, изготовленный в эпоху коммунизма.
Пауль и Тилль синхронно оборачиваются на звуки громких непереводимых немецких ругательств, шум падающих алюминиевых тазов и на жизнерадостное позвякивание звонка велосипеда. Но никто, никто не поспешил на помощь своему товарищу. Сейчас перед заветной дверью решался вопрос не на жизнь, а на смерть. Пришлось Шнаю выбираться самостоятельно. Резко встав, он уже засобирался бежать к своим товарищам, но веревка для сушки белья, которая была сорвана в процессе падения тазов и хаотичных движений натренированных рук барабанщика, не дала ему это сделать. Она, как назло, натянулась параллельно полу, и Кристоф, зацепившись за нее, со всей дури полетел обратно на пол, но уже лицом вниз. «Приятное начало утра!» - пронеслось у него в голове. Из конца коридора, где все также находились две фигуры, одна поменьше, другая потолще, то есть побольше, донеслись ехидных смех и нездоровое ржание.
Из комнаты, откуда отправился Шнайдер в поход, выскочил Лоренц. Поправив очки на носу, он быстро подбежал к Крису и помог ему подняться.
- Что вы смеетесь?! – строго сказал он, - Человеку больно, а вы!..
Между тем Тилль снова почувствовал призывы природы, а подлая фигурка все еще загораживала заветный проход. Пауль тоже сообразил, что щас его удалят с пьедестала, и в мгновение ока нырнул обратно в кабинку, во время накинув шпингалет, так как вырываемая с мясом дверь и рев за нею свидетельствовали, что снаружи происходит нечто страшное.
- Выходи оттуда сруль!
- Где гарантии, что я останусь жить?
- Мое честное фронтменское слово! - выдавил из себя сквозь седьмой пот Тилль
Пауль тут же вспомнил, что последнее такое слово закончилось гематомой под левым глазом, и не стал открывать.
- Требую снятия осады, полной амнистии и апелляции к мировому сообществу по правам челов… - не успел договорить он как треснула на две половинки и он оказался лицом к лицу с практически со своей смертью...
Не обращая внимания на возгласы, доносившиеся со стороны запутавшихся в бельевых веревках, как во всемирной паутине, Шная и Флаке, два силуэта сцепились в борьбе за туалетный круг, висевший на стене, на котором была выгравирована буква R чем-то кривым почерком (не будем показывать пальцем, чьим). Соотношение сил было просто смешным, так что поединок решился, когда Тилль ударил кулаком Пауля по голове. Пауль, выкрикнув что-то на русском, свалился на пол в безвременное забытье. Тилль, слегка напуганный, но весьма довольный победой, снял деревянный ободок со стены и захлопнул за собой дверь. Писающий мальчик, немного покачавшись, упал с нее.
* * *
Спустя три минуты Рихард, зевая и потягиваясь, выходя из комнаты с изящным фаянсовым ночным горшочком с бабочками, обнаружил Пауля.
- Вот, блин, кто-то его убил прежде, чем это сделал я… Досадно. Но тоже неплохо!
Почесывая животик, Круспе поплелся на кухню, откуда пахло вкусными пирожками. Зайдя в помещение, он обнаружил там Шная, Флаке, которых спасла расчудесная и толстоватая фрау Марта, которая сидела теперь с его друзьями за столом, кушала пирожки, и болтала без умолку с Доктором и подмигивала потомку советских спецслуж . Рихард подошел поближе и потянулся рукой к аппетитным пирожкам. И тут же получили по запястью удар пухлой рукой фрау.
- Что это вы делаете, уважаемый?
- Ой, я то думал, что это Кристиан напек. Извините…
- А я вас вспомнила… ваш троюродный дядя был знаменитый Рихард Зорге! Ваш обаятельный коллега, - пухленький пальчик указал на лыбящегося Шная, - только, что рассказал мне историю вашего имени! Угощайтесь, пожалуйста!
Удивлению герра Круспе не было границ. Раздумывая, какую бы расправу учинить над барабанщиком, который наглым образом насочинял полную белибердень и про его родословную, гитарист породил банальный план, согласованный со здравым рассудком и желанием поскорее отомстить.
Чтобы расправиться со Шнаем, Рихард поставил фаянсовый горшочек с желтыми махаонами на ближайшую столешницу и начал закатывать рукава нежно-голубой махровой пижамы, чтобы оставить след своего кулака между глаз Кристофа. Барабанщик стал лихорадочно искать убежище и ничего лучше мужественной спины Флаки он не нашел.
Кулак Риха устремился в сторону жертвы (вернее двух жертв) на глазах у удивленной Марты Шульц, непривыкшей к подобным товарищеским отношениям. Но тут неожиданно послышался спасительный голодный рев справившего нужду Тилля, который уже из туалета учуял запах пирожков. Все четверо обернулись в сторону темного провала коридора. Пол задрожал, тарелки запрыгали в серванте, закачалась люстра, поварешки, висевшие на крючках, раскачивались как маятники, а крышка Рихардовского горшка нервно задребезжала.
Леденящий и будоражащий кровь ужас охватил всех. Шнай еще больше прижался к Лоренцу, который трясущимися руками достал блокнотик и принялся набрасывать завещание, Рихард запрыгнул на колени фрау Шульц и огласил своды здания отчаянными высокими частотами, и все вместе стали ждать конца света.
И тут появляется «ОНО» – фронтемнноподобное существо, которое, снося все на своем пути, набрасывается на тарелку с кушаньем, при этом естественно задев емкость с результатом утренних трудов Риха. Все содержимое живописно расплескивается на старый истоптанный линолеум.
Достигнув цели, Тилль с завидным аппетитом забросил в себя пять пирожков за раз. Наряду с грохотом от продолжающих падать тарелок из серванта и истерики Рихарда, по всей коммуналке разнеслось жизнерадостное чавканье, довольное похрюкивание и даже эйфорическое повизгивание, когда попадалась мясная начинка.
На весь этот шум сбежались остальные жильцы коммунальной квартиры, а именно: Оливер, оторвавшийся от сеанса спиритизма, фрау Симона – коренастая крашенная блондинка в бигуди, которая походила на олимпийскую чемпионку по метанию молота, но с претензией на моду – в розовом пеньюаре; ее несметный выводок в лице пяти сорванцов мужского пола, чем меньше – тем лучше; и наконец пенсионер со стажем герр Герман Шульц, со съехавшим на бок париком и со страшно недовольной миной на лице.
Все по очередности вляпались в лужу около лежащего горшка с бабочками и дружно, ругаясь, что нужно за собой вытирать, окружили стол. Последний пирожок дался Тиллю непросто под свирепым взглядом герра Шульца. Вернее он ему вообще не дался, а просто застрял поперек горла. Под все тем же взглядом старого пенсионера, Рихард слез-таки с колен уже оглохшей Марты и сел на рядом стоящий табурет. Первым голос подал все тот же Герман:
- И что здесь случилось? – грозный голос пронесся по кухне, от чего последняя уцелевшая тарелка громко разбилась об пол. Все от неожиданности вздрогнули.
Тилль, не упустив возможность, хорошенько прошелся пальчиком по дну тарелки, собирая последние капельки маслица, и облизал палец. Взгляд Германа упал на тарелку.
- Кто съел мои пироги?
Последний пирожок с большим усилием протиснулся в желудок вокалиста. Тилль сделал невинные щенячьи глаза, полные непонимания.
- Так кто их съел? – тишина, никто не шелохнется. - Значит, не хотите отвечать! Да? Хорошо, сейчас у нас пройдет квартирный совет, в котором мы рассмотрим несколько немаловажных вопросов. Объявляю совет открытым!
При этой фразе все поспешили найти себе по стулу и усесться поудобнее для слушанья дела. Рихард даже вновь подумал о комфортных коленях фрау Марты.
- На повестке дня у нас следующие вопросы, - продолжал громки голосом герр Шульц, чинно расхаживая по кухне. - Не дающий уснуть шум, громкая музыка и просто бардак сегодняшней ночью; новоприбывшие соседи, - при этих словах он отсканировал взглядом Тиля, - разбитая лампочка в коридоре; разбитые тарелки на кухне; валяющиеся по всему коридору тазы и бесчувственное тело; кем-то съеденные пирожки, которые готовит мне моя любимая жена; и последнее: сломанные двери! Первая, ведущая в комнату нового соседа, и вторая – в туалет.
Тилль стал рассматривать потолок, дабы никто не смел заподозрить его в большинстве сотворенных дел. Рих начал сосредоточенно рассматривать свой педикюр, справедливо отметив, что пора уже подстричь, а полузадушенный уже совестью Кристоф поднял руку и честно признался:
- Ээ… это я тазики разбросал. Я спотыкнулся и налетел на кучу вещей, сваленных в коридоре, и сильно ушибся, поэтому не успел еще убрать. Но я обещаю, что сейчас же все будет на своих местах!
- Принимается! – последовал ответ пенсионера. - Идите и прямо сейчас уберите бардак.
Шнай, удивленный своим незначительным наказанием, побежал в коридор, при этом подмигнув Тиллю.
- Итак, продолжим. Стоит ли мне еще повторять весь список?
Все замотали головами.
- Хорошо, и кто же это все сделал?
В это время на кухню ввалился Пауль, держась за шишку на голове, обвинительный перст устремился в сторону тандема Тилль + Рихард, и обиженный голос произнес:
- Вот они двое! Это все они сделали! Особенно вот этот хряк! И побил меня тоже он!
Фрау Симона, вычленив из коммунальной массы замечательного мужчину в проеме двери, который был раза в два уже и меньше нее, почувствовала внутри стрелу Амура и вся просияла. Пауль ей напомнил ее бывшую любовь, от которой осталось пять забавных самородков.
Тилль вскипел. Лакированные ногти воткнулись в поверхность стола – встал пунцовый Рихард. И двуглавое чудовище двинулось на Ландерса.
- Ну, Пауль, мелкий стукач, сейчас я до тебя доберусь! – ревел Тилль.
- Ты мне за все ответиш-ш-шь! Папш-ш-шивец! - шипел змеей Риха, сжимая кулаки, - Я же тебя и пальцем не трогал! Это ты вечно границу переходи-ш-шь и мой черный лак воруеш-шь! Ты – ош-шибка белорусских ядерщщ-щиков периода холодной войны! Понял?!- от такого количества шипящих звуков у Рихарда начинал раздваиваться язык.
Когда две громадные фигуры уже нависли над маленьким трясущимся Паулем, между ними встала олицетворяющая мощную силу Берлинской стены фрау Симона, храбро загородив своей истинно богатырской грудью не только жертву восстановления справедливости, но и значительную часть кухни с жильцами и прибежавшими поглазеть на бои без правил тараканами.
- Не сметь!- и две руки, как шлагбаумы раскинулись, перегородив обход с флангов. - Что это вы, товарищи, ополчились против вашего друга! Разве вы не видите, насколько ваши силы неравны?! И не стыдно вам? Это же вы избили его! Посмотрите! Кровь! Шишка! Запуганный вид! Ай-яй-яй! – с этими словами и зашевелившимися далеко не материнскими чувствами, женщина схватила Пауля и поволокла в темный коридор. Оттуда донесся скрип двери, пыхтение (безрезультатная попытка Пауля удержаться ногой за косяк) и крик: «Уважаемая, куда вы меня тащите?»
В миг остывшие Тилль и Рихард стояли в изумлении. Олли тихо сказал:
- Почтим героя Германии Пауля Ландерса минутой молчания.
- Цыц! – проскрипел Герман и зло уставился на Оливера. Тот замолчал, опустил взор и стал теребить в руках занавеску, насылая на тирана духа бессонницы. - Продолжим собрание…
* * *
В это время.
Фрау уложила сопротивляющегося Пауля на кровать, хорошенько подоткнув под не го подушку, и стала копошиться в большом дубовом шифоньере.
- Извините меня, пожалуйста, но зачем вы привели меня сюда? – герр Ландерс попытался слезть с пухового одра, но Симона уже успела вернуться к ее новоиспеченной любви с бутылочкой прозрачного раствора в руке.
- Вам лучше лежать, дорогуша! – с этими словами ее мощная рука снова утопила гитариста в перине. У Пауля не было сил сопротивляться настойчивости фрау и он, повинуясь, лег обратно в кровать. - У вас большая шишка и бровь разбита. Сейчас я вам помогу.
С этими словами она, привычным жестом откупорила зубами бутыль и приложилась к горлышку куском желтой ваты. Затем она приступила к операции на брови Пауля.
- Ай! Больно, больно!... – заорал, извиваясь, Ландерс. Фрау Симона терпеливо вжала Пауля в кровать, не давая ему спокойно двигаться.
- Тихо, успокойся. Ишь, какой непослушный! Прямо вылитый Ганс! И глаза карие…
Тут Пауль уловил манящий аромат, успокоился и принюхался.
- Ой, а чем это пахнет? – он втянул воздух еще раз, - СПИРТ?!
- Ну, конечно же. Чем же мне еще тебя лечить, разве что не рецептами народной медицины!
У Ландерса засверкали глаза, такой шанс он не мог упустить…
* * *
За все время пребывания Пауля в комнате Фрау Симоны, советом было принято решение, что во всех пунктах бардака виновны новые жильцы. Тилль, прикинув содержание своего спрятанного от посягательств Рихарда бумажника, обещал заплатить за все сломанные двери, лампочки и даже пирожки, чтобы только никто не эксплуатировал его труд и не заставлял мыть туалет. На этой радостной ноте все разошлись по своим комнатам. После того, как Рихард, натянув резиновые перчатки до самого подбородка, протер пол и помыл свой горшок, он пригласил Тилля, Флаку, Олли и Шная к себе.
- Нет, нет, не заступайте за черту! – успел предупредить Флаку Рихард, - это уже не мое государство. Не провоцируете международный конфликт, мы еле достигли стратегического паритета. - Лидер-гитарист указал на сложенные в паулевском углу бутылки с известковым зарядом, и на свои развешанные баллончики с лаком класса «воздух-воздух». - Если Пауль хочет гостей – пусть сам приглашает. Устраиваетесь здесь.
Четверо гостей попытались пристроиться на половине тесной комнаты, где большую часть занимали трюмо и Тилль. Шнай и Риха поделили кровать, а Оливеру и Лоренцу опять достались роли досок, которые стояли, прислонившись к стене.
Чтобы нарушить создавшуюся тишину, Шнай решил внести предложение:
- Ребят, может, покурим?
- Ты ж бросил? – в недоумении гаркнули остальные.
- Так... это я официально бросил, а так... можно и побаловаться,- и ударник, задорно подмигнув, обратился к Риделю, - Олли, тащи кальян!
Через несколько минут по комнате поползли одурманивающие ароматы и табачный дым - Оливер быстренько сбегал в свой «кооператив» и уже вовсю шаманил с благовониями.
- Мать моя Якоб… тьфу женщина! Олли, ты чего туда настрогал?- выпустил колечко Шнай и откинулся на подушки.
- Да так, прислал один знакомый с Тайвани, - хитро улыбнулся басист, высыпая в курительницу содержимое странноватого мешочка.
- Мужики, вы че-то далеко сидите, я вас уже не вижу! Ближе двигайтесь, ближе, ближе!
- Тилль, да мы и так все вплотную!
- Хм, значит… это я улетаю... Держите меня, а то выйду на земную орбиту! – Тилль покрепче ухватился рукой за железную спинку кровати.
- Кристоф, а ты оказывается такой симпатишш-шный, - Рих, выдохнув струйку дыма, уставился мутным взором на коллегу.
- Да-а?! - тот тоже повернул к гитаристу свой не менее мутный взгляд, даже не подумав надуться из-за того, что его назвали по имени.
- Угум..! И глаза такие голубые-голубые! Как окиян прямо!- рассыпался в комплиментах Рихард.
- Пасибо, Рих, пра-ик!-во знаеш-шь не ожидал! Ты тоже у нас такой голубой-голубой!
- Ей, вы двое, на кровати! не увлекайтесь там! Так, Олли подбрось-ка еще «хворосту»!
Прошло еще несколько минут, и вот уже с территории Круспеленда разносилось над коммунальным потолком:
- Да, нам вокалистам, молоко нужно бесплатно давать! А вы говорите… Тилль достал из кармана Рихи батистовый платочек и шумно высморкался, пустив слезу по поводу своей тяжкой доли.
- Я до пенсии не доживу… я на вредной работе! - причитал откуда-то из-под кровати сворачивающий самокрутку Флаке, припоминая производственные травмы на концертах. - Я теперь по ночам падаю с кровати, сейчас вот лежу на сквозняке, а вокруг какие-то твари ползают…
- Какие же твари?! я вот вижу полянку с цветочками… - с умилением рассматривал обшарпанный паркет Оливер, жующий какое-то экзотическое растение.
- Простите, как ваше имя-отччевствво?- невнятно-любезно обратился, делая очередной затяг, Рих к сидящему с ним в обнимку ударнику, укутанным дымом .
- Кристоф Штирлецович ...я!- отвечали из-за туманной завесы.
-Эх, Кристуня … Кристуфя… тьфу... нам ли быть в печали, а?
- Угу! – Шнай потрепал «дружищу» по щеке и смачно чмокнул в лобик. - Эй, Оллли-чек, что там у тебя еще есть…?
- Ну, соломка маковая сушеная… конопля среднеазиатская… грибочки, а вот... порошечек колумбийский, розовый, трофейный…
- А ну-ка давай его!
- Заваривай!
Но тут минуты райского наслаждения прервал крик фрау Марты с требованием открыть для нее врата в Круспеленд. Оливер, как самый наиболее приближенный к реальности, пошел и открыл дверь. Фрау так с ног до головы обдало целым букетом оттенков пахучих веществ, что она невольно была вынуждена схватиться за косяк:
- Господи, мальчики, что же у вас тут сгорело?!
- Да это мы так… мамаш, расслабляемся, - донеслось из-за дымных облаков… - Не желаете ли?- и чья-то щедрая конечность из тумана протянула Фрау свеженашпигованную цигарку.
- Да нет, что вы, что вы! У нас такое случилось, на кухню трубу прорвало, починить некому… Может, есть среди вас прораб?
- Слышь, мужики, кто из нас с прорабством сталкивался? А! Среди нас бывший кочегар есть… кочегар… прораб… - слова вроде схожие, наверняка профессии родственные… – уверенно протянул Тилль.
- Пробаб? – удивился Кристоф названию неведомой ему профессии, - Я в принципе могу попытаться хоть что-нибудь сделать для вас… А много баб-то?!
- Мыслишь, Тилль, мыслишь…хорош-ш косячок… ээ только вот не с нами сейчас-то он, запропастился куда-то…
- Че, сами не справимся? А то, получится, все лавры этому серьгастому паразиту достанутся, - и Рихард, шатаясь, но с огромным желанием спасти от неминуемого потопа население Земли бросился на кухню, а следом за ним ринулась остальная обкуренная компания…
Продолжение следует?
Количество комментариев: 45 [ добавить комментарий ] [ распечатать ] [ в начало ]
|
|
