 |
"О жадности". Часть 2
 |
Дата: 28.10.2003
Автор: Шрайк. |
<< часть 1
- Господи... Выпить бы сейчас чего-нибудь. - Оклемавшийся Пауль спрятал нос под большой пальмовый лист и теперь трагически вздыхал, посматривая на соленое и совершенно безалкогольное море.
- Алкоголь в сочетании с жарой вредит здоровью. - Нравоучительно заметил Шнайдер, жадно заглядывая под руку Оливеру, который с сосредоточенным выражением лица ловко катал в ладонях некий нафаршированный листик, превращая его в план.
- А табакокурение ведет к бессилию... Половому! - В свою очередь высунул нос Флейк из-под второго тома. Сейчас он изучал приматов и все пытался провести параллели между неандертальцами и современными людьми, избрав для сравнения Тилля.
- Но все-таки хочется чего-нибудь эдакого... - Поддерживал гитариста объект сравнения и энергично чесался за ухом, провоцируя у Флейка торжествующее хихиканье и очередную пометку на полях томика.
- Например, массаж... - Рихард блаженно закатил глаза, воочию представляя себе двух... нет трех... а, да что там мелочиться! Пятерых массажисток малайской национальности. От хаотически закружившихся в голове видений Рихард буквально завертелся на одном месте, за что и был награжден тычком в бок. Обиженно распахнув глаза, лидер-гитарист воззрился на непроницаемое лицо басиста, из-за спины которого выглядывал не менее обиженный ударник, которому ничего не досталось. Оливер пыхнул сладковатым дымом, от чего у Рихарда еще сильнее закрутили в голове разными частями тела малазийки, и внятно произнес.
- Рихард... Прекрати загрязнять высшие сферы своими мечтаниями. Тебе все равно с пятерыми не справиться.
- Как это не справиться? - Запальчиво возразил Рихард...
- Пардон-пардон, какими мечтаниями? - Немедля высунул нос из-под листа Пауль. - А ну-ка, поведай нам, фантазер, чего ты себе напредставлял?
- Раз, два, три, четыре, пять. - Вслух пересчитал Тилль всех, кроме Рихарда, и выжидательно замолчал.
Рихард понял, что ляпнул что-то не то.
- Чтоо?! - Взвился Шнайдер как сторонник древнегреческой теории побега продюсера. - Чтооо?! - Заорал он второй раз, потеряв дар речи от возмущения.
Рихард тотально покраснел, потом не менее тотально побледнел, затем снова перешел в красную гамму и, наконец, позеленел от злости.
- Да что вы его слушаете? - Отчаянно завопил он, грозя Оливеру кулаком. - Да он вам еще не такого скажет! Он же совсем с ума сошел от этих своих травок!
- Нет, ты уж поделись с товарищами своими фантазиями. - Злобствуя потребовал Флейк, поудобнее перехватывая острозагрызеный карандаш.
- Это мое дело! - Продолжал возмущаться Рихард, порываясь накинуться на Оливера.
- Ну... Я пошел. - Довольно произнес тот, купаясь в атмосфере назревающего скандала и ненавязчиво уворачиваясь от напрыгов Рихарда.
- Куда? - Хором возразили остальные. - А прояснить обстановку?
- Подумаешь... Ничего особенного... - Затянул резину басист, ковыряя ножкой песочек.
- Говори! - Зарычал оболганный лидер-гитарист.
- Открой тайну! - Поддержал его древнегреческий теоретик.
"И вот мы снова убеждаемся, что пресловутый нордический темперамент, в котором так несправедливо обвиняют нас, арийцев, на самом деле весьма и весьма горяч! - Снова раздавалось в миллионах квартир и домов. - Нам даже нет необходимости стравливать этих молодцов, хо-хо... Ребята все сделают сами!" - Тут Хаи пошло подмигивал зрителям, и прикрывал рот ладошкой, дескать, он ничего не говорил и это секрет, о котором знают только двое: он сам и телезритель. На пляже шло выяснение отношений. Бурное. Пальмовые листья, песок, скорлупа от кокосов, тела - все смешалось в однородную массу, из которой неслись обвиняющее-оправдательные крики. Напрягая слух можно было услышать что-то о малазийках, извращенцах и растаманах. Те, у кого был очень хороший слух, могли выяснить для себя некоторые новые факты из биографии отдельных участников группы. А те, кто вдобавок к острому слуху имели фантазию, могли услышать и совсем уж невероятные вещи - каждый в меру своей испорченности. И, наконец, те, кто обладал всеми вышеперечисленными качествами, да еще и имели Интернет... Те мгновенно подключились к Сети, и на фанатские сайты обрушился буквально шквал шокирующей информации и пикантных подробностей.
- Все... я больше не могу... - Простонал Шнайдер, устав отстаивать справедливость.
- И не снимайте меня на камеру! - Поддержал его зачинщик скандала, пытаясь спрятаться за широкой и мужественной спиной Пауля.
- А вот как раз я хочу сниматься! - Вылез вперед Рихард и начал энергично размахивать рубашкой. - Дорогуша! - Орал он. - Ты меня видишь? Как там поживают твои мама и папа? Все так же соблюдают национальные праздники? А вот я не соблюдаю! Слышишь?!
- Издевается он, да... - Пояснил Пауль в ответ на недоуменные взгляды сотоварищей. - Уж я-то видел, как он скучает... И вообще, что там о малазийках? Пойду-ка я тоже вперед выползу.
- Нет, тебе нельзя. - заявил Тилль. - Вы сейчас опять вступите в выяснение отношений. Это негативно скажется на нашем имидже.
- Бог мой, сколько умных слов... - Огорченно пробормотал себе под нос Флейк, вычеркивая все свои заметки и укоризненно глядя на не оправдавший его надежды томик.
- Я протестую! Уйди! - Начал возникать Пауль. - Твоя спина заслоняет мне светлое будущее! Это попрание прав гитаристов! Я буду жаловаться в ВАГ!
- Куда? - Подозрительно осведомился Шнайдер, прекращая отдыхать.
- Всемирную Ассоциацию Гитаристов.
- Не-ет, тебе не туда надо. Тебе надо в ГАВ.
- Это почему?
- Потому что ты гавкаешь, гавкаешь и гавкаешь!
Тилль тоже было хотел вылезти со своими правами, но подумал, что ВАВ звучит еще хуже и намекает на неправильную логопедию. Последнее слово он пробормотал вслух, что немедленно подслушал Флейк и вконец разочаровался в Бреме.
Хаи продолжал ошиваться в непосредственной близости, но поскольку больше ничего не происходило, он с разочарованным видом развернулся к неблагодарной группе спиной и проследовал к берегу. Кинутый в него ботинок до цели не долетел.
- Пойду... Посмотрю, может найду что-нибудь... - Неопределенно покрутил пальцами в воздухе Оливер.
- Только бычок отдай! - Сварливо отозвался Шнайдер, успевший проиграть переставшему выпендриваться и прочно воссевшему на свои законные 50 кавэ сэмэ пятой точкой Рихарду в "крестики-нолики" в восьмой раз.
- Какой бычок? - Сделал большие глаза Оливер, запихивая окурок за щеку.
- Уу, хомяк. - С ненавистью пробормотал Рихард, ерзая по песку.
- Я не суслик, я барсук. - Отреагировал Оливер, на всякий случай проглатывая окурок.
- Еще и издевается! - Прошипел ударник, проиграв в девятый раз.
- Третий ящик. - Сделал зарубку на близторчащем пенечке Рихард.
- Да это же грабеж! - Возопил проигравший.
- Лопай кокосы, мидии жуй, день твой последний приходит, буржуй, - тихонько исполнил Пауль tropikana-remix на песенку своего счастливого и сопливого детства.
Вышеупомянутый буржуй проигнорировал угрозу, содержащуюся в ремиксе, и исчез средь пальм и песчаных образований. Изнывающие от скуки и жары, остальные пытались найти себе хоть какое-нибудь занятие и все одновременно размышляли на тему жестокости судьбы, решившей свести их с ума пребыванием на этом пятачке суши с его осточертевшими пальмами, похожими на боевые метелки ведьм, с этими кокосами, от которых начинается аллергия, с этим солнцем, свежим воздухом и водой...
- Йк! Тра-ля-ля!!... - Раздалось с морского побережья.
- Оливееер! - Возмущенно заорали со стороны временного убежища и помчались выяснять причину несанкционированного нарушения послеобеденной фиесты.
Внезапно на пути мчавшихся возник ненавистный ведущий. Раммштайн даже не подумали приостановить свой бег к коммунизму и просто смели с дороги обладателя хлыщеватых манер и стильного костюма. Втоптанный в песок Хаи невнятно выругался и выкарабкался под недремлющее око камеры, пробормотав что-то о наглых и высокомерных рок-звездах. Миллионы телезрителей проклинали его в этот момент, страстно желая узреть своих любимцев, а никак не потрепанного жизнью ведущего. Тем временем непарнокопытный табун галопом, аллюром и рысью несся к месту бардовской вечеринки, безошибочно ведомый тантрическими завываниями. Поймав цель в поле зрения, самонаводящиеся раммштайновцы прибавили скорости и затормозили лишь в непосредственной близости от объекта, чуть ли не засыпав его песком, что, впрочем, не оказало на состояние объекта никакого влияния.
- Ути моя звездодулечка!
В дым пьяный басист пытался поцеловать варварски расчлененное подобие морской звезды, из которой сыпалось что-то вроде мелких икринок. Смачные поцелуи не удавались, вместо этого получалось не менее смачное обжорство.
- Да ты некрофил! - Оскорбил товарища Шнайдер.
- И зоофил... - Добавил Флейк, потрясая четвертым томом Брема.
- Зоонекрофил... хм... - Пробормотал Тилль, судорожно шарясь по несуществующим карманам в поисках точно так же отсутствующей ручки и бумажки. - Я любил тебя, а ты была мертва... - Загробным голосом продолжил он, а через несколько секунд разочарованно плюнул, метко попав в какого-то представителя жучиных. Жучиный представитель утонул и издох в жестоких конвульсиях, а Флейк укоризненно посмотрел на губителя насекомьих душ.
- Маньяк. - Вынес общественный приговор Пауль, подбираясь поближе к так интересно ведущему себя Оливеру.
- Зачем ты это сделал? - Фемида в лице Флейка пыталась воздействовать на черствую душу Тилля.
- Да ну... - Насупился тот. - Я такое уже сочинял.
Флейк окончательно убедился в том, что вместо души у вокалиста кусок засохшего батона. Пауль тем временем уже тщетно пыхтел, стараясь выдернуть звезду из рук намертво слившегося с ней басиста. Не выдержав такого душераздирающего зрелища, к нему присоединился Рихард. Вдвоем им удалось лишить Оливера частного имущества, но тут же возник конфликт на почве того, кому какая часть достанется. Флейк начал было листать энциклопедию, но потом плюнул на это дело, совершенно не заметив, что сгубил еще одного представителя жучиных. Справедливо опасаясь, что ему не достанется вообще ничего, клавишник ринулся в атаку на природу с целью изысканий странного животного с последующим жестоким препарированием оного. Тилль подумал немного, решил что ради полуразодранной звезды вступать в драку не стоит, да и небезопасно, потому последовал примеру Флейка. Легким галопом мчался он по морскому побережью, выковыривая из песка вековечные камни и разыскивая под ними таинственное насекомое. Поскольку Тилль не был счастливым обладателем Брема, то затруднялся разумно классифицировать вожделенный продукт и мысленно обозначил его как пятиногого червяка. Флейк же, в свою очередь, бороздил прибрежные просторы океана, поскольку, в отличие от Тилля и вообще всех остальных, твердо верил в Брема и так же твердо верил в то, что искомое пресмыкающееся надо искать в океанических глубинах.
Прочесывая побережье они практически не прислушивались к процессу дележки полудохлой звездочки. Однако особенно азартные крики сподвигали их на изыскательские подвиги. Жажда алкоголя становилась невыносимой. Поэтому попытка Шнайдера органично влиться в команду биологов-любителей была принята в штыки, и ему был объявлен дипломатический демарш. Ударник дипломатии и политике не внял. Тогда в него нецензурно было отправлено первое предупреждение. Шнайдер его проигнорировал. Вот тогда-то обе державы скооперировались против него. Первым акт насилия совершил Тилль, схватив ударника за шкирку, и отправив через границу на территорию соседнего государства. Там его уже поджидал Флейк, который ударами неизменного Брема (а томик был тяжелее чем уголовный, административный и гражданский кодекс с комментариями вместе взятые) по спинному хребту нарушителя границ обозначил свой суверенитет. Захватчик выскочил на сушу как ошпаренный.
- Ну, иди сюда, Кристи! - Гадко улыбался Тилль, раскрывая ему объятия.
- Спасите! - Воззвал Шнайдер в неизвестность.
- Ты еще начни SOS передавать. - Ехидно посоветовали из воды, проследив взглядом очередной полет ударника.
Несчастный, подвергаемый гонениям, метался между двух огней, пока его страданиям не пришел конец. А точнее - его осенила благодать. Уже порядком подуставший Тилль не смог верно рассчитать соотношение дальности полета и силы приложения, так что истошно матерящийся Шнайдер грохнулся на нейтральную территорию в виде кучи водорослей. Из-под водорослей во все стороны прыснули тщетно разыскиваемые звезды.
- О Боже! Звездодулечки! - Закричали представители суверенных государств, кидаясь к добыче.
На слитный вопль отреагировали уже слегка захмелевшие гитаристы и рванули на голоса, бестолково размахивая конечностями и вещая что-то о блаженстве высших сфер.
- Стояяять! - Не менее громко заорал Шнайдер, яростно вращая руками и подгребая найденное лакомство под себя. - Мое! Кто нашел, тот и имеет!
- Ну что ты, мы же твои друзья, мы же тебя уважаем и всемерно преклоняемся... - В унисон начали подлизываться недавние мучители, а вместе с ними и остальные.
- Неет... Так у нас с вами дело не пойдет! Тунеядцы! Алкоголики! - Разорялся Шнайдер, горбясь на буро-зеленой куче. - Не пущу! - Выл он и сверкал глазами как сигнальный маяк.
От жадности ударник стал напоминать Плюшкина, хотя и не был знаком с этим персонажем мировой классики в силу того, что читать не любил еще с детства, а в армии ему окончательно отбили эту охоту. Проштрафившиеся коллеги клянчили подаяния, сулили золотые горы (неизвестно, где они собирались их откапывать) и вообще всячески унижались.
- Нет, ну я не могу! Шоб я так жил! Дэйв, ты только глянь, как они там устроились!
- Ну че ты хочешь, они ж из своей цивилизованной Германии небось столько понатащили... Блин, если б мне такие бабки платили за пьянство... - В голосе отвечавшего звучала неприкрытая зависть.
- ...То мы бы были миллионерами! - Подхватывал его первый.
И они снова вперивались взорами в телевизор. На экране совершенно нестоящие на ногах музыканты ползком водили хоровод вокруг пальмы, призывая перепуганную одинокую обезьянку спуститься оттуда и присоединиться к ним в их скромном пиршестве. Обезьянка пыталась отстреливаться кокосами (или что это там было), но безуспешно. Вокруг в изобилии валялись морские звездочки, сухопутные солнышки и прочая космически-земная живность.
- И вот вы видите к чему приводит необоснованное поедание неизвестно чего... - Вещал за экраном Хаи, судя по звукам тоже что-то пивший (или евший). - Так что, господа телезрители, будьте бдительны! Мы не прекращаем трансляцию, оставайтесь с нами!
...Из лесу доносилось пьяное соло, выводившее песенку о ежике, потерявшемся в тумане. Блаженно валяющиеся в разных позах Раммштайновцы, даже ни одним ухом не пошевелили, проявив вопиющее пренебрежение возможными опасностями. Когда через пять минут песенка все еще не прекратилась, Тилль поднял многодумную голову, с трудом отлепив себя от песка. Вдумчиво покопавшись в останках "звездодулечки" он радостно обнаружил там несколько несожранных икринок. С аппетитом отправив их вовнутрь организма вокалист окончательно принял вертикальное положение. Впрочем, вертикальным его можно было назвать только с большой натяжкой. Угол вертикализации менялся от 45 до 60 градусов (не Цельсия) и все норовил перейти в горизонтальную плоскость. Усилием воли укрепив себя перпендикулярно песку, Тилль задумался о том, кто же все-таки поет в лесу?
Ежик заблудился окончательно.
Тилль начал методически пересчитывать товарищей по счастью. По результатам подсчета в ближайших окрестностях обнаружились: басист Оливер Риедель, нежно прижимающий к груди томик Брема - 1 штука; клавишник Флейк-Кристиан Лоренц, накрытый еще одним томиком Брема - 1 штука; гитарист Пауль Ландерс, спрятавшийся под гигантским пальмовым листом и периодически почесывающий правую ногу левой пяткой - 1 штука; еще один гитарист Рихард Свен Круспе-Бернштайн (на этом словосочетании Тилль два раза споткнулся, мысленно прокляв обладателя столь длинного идентикицаф... икенд - тут он еще раз запнулся - и-ден-ти-фи-ка-ци-он-но-го опознавательного признака), лежащий в позе жертвы теракта, прикрывая руками затылок - 1 штука; вокалист Тилль Линдеманн (и тут Тилль прямо-таки раздулся от гордости) вполне трезвый и прямосидящий - одна... нет, даже полторы... ну хорошо, пусть все-таки одна, но зато какая! - 1 штука; зоолог Альфред Брем, с укоризной взирающий на хамское обращение со своей литературой - 1 штука. Ой... Тилль затряс головой и решительно отмел последнее предположение как вздорное и вообще оптический глюк. Еще раз старательно пересчитав всех, и не забыв себя, вокалист укрепился во мнении, что кого-то не хватает.
- Гитары на месте... клавиши... еще гитара... голос... - бормотал он себе под нос. - Аааа! - Торжествующий вопль слился с тридцать четвертым куплетом о бедном ежике. - Ударные!
Песенка не прекращалась и несчастный задолбаный ежик все бродил и бродил в проклятущем тумане. Соло стало прерываться глухими рыданиями - видимо певец оплакивал горькую судьбинушку запропастившегося зверька.
- Oh, arme Fgelchen im Neeeeebel!!! - Разносилось по лесу. - Er hat verirrt... йк... jaa! Хлюп...
- Чтыре, три, адын, пыть... Я иду Шнайдера ловить... - Оповестил Тилль о своих намерениях окружающих. Окружающие не отреагировали, и вокалист гордо удалился в лес, периодически вскрикивая и охая, когда его кусали самые настырные представители местной флорофауны.
Ориентируясь на звучание сорок шестого куплета, Тилль попер сквозь заросли напролом, ожидая увидеть там что-нибудь загадочное, послужившее причиной заедания голосовых связок Шнайдера. Натренированный слух безошибочно вывел его к источнику завываний. Шнайдер стоял в позе Апполона и старательно поливал кусты, глядя на них таким гневным взором пролетариата, будто именно они виноваты в том, что горемычный ежик заблудился в тумане.
- Хорош природу губить! - Рявкнул Тилль, возникая из-за спины Шнайдера будто черт из табакерки. Соло оборвалось испуганным кваканьем, и ударник творчества грохнулся в мокрые кусты, не успев сориентироваться в обстановке.
- Шнайдер... - Подозрительно произнес Тилль, помахивая руками в воздухе для устойчивости. - Ты что, решил составить мне конкуренцию в пис... йк... в песнопении?
- Нни... Ни за что! - Глухо донеслось из куста. - Просто мне очень жалко... - раздался очередной всхлип и шуршание одежды, - ежика! - Закончил ударник, высвобождаясь из кустов.
- Ежики-ежики, - пробормотал Тилль, обозревая щетинящиеся кругом заросли. От мысли о тысячах потерянных ежиков ему стало не по себе. - Идем отсюда.
- Иду... - Продолжая всхлипывать, Шнайдер молниеносно схватил Тилля за ноги. - Вези меня моя судьба! - На последнем дыхании шмыгнул он носом, и тут же мирно захрапел.
- Ты чтооо? - Возмущенно затянул Тилль. - На мнее ехать хооочешь?
Тут он окончательно сбился на эстонский акцент и замолчал. Подергав ногами для порядка, вокалист с чистой совестью плюхнулся на травку-муравку, попутно спугнув крупную цикаду, и приготовился так же отойти ко сну. Не успев как следует подготовиться и даже не устроившись поудобнее, он неожиданно уснул.
Оставшиеся на побережье постепенно приходили в себя. Первым очнулся Флейк и, сотрясая воздух грозными речами, отобрал Брема у "этого наркомана и травозажигателя". Призрак зоологического сэра довольно улыбнулся и медленно растаял в воздухе. Оливер невнятно протестовал, безуспешно пытаясь закопаться в песок чтобы избежать праведного гнева обладателя научной степени. Порядком устав и излохматив несчастного Брема, клавишник плюхнулся на пятую точку и утомленно вздохнул с чувством выполненного долга. Рихард одобрительно кивал, пытаясь подняться, и по-прежнему мечтал о малазийках. Пауль отшвырнул увядший пальмовый листик и начал энергично приводить себя в порядок расшвыривая песок и вытряхивая его из своего более чем скромного туалета. Закончив метать песчинки, он встал в красивую позу и оглядел окружающих. Его возмущению не было предела, когда он обнаружил, что окружающих всего трое, да к тому же один из них внимательно рассматривает себя в мелкой лужице.
- Я конечно ни на что не намекаю... - Пробормотал Пауль как бы себе под нос. - Но вы не находите, что у нас не все дома?
- У нас нет дома! - Каркнул Рихард, разминая скукожившиеся мышцы.
- Где эти двое? - Мило поинтересовался Пауль, игнорируя посторонние птичьи звуки.
- Кто? - Неподдельно изумился Флейк. - Томики Брема? Они все на месте... - Любовно погладил он избранные произведения, еще раз ошпарив пламенным взглядом Оливера.
- Союз нерушимый баранов* свободных! - Рявкнул Пауль, досадуя на природную тупость коллег. - Эти двое! Который стучит и который кричит!
- Пауль, говори по-немецки, - с кислым выражением физиономии потребовал Оливер, потирая пострадавшие части тела.
- Тилль и Шнайдер. - выдавил из себя Пауь, пуская пар ушами.
- Это надо посмотреть... - Глубокомысленно протянул Рихард, вглядываясь в лужицу.
Флейк высокомерно оглядел оставшихся при нем товарищей и, с видом фениморкуперского Следопыта, начал шастать в округе ближайших десяти кавэ метров. Обнаружив взъерошенный песок и поломанные веточки в стене теоретически непроходимых джунглей, Флейк фанатично порскнул туда. Остальные потянулись следом. Они тянулись, тянулись и тянулись. Пока не дотянулись до...
"А вот и наши... Хм... Где они?" - Не обнаружив свои жертвы на месте стоянки, Хаи даже забеспокоился. Еще более забеспокоились зрители. Продвинутые Интернет-фанаты начали баламутить виртуальную общественность своими вариантами случившегося. Слухи множились и плодились как дрозофилы в лабораторных условиях. И точно так же мутировали, обрастая подробностями. Общественная фантазия забуксовала на букозоидных пришельцах из системы Бета Омара.
Хаи продолжал издавать аукающие и выгдекающие звуки, беспокоясь все сильнее. Все-таки, исчезновение столь заметных личностей с арены мирового музыкального искусства не удалось бы спрятать и сокрыть никоим образом. Ведущий уже погружался в пучины черного отчаяния, бесполезно дрыгая хилыми ножками напоследок. Неожиданный звук выдернул его из полукоматозного состояния:
- Там! - Прошипел папарацци, вытянув указующую часть тела (нос) в направлении кустов. Немедля взбодрившись, героические вуайеристы кинулись в кусты, стараясь пробираться там осторожно и бесшумно. В кустах таились неизменные членистоногие. Нежная, отвыкшая от таких наездов, цивильная натура была нещадно изгрызена. Но тем не менее, вскоре усик микрофона и щупик видеокамеры торчали из ближайших зарослей, фиксируя счастливое воссоединение группы.
- Чего это вы тут делаете? - Затянул Рихард, памятуя о несправедливом обвинении в свой адрес.
От этого подозрительного завывания оба засони немедля проснулись и мутным взором окинули остальных, псоле чего в таких же мутных гляделках отразилась внеземная тоска и ностальгия по прерванному сну.
- Тшш! - Страшно сказал Тилль и дико посмотрел на кусты.
- В чем дело? - Прошептал Флейк, готовясь применить Брема по прямому боевому назначению.
- Они потерялись! - Не менее страшно объяснил Шнайдер.
- Кто? - Оливер никак не мог понять каким образом эти двое незаконно пролезли в нирвану и теперь нагло там прохлаждаются, не пригласив товарищей.
- Ты йк... йожиков уважаешь? - хрипло спросил Шнайдер, закрывая один глаз, чтобы коллеги по группе перестали четвериться и пятериться в геометрической прогрессии.
- Уважаем! - Вразнобой загомонили остальные, стосковавшись по вечерам творчества, шуток и смеха, совершенно забыв о том, КАК заканчивались эти вечера.
- Тогда давайте споем! - Завопил вокалист, стряхивая со своих ног посторонние образования.
- Давайте! - Ошалело поддержали музыканты.
- Сопьем? - Вякнул слабослышащий Оливер. - Кого?
Тилль резво вскочил на ноги, пошатнулся, обнял баобаб и плавно съехал по стволу, оставляя на нем лохмотья рубашки. Пауль радостно потер ручки и взгромоздился на Тилля верхом, опередив всех остальных. Обезопасив себя таким образом от простуды и сырости, гитарист значительно откашлялся, готовясь поразить всех своим оперным талантом. Все зажали уши.
- Слезус с менус, наездникус насекомус! - Бурно протестовал с латинским акцентом Тилль, нахватавшийся энтомологических терминов в одном из томиков достопамятного Брема.
- Ни в коем случае! Я же тогда вынужден буду сидеть на сырой землице... и смертельно заболею!
- Что не будет для нас великой потерей. - Поспешил вылить свой ушат помоев Рихард.
- Ну давайте все-таки споем! - Шнайдер уже успел опять разместиться на ногах дрыгающегося и бунтующего вокалиста.
- Сопьем? - Снова переспросил Оливер.
- Давайте! - Неожиданным басом гаркнул Флейк.
Оливер традиционно усилием воли зажег некую таинственную вонючую палочку и что-то пробормотал. Остальные терпеливо дождались окончания процедуры. Им пришлось привыкнуть к тому, что перед каждым важным событием Оливер изводил тонны ароматических (и попросту омерзительно пахнущих) палочек и только потом приступал к выполнению своего долга. Вот и сейчас прошло некоторое время, за которое Шнайдер успел наполовину погрузиться в сон, а в голове Рихарда вновь завертели попами смуглые малазийки. Судорожным усилием воли изгнав развращающие видения, гитарист тупо уставился на витающего в клубах дыма Оливера. Пауль закатил глаза с твердым намерением немедленно упасть вперед и уснуть. Однако этому решительно воспротивился Тилль, непримиримо тыкая маленького гитариста кулаком в живот.
- Не упирайся мне в живот... коленом... я... - Заунывно затянул Пауль.
- Колени... - Рихард облизнулся, не в силах избавиться от прочно оккупировавших его сознание малазиек.
- Я... - продолжил Пауль, - снайперрр!!! - Разнесся по лесу надсадный вой.
Местные аборигены в страхе прятались по норкам и болотцам (они были очень маленькими, и Раммштайн их просто не замечали), не без оснований полагая, что от этих звуков им грозят всяческие беды и горести.
- Артобстрел! - Спросонья заорал Шнайдер, выдернутый из блаженной прострации воинственной песенкой Пауля. - Всем в укрытие! Трубка пятнадцать, прицел двадцать, по противнику разрывными - пли!
- Фойер фрай! - Нервно поддержал его Тилль, дрыгая коленом.
- Опять весь кайф изгадили, изверги... - С чувством произнес Оливер, выпадая из астрала.
- Oh, arme Fgelchen im Nebel!!! - Слитно гремел хор.
- Er hat verirrt... - Красиво выводил Флейк.
- JA!!! - Дико орал Тилль, пытаясь спихнуть с себя Пауля.
- Und er wird von da niemals herauskommeeen!!! - Заканчивалась трагическая песенка.
И все начиналось сначала.
Проблема с алкоголем была решена всерьез и надолго, угрожая превратить страдающих жаждой в алкоголиков. Оставалась проблема еды и досуга. В качестве досуга было избрано изучение иностранных языков. Последующие несколько дней телезритель мог с умилением наблюдать пасторальную картину зазубривания иностранных слов. Опытным путем было выяснено, что изучать иностранные языки лучше всего в трансе. Для транса были состряпаны качели, очередь на которые образовалась сразу на месяц вперед (да, они трезво смотрели на мир и были реалистами пессимистичного склада ума). И вот кто-нибудь из них качался на качелях как попугай на жердочке (русскоязычной части населения до боли напоминая "Джентельменов удачи"), заунывно бормоча что-то вроде "зэара, зэариз, майнэймиз, юара". На этом их познания пока что заканчивались. Но корифеем показал себя никто иной как Шнайдер.
- Ну вот смотри, - чертил он палочкой на песке, - вот тебе маршрут, вот тебе английские предлоги. Представь, что тебе надо сесть в машину, проехать вокруг озера, проехать сквозь лес, подняться и спуститься с горы, проезжать мимо госпиталя и там буду ждать я. Ну? Что ты скажешь? - Донельзя довольный сложностью задания, Шнайдер откинулся на пенечек.
- Да меня же стошнит...
Флейк вообще самоустранился, погрузившись в биологию. Наметив себе устный диплом по теме "я люблю эволюцию, или откуда есть пошли люди земныя" клавишник жестоко убивал время. Не один вечер был героически убит на изучение религиозного кумира СССР - Дарвина. В результате был выучен порядок мифического происхождения питекантропов, австралопитеков и прочих не внушающих доверия темных личностей, а также арабские (и римские) циферки, призванные обозначить время существования все тех же субъектов. Так же продвинутый музыкант ухитрился втиснуть туда и Фрейда, обозначив это как тезис: "каждой твари - по паре!"
Но еда... Порошковых запасов было явно недостаточно. А шесть пока еще здоровых организмов просто вопияли о необходимости набивать их белком, жирами и углеводами. Голод вам (им) не тетка и даже не Анкл Бенс, так что приходилось работать ногами, руками и головой в поисках утраченного.
Один раз Шнайдеру удалось шлепнуть на побережье ботинком рыбку типа карасика, и он с плачем обглодал ее, проклиная себя за чувствительность. Плач усилился и перешел в вой, когда товарищи зафиксировали подлый акт единоличного обжорства. На общем собрании было решено... нет, не съесть провинившегося (хотя некоторые на этом сильно настаивали и даже предлагали рецепты по употреблению ударника в пищу), а всего лишь поохотиться на хотя бы тех же птичек, более крупного размера. Музыкантам было обидно, что до сих пор ели только их... Речь шла, разумеется, о комарах. Обнадеженные прибытием доноров на остров, комары ощутили себя хищными монстрами, так что лес был просто забит этими мерзкими тварями. Отмахиваясь и поминутно поминая недобрым словом мать ее за ногу природу, музыканты отправились за искомым. Искомое было найдено совсем рядом, практически в центре острова, радостно встретившего охотников за птицей удачи проливным дождем ночной росы с веточек и полянкой, возомнившей себя оболотившимся участком сельвы Амазонки. Все, включая подозрительные растения, плавало в мутных лужах. В середине лужи гордо ковырялось нечно, тут же поименованное Флейком пеликаном. До сих пор неизвестно, то ли это был действительно заблудший пеликан, то ли просто мутант, который ловко замаскировался. Храбрые индейцы гурьбой напали на ошалевшее пернатое, подбадривая себя мужественными криками, хлюпая водой и чавкая тиной. От ужаса пеликан робко прятал тело жирное в водичке, не в силах оторваться от поверхности. И быть бы ему немедля проглоченным, если бы не великий Гуру Ридель.
- Птичку жалко! - Неожиданно громко возмутился он, пугая остальных. - Вы же нарушаете вселенское равновесие!
- Мы не нарушаем, мы санитары леса. - С голодным блеском в глазах прошептал Пауль, маниакально таща орущего пеликана за хвост.
- Один пеликан, это не только птичье мясо... - Пропыхтел Тилль, разжимая челюсти сопротивляющегося пернатого.
-... Но и где-то кило вкусной рыбки! - Запрыгал на одной ножке Рихард, выдернув из наконец-то раззявленного клюва вышеупомянутую рыбку. Так как у Рихарда весовая категория далека от девочки-первоклассницы, то прыжки на ножке закончились плачевно - потерей равновесия и приземлением на совершенно некомфортный ил.
- Уйду из группы в повара! - Страшно пригрозил Оливер, - и прославлю свое имя изобретением, скажем, майонеза. Вообще, я знаю столько рецептов!
- Ты не справишься, ведь там надо рубить головы индюшкам, резать поросят... а ты станешь отпускать их на волю. - Сунул длинный нос в это дело Шнайдер.
- Бегите, свиньи, в поля и луга, - заржал, пугая и без того нервного пеликана, Пауль, - записывайтесь в свободные хряки!
- Хряки - это нечто иное... - Пробормотал Флейк, копаясь в любимой научной литературе.
- Ну неважно в кого они там запишутся... - Простонал Рихард, барахтаясь на спине не в силах встать на ноги. - Главное, что Оливер остается тут! Никуда ты от нас не уйдешь. - Злорадно добавил он, поднимаясь-таки на ноги и запихивая рыбку за щеку.
- Скрррик! - Поддержал дискуссию пеликан, уже чувствовавший как к нему приближается его конец в виде голодных и небритых мужиков с полным отсутствием совести и чувства миролюбия к братьям своим меньшим.
- А может все-таки отпустим его? - Совершенно неожиданно встал на сторону Оливера Рихард, умиротворенный скушанной рыбкой.
Голодная и низкоморальная половина группы уставилась на него со злобным неодобрением, взирая на предательски облепившие Рихарда мелкие чешуйки. Рихард скромно потупился, пряча ехидную улыбку. Оливер воплощал собой общий символ гнева и скорби. Волны скорби были настолько сильны и так густо поперчены гневом, что от перспективы убийства "жирной твари" пришлось отказаться.
- Лети, проклятьем заклеймленный! - Литературно выразился Пауль, выдрав пучок перьев из хвоста пеликана, чтобы впоследствии сделать из них опахало... Тут он совсем размечтался и представил себя в султанском обличье, чтобы вокруг бегали девушки, а вот Тилль и Рихард будут его обмахивать этими самыми опахалами... да... и еще Шнайдер пусть сверху машет... а девушки всё бегают...
- Эй! - Грубо вырвал его из сладких иллюзий голос Оливера. - Отпусти лапку!
Пауль вздрогнул и обнаружил, что крепко вцепился в ногу птицы, которая протестующее щелкает клювом (птица, а не нога). Будущий султан поспешно убрал руку и отошел в сторонку. Пеликан обматерил благородную группу, задрал остатки хвоста и нагадил в прямом смысле этого слова. После чего тяжеловесно взлетел и, хлопая крыльями, гордо удалился в сторону заходящего солнца. Вслед ему летели природные декоративные элементы и свежие фразеологические конструкции матерного характера.
Суровое военное прошлое Шнайдера весьма помогало ему в вопросах очистки овощей и фруктов подручными средствами: от ногтей до пустых раковин. В эти минуты он становился похож на "деда", командовал, размахивал обрабатываемым фруктом и пытался устроить всем военную муштру. Избавить его от этого нехорошего наваждения можно было только загнав на пальму. Происходило это следующим образом:
- Всем! Направо, налево, шагом полз! Ать-драй-фир!
- Заткнись, Шнай, я хочу жрать...
- Салагам слова не давали! Всем копать от меня до следующего столба!
- Где ты видишь столб?
- Молчать! Вы мне там не тут!
- А вы знаете, он меня выводит из себя... - Вступал Флейк
- Пожалуй, что и меня тоже.
- А не пустить ли нам его на суп?
- Нет, лучше отправить на охоту...
- Эээ... ребята, не надо... - Ударник моментально приходил в себя и срывался на писк, начиная смущенно царапать фрукт пальцем.
- На пальму, на пальму! - Гомонили окружающие, сжимая кольцо рабочих пролетариев.
Буржуйский элемент в лице Шнайдера нервничал, потел и кричал, что сдается, отдает всю власть Советам и снимает с себя все полномочия. Но народный гнев неизменно оказывался сильнее, и несостоявшийся тиран, зажмурившись от ужаса, лез на проклятую пальму. Там он открывал глаза, смотрел вниз, до которого было очень далеко, и чувствовал неожиданные порывы воющего характера.
- Помогииите! - разносился чистый и протяжный звук над островом. - Спасииитеее! Снимите меня отсююдааа! Я больше не бууудуу!
Раммштайн внимали звуковым переливам, одобрительно кивая головами и довольно щурясь. Немногочисленные оставшиеся в здравом уме аборигены, матерясь по-островитянски загрузили свой нехитрый скарб в долбленки, и отплыли на соседний остров, призывая проказу и мужские болезни на головы (и другие части тела) шестерых злобных демонов, которые даже и говорить-то не умеют, а все время гавкают... Шнайдер все продолжал репетировать роль призрака убитого оперного певца, грозно рыдая над опустевшим островом. А внизу ждали немытые и зачастую волосатые овощи...
Но овощами сыт не будешь, как сказал кто-то из классиков, поэтому экспедиции снаряжались одна за другой. И бродили они сорок лет по пустыне... хм. И бродили они сорок минут по периметру, после чего начали прочесывать лес по диагонали.
Флейк горестно вздохнул и присел отдохнуть на муравейник. Через пять минут ему стало жарковато. Через десять минут ему стало горячо. На исходе одиннадцатой минуты клавишник напугал своим криком двух тропических попугаев, и взлетел вверх с резвостью, достойной занесения в Книгу Рекордов Гиннеса, окончательно доведя до сердечной недостаточности двух неповинных птичек. Пока внизу с рычанием и урчанием делили птичек, Флейк угнездился на веточке и, горланя на весь лес "Умбабараумба, о майн готт!", бурно одарял самого себя аплодисментами по разным частям тела. Внизу хрустели попугаями и требовали повторить на бис. Флейк отвечал таким матом, что пострадала пролетающая мимо курица отряда павлиньих. Бедняжка упала в кусты и застряла там.
- Ну-ка, моя курочка... - Плотоядно заурчал Тилль, прицеливаясь к узкому проходу между колючих веток, в конце которого гуанилась от страха дикая курица.
- Что значит твоя? - Раздался одинокий крик с дерева, и аплодисменты моментально прекратились. - Это я ее поймал, я и съем!
- Сидеть, пернатый!
Шнайдер запустил в клавишника клювом попугая, снаряд попал точно в цель, и клавишник свалился в густые заросли. Послышался писк, а потом хруст и чавканье. Раммштайн завыли от досады, поняв что Флейк собственноручно только что кровожадно поймал птичку, ощипал ее, распотрошил и съел. Живьем.
- Сейчас я пойду восстанавливать справедливость... - Лихорадочно бормотал Оливер, нашаривая кокос поувесистее. Три недели в условиях полной негигиены и дискомфорта привели бас-гитариста в состояние перманентного бешенства. Все стали бояться его окончательно, потому что умный Оливер, насмотревшись заблаговременно телевизора, уже сделал себе каменный топор и теперь потрясал им направо и налево при малейшей угрозе или хотя бы подозрениях на таковую.
- Нет, справедливость буду восстанавливать я! - Тилль решил проявить яркую харизму и для этого напряг дельтовидные мышцы, а так же всякие бицепсы и трицепсы.
- А может быть все-таки я? - Неожиданно на арену выскочил Пауль, путаясь под ногами участников. - Всех перекусаю! - Отчаянно завопил он, производя запугивательный эффект.
Меж тем, Шнайдер, подло похихикивая, уже ввинчивался в кусты, стремясь добраться до цели. Оливер краем глаза заметил мелькнувшие в колючках голые пятки, бросил все, завопил страшным голосом и кинулся следом. Быстро сообразив что к чему, Пауль прекратил запугивать и сделал марш-бросок в том же направлении. Мысленно проклиная стормозившие извилины, к коллегам присоединился Тилль. Все трое застряли в колючих и тесных зарослях, ругаясь от собственного бессилия. Оливер еще попытался цапнуть ускользающие немытые пятки, но тщетно. Тем не менее, в скором времени его сердце возрадовалось адской радостью.
- Помогите! Меня укусили! - Раздался из кустарника пронзительный вой.
- Всем отступать! - Заорал Пауль, штопором выходя наружу и елозя пятками по животу Тилля. Оливеру повезло больше, так как его живот подвергся всего лишь атаке носом. Бедный Оливер боялся щекотки, как и Тилль, как и вся группа, о чем уже упоминалось неоднократно, поэтому реакция обоих в точности повторила реакцию жемчужного моллюска. Створки, то есть тела, схлопнулись, намертво зажав между собой жемчужинку-Пауля. Возмущенные дрыганья последнего только сильнее провоцировали вокалиста и басиста на зажимание жертвы. В результате образовалось причинно-следственное кольцо замкнутого типа, от чего страдали все трое. К воплям укушенного Шнайдера добавились надрывные стоны умирающих от щекотки раммштайновцев и сплющиваемого Пауля.
- О господи, отцепите его от меня!
- Фыпуфтите фефя, уфофы!
- Я боо... охохо... больше не могу... Не дры... хы-хы... не хи... не дрыгайся!
Тем временем, жестоко укушенный Шнайдер, неумолимо как сельскохозяйственный комбайн в поле с сорняками, прокладывал себе дорогу сквозь колючие и негостеприимные кусты. Кусты трещали и расступались под натиском неукротимого барабанщика производства. Не глядя куда и на кого наступает, Шнайдер так рвался на свободу, что в конце концов вырвался. Следом за ним вылетел Флейк с бешенством во взоре и замаранными кровью и перьями руками.
- Посягаешь?! - Грохотал он на всю округу. - На тех, кто слабее нападаешь? Так не видать тебе света дневного!
-Только без рук! - Отчаянно взывал к справедливости ударник. - Не будем доводить до крайностей!
Флейк согласился действовать без рук и использовал ноги. Шнайдеру пришлось с достоинством удалиться бегучим способом.
- У меня украли победу! - Посетовал Флейк, провожая взглядом скрывшуюся в туче песка и пыли фигуру. - Вместе с трофеями и барахлом. Ну разве это честно? - Обратился он к кустам, которые по прежнему бушевали из-за неурядиц во внутренней политике.
Время шло, остров был уже практически обгрызан до основания, а ничего хорошего в жизни не было. Однако начитанный Пауль уже успел порадовать всех рассказом о сезоне дождей, который в тропиках заменяет зиму, сопровождается глобальным потопом и вообще концом света. Обо всем этом Пауль повествовал, в очередной раз возглавляя группу, ищущую еще чего-нибудь, что осталось. При этом он размахивал остатком топора Оливера, напоминая при этом известного сиониста Самсона, который мочил неприятелей ослиной челюстью. Размахивая и повествуя, он запнулся о корень и красиво пролетел вперед, приземлившись головой на ствол. Вакантное место единорога (после того, как прошла травма Тилля) быть таковым перестало. С дерева стало падать нечто. Нечто было немедля подвергнуто ощупыванию, обнихиванию, опробыванию на зуб и как результат - съедению. Флейк с умным видом ходил вокруг да около, и советовал есть не "то", а "это", не зеленые тютельки, а желтые фифочки. Его никто не слушал.
- Отдай! Отдай мне вон то!
- Нет уж, это я съем лично!
- Слушайте, что вы деретесь из-за этого волосатого гуано?
- Не гуано, а гуайява! Гуано под кустом лежит, от куры осталось.
- Сам ты гуайява, это папайя!
- Маракуя!
- Хррргрммм... как йогурт.
- Оо... о-оо... йогурт...
Сладостные гастрономические стоны прерывались урчанием, хрустом и хлюпаньем. Только что тайком сожравший черепаху доктор Лоренц не вмешивался в пищеварительный процесс, с интересом наблюдая за поеданием неопознанных съедобных объектов. Сожранная черепаха привела его в радужное настроение, поэтому он не стал отстаивать свою точку зрения о вредоносности продуктов, которых сторонилась даже птичья часть населения острова. Но Раммштайн сожрали все, что было. Жадный Пауль слопал даже косточки, расколотив их камнем. Ему предлагали использовать для этой цели лоб, но на самом деле страшно завидовали тому, что гитарист такой умный, и полупустые желудки урчали от зависти. Едоки злобно отгоняли от провианта разную обнаглевшую от привольной жизни живность (мух и прочая), не забывая при этом попутно уничтожать этот самый провиант самолично.
Как всегда, справедливость восторжествовала в виде желудочно-кишечного расстройства. И тут же не преминул объявиться ведущий, принявший на этот день облик доброго папочки. Весь он прямо-таки лучился искренней заботой и состраданием, пока его верный спутник, уже окончательно и бесповоротно вошедший в симбиоз с камерой, нарезал круги вокруг страдальцев, со вкусом запечатлевая перекошенные физиономии одинаково-странного цвета. Вдоволь поизображав Отче Всемогущего, Хаи вежливо обратился к лежачей части группы.
- Чего изволите?
- Гошподи... - Сквозь зубы процедил Шнайдер, имитируя ясный камень изумруд. - Врача...
- А вот и нет! Врачи запрещены! - И ведущий разразился безумным смехом птицы марабу, буквально облизывая микрофон от переизбытка чувств.
- В таком случае слово беру я! - Выступил вперед совершенно здоровый а потому очень огорчивший ведущего клавишник.
- Хм... Как? Вы здоровы? - Расстроено спросил Хаи.
- Как бык! - Гордо объявил Флейк.
- Предатель... - Пропыхтел Рихард, делая ползучее движение в сторону Флейка.
- Я не предатель, я бык. - Поправил его тот.
- Выбирайте что-нибудь другое. - Вдоволь нахохотавшись и заплевав микрофон предложил Хаи.
- Марганцовки, - прозвучало из-под ног голосом вокалиста.
- И бумаги побольше! - Пискнул Рихард, сворачиваясь в комочек.
Последней каплей, сломавшей спину верблюда (или это было перышко?) стали злые духи. Злых духов было много, и различались они по степени материальности. К первой и самой безобидной степени относились богатые туристы. Они курсировали неблизко от островка, рассматривая предмет своих мечтаний в телескопы, купленные за бешеные деньги. Понятно, что к этой категории относились богатые дамочки и столь же богатые извращенцы. У извращенцев телескопы были лучше. От бегающих толпами по телу Пристальных Взглядов становилось неуютно, и в конце концов, Раммштайн объявили забастовку. Исходя потом и проклятьями, Хаи спешно договорился с теми самыми товарищами из НИИ космического питания, и они милостиво выделили ему вертолет, взяв за это непомерную плату. Впрочем, платил продюсер, оказавшийся под угрозой повторной высадки на страшный и ужасный остров. Выцарапанный вертолет начал хватать яхты (а как он это делал - коммерческая тайна НИИ) по одной и транспортировать их куда подальше, невзирая на возмущенные крики дам и извращенцев. При этом, НИИ сколотило себе солидный капиталец, потому что за каждую угрозу уронить яхту свысока, туристы не скупясь платили наличными и выписывали чеки.
Вторая степень выразилась в таинственном ночном происшествии, когда на остров выбрались люди в хаки и с мятными резинками в зубах. С явно американским акцентом они предложили Раммштайну перекупиться и уехать на другой остров, находящийся под пратронажем американского правительства. Рихард радостно вякнул что-то о гамбургерах, но под тяжелым взглядом Шнайдера, сопровождавшимся пронзительным шепотом Флейка о холестерине, резво передумал.
- Врагу не сдается наш горный козел... тьфу... гордый Варяг! - Пискнул Пауль в заманчиво шепчущую про Голливуд тьму.
- Вон отсюда... - Прохрипел Оливер, не в состоянии думать ни о чем, кроме тех зарубочек, которые добросовестно делал на стволе пальмы. По зарубочкам выходило, что остается где-то около недели заточения. Риедель справедливо опасался, что при отъезде на другой остров он окончательно потеряет пространственно-временную ориентацию и уже никогда-никогда не вернется в родной каменный Берлин...
- Кыш, кыш... - Миролюбиво закончил Тилль, кидаясь невнятным огрызком органического происхождения.
Американская зараза возмущенно зашипела и убулькала в своем буржуйском направлении, погрузившись на подводную лодку. Под тихие звуки гимна США субмарина скрылась окончательно, оставив на песке следы ботинок 45 размера... Разумеется, субмарина не носила ботинок, но следы остались, это факт. Так же как и обрывки оберток от конфеток, жвачек и прочей дряни.
Третья степень появилась тоже ночью, подведя Раммштайн к следующей стадии нервного срыва. В общем-то, эти злые духи были точной копией предыдущих. Но было одно большое, прямо-таки нагло выпирающее, НО. От них пахло: водкой; субмарина была заправлена: спиртом; акцент был: славянский; предлагали: продаться в контрразведку. Тут уже радостно завякал Пауль, размахивая старинным паспортом неизвестно какого года выдачи и неизвестно откуда взявшимся.
- Товарищ Павлов, доложите обстановку! - Неожиданно по-чекистски скомандовали из толпы злых духов.
Пауль застрочил было какие-то шифровки, но потом спохватился, завопил, что "врешь, не возьмешь, padla!" и кинулся на амбразуру с голыми руками. Его еле-еле выловили и успокоили. Духи, оказавшиеся совсем даже не духами, посетовали на начальство и предложили выпить. Во тьме состоялось примирение двух держав. Бескровно и безболезненно, включая мощные распевки на радость Хаи с оператором, бессменно дежурившим в кустах. Зритель радовался, нолики на швейцарском счету Хаи росли.
Четвертой, и последней степенью, стала действительно пугательная вещь. К тому, что все эти вещи происходят ночью, привыкли как Раммштайн, так и ударно трудившиеся ведущий с оператором. Оливера разбудил плеск воды. Не то, чтобы этот плеск был непривычным, поскольку утлый несколькиярусный шалашик общей площадью 33 квадратных метра находился непосредственно в двух шагах от заливчика... Но был он какой-то странный и внушающий нелегкие тяжкие думы.
- Псст! - Оливер вытянул нижнюю конечность на полтора законных метра и пнул туда, куда дотянулся.
- Аа? Хр! Чево? - Мирно спросили из темноты, прихватывая вторгшуюся конечность малазийским захватом.
- Эй! Пусти! - Все так же свистящим шепотом возмутился басист.
- Малазиечка моя... - невнятно пропели из темноты, видимо, по прежнему находясь в состоянии сна.
- Отпусти, извращенец! - Повысил голос Оливер, и в других углах обеспокоено зашевелились сотоварищи.
- Цыпочка моя атлетическая... - Омерзительно-сладко протянули снизу.
Оливер набрал в грудь воздуха, готовясь поразить своим криком неподготовленные уши товарищей, как вдруг...
- Уааааоооуууугрррыыы! - Доносилось со стороны побережья. - Йяяяхахахауууааа!
- За что дорогая?! - Истошно завопили из тьмы, немилосердно дергая Оливера за пятку.
- Твою... [censored]! - Литературно выразился Оливер, падая на любителя малазиек.
Рихард, поверженный экстремальным басистом на пол, окончательно ошалел и потянул намертво захваченную ногу в рот. Оливер громко выразил свое возмущение, из-за чего проснулись остальные, а голос Пауля с характерными акцентом прогундосил: "20 декабря, запись номер 14..." - после чего неожиданно заткнулся. Поругиваясь и натыкаясь в темноте на свои и чужие части тела, Раммштайн наконец выползли на свежий воздух. В воздухе раздавалось мерное мокрое "шлеп-шлеп" перемежавшееся с дикими воплями. Похолодевший от ужаса Флейк вцепился в верой и правдой служивший ему томик Брема... На обложке готическим шрифтом медленно проступала надпись: "Говард Лавкрафт. Предания безумного араба."
- Ыыы... ыыыы... - Безнадежно затянул погребальную песнь по самому себе клавишник.
- Ыгнемет мне! - Прошептал Тилль, хватаясь руками за что-то.
- Ый! - Пискнуло что-то и брыкнулось обслюнявленной пяткой.
Совершенно нехарактерная для немецкой фонетики буква "Ы" прочно оккупировала сознание Раммштайн, нахально вырываясь наружу при каждом разевании рта. С трудом поборов этот нежеланный звук, каждый поторопился выразить свое мнение по поводу происходящего.
- Ыйети! - Пауль не сумел побороть звук.
- Сепаратисты!
- Содом и Гоморра!
- Ого! - Уважительно сказали остальные, поглядывая на образованного Шнайдера. Теоретик отчаянно зарумянился, как курочка на противне и попытался объяснить, что это все случайно... Ему не поверили.
- Ребята... - Слабо простонал Оливер. - Все нормально. Это же аборигены! Они рыбку глушат. Веслами.
Из-за острова на стрежень... мгм, из-за... в общем, в поле зрения появились красивые каноэ, в которых сидели первобытные граждане с факелами и веслами. Веслами они лупили по воде, а факелами освещали себе путь-дорогу. Подозрительные Раммштайн затаились в кустах, наблюдая. Периодически издавая дикие вопли, аборигены подплывали ближе. Ритуально разрисованные лица были до странности угрожающими. У кого-то опять вырвалось "Ы", когда на шее одного из главных обнаружилось этническое украшение в виде ожерелья из заботливо отполированных черепушек, жутко напоминавших человеческие.
- Блин... - Выразил общий настрой Рихард. - Нас же съедят...
И всем сразу представился эдакий воспитанный в Кембридже и Оксфорде король Нгайнайото Лулупамма - во фраке, в начищенных туфлях и в набедренной повязке - с безукоризненным английским произношением и ослепительной улыбкой. И как этот Нгайнайото аристократически, аккуратно разрезает серебряным ножиком и цепляет на серебряную вилочку лакомый кусочек экзотического блюда под названием "Rammstein в собственном соку, под соусом из Брема". Флейк вцепился в мутирующий томик, готовясь расстаться со своей жизнью подороже. На его челе была начертана неукротимая решимость передовика производства перед соцсоревнованием.
- Ты видишь, Андерс, видишь?! - Исходя слюнями пихался в соседних кустах ведущий. - Это же охотники за головами!
- Матрица фиксирует все, мистер Федерес, - успокаивающе бормотал оператор, подкручивая что-то на своем аппарате.
- Ну так пусть она фиксирует быстрее! - Дернул носом Хаи. - Дорогие телезрители... бла-бла-бла... какая мужественность... где моя речь?
На следующее утро островитянским собранием было решено раз и навсегда покончить с этим унизительным времяпрепревождением.
- У меня пропадет голос! - Демонстративно сипел и хрипел Тилль.
- А меня замучает аллергия.
- А меня съедят комары.
- А я хочу к девушкам.
- А я... а я... А я знаю как сбежать!
С немым изумлением и восторгом Раммштайн воззрились на Флейка. Крайне довольный повышенным вниманием к своей персоне, Флейк начал популярно объяснять, что он знает где находится базовая яхта и как до нее добраться. С неменьшим восторгом было принято предложение Пауля оставить Хаи и Ко подпорченный катер, а самим уплыть восвояси. И с неменьшим же возмущением был отвергнут план Тилля взять двух этих недостойных субъектов в заложники.
- Много жрут! - Высказался прожарившийся на солнце клавишник.
- Гм? - Высказался Тилль.
- Единогласно! - Подпрыгнул на метр басист.
Еще через парочку часов, Тилль, как самый квалифицированный плывун, был отправлен задворками на захват яхты. Остальные с независимым видом расположились под излюбленной пальмой, прикармливая по-прежнему дичившуюся макаку. Последняя плевалась и верещала, но ела охотно. Шнайдер пустил прочувствованную слезу, вспомнив покинутую кошку, сплавленную сестричке. Предаваясь блаженным и ностальгическим воспоминаниям, он ничего не замечал, пока его не ткнули в бок острым локтем. Прямо по курсу наблюдалась неизменная парочка. Шнайдер в очередной раз поставил мысленный крестик в своей теории и приготовился к выступлению.
- А где ваш товарищ по несчастью? - Осведомился бодрый и свежий ведущий, пахнущий хорошим одеколоном.
- Знаете, а мы его съели! - Уведомили его грязные и неумытые Раммштайновцы, пахнущие неизвестно чем.
- Т-то есть как это съели? - Побледнев до нежно-голубого цвета и заикаясь, спросил ведущий.
- Ртом! - Популярно разъяснил Пауль и оскалил острые зубы.
От страха ведущему померещились свисающие остатки одежды между зубов освоившегося в тропических условиях немца.
- В-вы что, с ума сошли? - Задал он глупый риторический вопрос.
Остальные ничего не ответили и только выжидательно скалились.
- Кто вам петь-то будет? - Уже с ноткой истерики в голосе поинтересовалась звезда шоу-бизнеса, во второй раз за этот месяц мысленно подписывая собственное завещание.
- Я не знаю, - пожал плечами Флейк, нежно поглаживая готового к дороге Брема. - А может Оливер?
Оливер жизнерадостно высказался, что он может, и даже попытался. Мокрый Тилль, ломавший голову над мудреной системой управления яхтой аж перекосился по диагонали и тут же нашел нужную кнопочку. Следующая кнопочка оповестила островитян воем сирены о том, что операция "Захват-6" прошла успешно.
- Что происх... - Начал Хаи и тут же был повержен на бренную землю, удостоившись зрелища одновременно десяти подошв, перепрыгнувших через него и устремившихся к берегу. В качестве одиннадцатой подошвы двух коллег огрели упакованные томики Брема. Достигнув берега, подошвы немедля трансформировались в ласты и начали спринтерский заплыв к вожделенной яхте, где на капитанском мостике виднелась мокрая, но гордая фигура вокалиста.
- Стойте, негодяи! - Заорали с берега в два голоса, устремляясь к замаскированной моторной лодке. - Вернитесь сейчас же!
- Хрен тебе, без кокосового масла! - Отвечали с капитанского мостика.
- Ну ничего-о... - Бормотал Хаи себе под нос, спотыкаясь о ноги оператора и отчаянно заводя мотор. - Я вам сейчас устрою!
Мотор закашлял, зачихал и завелся, плюясь маслянистым дымом и распугивая только-только возвратившуюся с Ледовитых каникул живность. Средство преследования начало медленно, но верно набирать скорость.
- Мы назовем этот кусочек "Героической погоней"! - Встал в Наполеоновскую позу Хаи, управляя лодчонкой.
- Артиллерия, пли! - Послышалось с яхты голосом Шнайдера.
"БУМ!" - Сказал здоровенный кокос, попав точно в центр утлого челна, влачимого силой мотора.
"БУЛЬ!" - Сказала лодка и решила переквалифицироваться в подлодку
"КРЯК" - Сказала камера, решительно отказываясь служить в таких отвратительных условиях.
"...!" - На два голоса выразились горе-бизнесмены, отчаянно загребая к берегу, чем несколько огорчали оклемавшихся после Паульского ядохимиката акул.
Последним, что запечатлело всевидящее око камеры, были радостно демонстрируемые с борта яхты отставленные средние пальцы.
Эпилог:
- Ну что? Теперь будем сидеть тут, питаться крабами и коксами? Ай! Проклятое комарье...
- Не будем... Чхи! У меня остался телефон НИИ Космического Питания. И мобильник есть. Сейчас все устроим...
- Звони быстрее! Меня дома жена ждет!
- Сейчас-сейчас... Так, что-то не получается. Сейчас посмотрю. Ой...
- Что?
- Батарейка села...
- Гррр!
Количество комментариев: 12 [ добавить комментарий ] [ распечатать ] [ в начало ]
|
|
